Дик Френсис - Фаворит
– Цветы – это идея дяди Джорджа, – сказала она. – Я было заикнулась, что цветы – это уж очень похоже на похороны, но он чуть со смеху не лопнул, так это ему показалось забавно. Я, по правде говоря, не видела в этом ничего смешного, особенно когда позвонила миссис Дэвидсон и сказала, что до похорон и вправду было рукой подать.
– Ерунда, – сказал я. – Сцилла преувеличивала. И ваша это была идея или дяди Джорджа, все равно спасибо за цветы.
– Наверно, я должна была послать лилии, а не тюльпаны, – засмеялась Кэт.
– В следующий раз вы сможете прислать лилии, – сказал я, наслаждаясь звуками ее неторопливого, чудесного голоса.
– Господи боже мой! Неужели будет еще следующий раз?
– Теперь уж непременно, – сказал я весело.
– Ну что же, – сказала Кэт, – я оставлю постоянный заказ на лилии в цветочном магазине.
– Я люблю вас, Кэт, – сказал я.
– Должна признаться, – радостно ответила она, – приятно слышать, когда люди это говорят.
– Люди? Кто это еще говорил? Когда? – спросил я, боясь худшего.
– Ну, – сказала она после крошечной паузы, – правду сказать, это говорил Дэн.
– О!
– Не ревнуйте, – сказала она. – Вот и Дэн такой же. Он тоже делается мрачным, словно гроза, когда слышит ваше имя. Вы оба совсем мальчишки.
– Так точно, мадам, – сказал я. – Когда я увижу вас?
Мы условились встретиться в Лондоне, и, прежде чем она повесила трубку, я еще раз сказал, что люблю ее. Я уже собирался повесить трубку, когда вдруг услышал в телефоне совершенно неожиданный звук – короткое хихиканье. Мгновенно подавленное, но совершенно определенное хихиканье.
Я знал, что она уже повесила трубку, но я сказал в немой телефон перед собой:
– Подождите минутку, Кэт, я... э... хочу вам кое-что прочесть... Из газеты. Подождите, я сейчас найду.
Я положил трубку на стол, осторожно вышел из гостиной и поднялся по лестнице наверх, в спальню Сциллы.
Там они и стояли, негодяи, сбившись в Преступную шайку возле отводной трубки: Генри прижимал трубку к уху, Полли наклоняла голову поближе к нему, а Уильям серьезно глядел на них, открыв рот. Все трое были в пижамах и халатах.
– Ну, и чем вы, по-вашему, занимаетесь? – сказал я сурово.
– Ох, черт! – сказал Генри, роняя трубку на постель, словно она обожгла ему руки.
– Аллан! – сказала Полли, густо покраснев.
– Давно вы подслушиваете? – спросил я.
– По правде говоря, с самого начала, – сказала Полли смущенно.
– Генри всегда подслушивает, – сказал Уильям, явно гордясь своим братом.
– Заткнись, – сказал Генри.
– Вы маленькие негодяи, – сказал я. Уильям казался обиженным.
– Но Генри всегда подслушивает, – повторил он. – Он всех подслушивает. Он все проверяет, ведь это же хорошо? Генри все время всех проверяет, правда. Генри?
– Заткнись, Уильям, – сказал Генри, красный и злой.
– Значит, Генри всех проверяет? – сказал я, сердито нахмурив брови.
Генри смотрел на меня, пойманный, но не раскаивающийся.
Я подошел к ним, но проповедь на тему о святости личных тайн, которую я собирался им произнести, внезапно вылетела у меня из головы. Я остановился, осененный догадкой.
– Генри, сколько времени ты подслушиваешь чужие разговоры по телефону? – спросил я кротко. Он настороженно посмотрел на меня.
– Да уже порядочно, – сказал он наконец.
– Дни? Недели? Месяцы?
– Века, – сказала Полли, приободрившись, заметив, что я больше не сержусь.
– Ты когда-нибудь подслушивал разговоры отца? – спросил я.
– Часто, – ответил Генри.
Я замолчал, изучая этого славного, смышленого малыша. Ему было, только восемь лет, и я отдавал себе отчет в том, что, если он знает ответы на вопросы, которые я ему собирался задать, он все поймет, и это вечным ужасом останется у него на всю жизнь.
– Твой отец никогда не разговаривал с человеком, у которого вот такой голос? – Я произнес хриплым полушепотом: «Кто у телефона? Майор Дэвидсон?»
– Слышал, – ответил Генри без колебания.
– Когда это было? – спросил я, стараясь сохранить спокойствие. Это мог быть тот самый разговор, о котором Билл упомянул вскользь как о шутке и смысл которого тогда не дошел до Пита.
– Это был последний папин разговор, который я слушал, – сказал Генри деловым тоном.
– А ты помнишь, что говорил этот голос? – спросил я, заставляя себя говорить спокойно и мягко.
– Ну да, это была шутка. Это было за два дня до того, как папа разбился, – просто сказал Генри. – Мы как раз шли спать, вот как сейчас. Зазвонил телефон, я подкрался сюда и стал слушать. Этот человек со странным голосом и говорит: «Вы будете в субботу скакать на Адмирале, майор Дэвидсон?» И папа сказал, что будет, – Генри замолчал, а я ждал в надежде, что он вспомнит остальное. Он зажмурился, стараясь сосредоточиться, потом продолжал:
– Дальше человек вот таким голосом сказал: «Вы не должны выиграть на Адмирале, майор Дэвидсон». – Генри изобразил, как хрипел голос. – Тут папа засмеялся, а человек говорит: «Я заплачу вам пятьсот фунтов, если вы обещаете мне, что не выиграете». А папа сказал; «Идите к черту», – и я чуть не захохотал, потому что он всегда говорил мне, что так выражаться нельзя. Тогда шепчущий человек сказал, что не хочет, чтобы Адмирал выиграл, и что Адмирал упадет, если папа откажется не выигрывать, а папа сказал: «Вы, наверно, сумасшедший», – и положил трубку, и я выскочил обратно в мою комнату, чтобы, если папа поднимется, он не увидел, что я подслушиваю.
– Ты что-нибудь говорил об этом отцу? – спросил я.
– Нет, – ответил он честно. – В этом главная трудность, когда подслушиваешь. Нужно быть очень осторожным, чтобы не выдать, что ты слишком много знаешь.
– Да, понимаю, – сказал я, стараясь не улыбнуться. Потом я увидел, как в глазах Генри что-то мелькнуло, когда он осознал значение того, что он слышал. Он сказал быстро:
– Значит, это была не шутка?
– Нет, не шутка, – ответил я.
– Но этот человек, он ведь не мог подстроить, чтобы Адмирал упал? Не мог же?.. Ведь не мог? – Генри отчаянно хотел, чтобы я успокоил его. Его глаза были широко раскрыты, он начал понимать, что слышал голос человека, который был причиной смерти его отца. И хотя он должен был когда-нибудь узнать о мотке проволоки, я подумал, что сейчас не нужно ему об атом говорить.
– По правде сказать, я не знаю. Не думаю – спокойно солгал я.
Но глаза Генри слепо смотрели на меня, словно он видел что-то ужасное внутри собственного существа.
– Ничего не пойму, – сказала Полли. – Не пойму, почему Генри так расстроился? Кто-то сказал папе, что не хочет, чтобы он выиграл, но это же не причина так раскисать, Генри.
– А что, Генри всегда все помнит? – спросил я Полли. – Ведь это было месяц назад.
– Ну, не всегда, – сказала Полли, – но он никогда не выдумывает.
И я знал, что это была правда. Генри никогда не лгал. Он сказал упрямо:
– Я не понимаю, как он мог это подстроить? Я был рад, что это открытие заняло рассудок ребенка, а не навалилось ему всей тяжестью на душу. Может быть, я не так уж ранил его, заставив понять, что он услышал.
– Иди спать и не беспокойся об этом. Генри, – сказал я, протягивая ему руку. Он сжал ее и, что было совсем не свойственно мальчику, долго не отпускал. Я отвел его в детскую.
Глава 10
На следующее утро, когда я одевался со скоростью черепахи, внизу, у входной двери, позвонили, и Джоан пришла сказать, что меня хотел бы видеть какой-то инспектор Лодж, не приму ли я его.
– Скажите ему, я спущусь, как только смогу, – отвечал я, отчаянно стараясь натянуть сорочку на забинтованные плечи. Я застегнул большинство пуговиц, на галстук меня просто не хватило.
Повязки панцирем сдавливали грудь, до головы нельзя было дотронуться, кожа, черная от синяков, саднила, я плохо спал и был в скверном настроении. Три таблетки аспирина вместо завтрака ничуть не помогли.
Оставалось надеть носки. Я попытался сделать это единственной действующей рукой, но обнаружил, что достать ноги рукой можно, лишь согнувшись, а у меня это не получалось. Обозлившись, я зашвырнул носки в угол комнаты. В больнице мне помогла одеться белозубая сиделка. Из упрямства я не стал обращаться за помощью к отцу.
Созерцание в зеркале распухшего, желтого, небритого лица не улучшило настроения. Замечание Генри о пришельце из космоса было не так далеко от истины. Я еще задержался, чтобы почесать зудевший шов на щеке, кое-как соскреб электробритвой самую густую щетину, наспех пригладил волосы щеткой, сунул босые ноги в шлепанцы. В один рукав моей домашней куртки я еще кое-как пролез, другую полу просто набросил на плечо и осторожно зашаркал вниз по лестнице.
Надо было видеть лицо Лоджа, когда он поднял на меня глаза, – хоть картину рисуй.
