Дик Френсис - Фаворит
Мы закончили первый круг без происшествий, хлюпая по мокрому полю. Оставалось пройти еще примерно милю, когда уже на противоположной прямой я услышал за собой удары копыт. И я обернулся. Большинство всадников шло плотной группой далеко позади, по двое нагоняли меня с большим упорством, и теперь они почти поравнялись с Палиндромом.
Я подбодрил его, и он отозвался немедленно, так что мы легко оторвались от преследователей примерно на пять корпусов.
Никто не перешел дорожку за препятствием.
Я не видел никакой проволоки.
И все-таки Палиндром задел ее.
Если б не эти двое, нагонявшие нас, я не стал бы подбадривать Палиндрома. Я почувствовал, как что-то рывком ударило по ногам Палиндрома, когда мы поднялись над последним барьером на противоположной прямой, и я вылетел из седла, как пуля. Пока я катился по земле, другие лошади взяли препятствие. Они, конечно, не налетели бы на человека, лежащего на земле, если б могли избежать этого, но в данном случае, как мне потом рассказывали, они должны были обогнуть Палиндрома, пытавшегося подняться на ноги, и я оказался на пути.
Подковы лошадей били по моему телу. Один удар пришелся мне по голове, шлем треснул и слетел. Миновали шесть секунд бьющего, терзающего хаоса, в течение которых я не мог ни думать, ни двигаться – я мог только чувствовать.
Потом все кончилось. Я лежал на мокрой траве, бессильный и онемевший, не способный не только приподняться, но даже пошевелить рукой. Я лежал на спине, ногами к препятствию. Дождь бил мне в лицо и стекал по волосам, и капки так сильно ударяли по векам, что было трудно открыть глаза, будто на веки навалили тяжесть. И все-таки сквозь приоткрытые с трудом веки я увидел человека у препятствия.
Он не шел ко мне на помощь. Он лихорадочно быстро сматывал кусок проволоки, двигаясь с поля на бровку. Когда, он дошел до столба у бровки, он сунул руку в карман плаща, вытащил какой-то инструмент и перекусил проволоку в месте, где она была прикреплена – на восемнадцать дюймов выше препятствия. На этот раз он не забыл свои кусачки! Окончив работу, он надел моток проволоки на руку и повернулся ко мне.
Я узнал его.
Это был шофер лошадиного фургона.
Все краски вдруг померкли. Мир стал серым, как плохо отснятый фильм. Серой была зеленая трава, серым было и лицо шофера...
Серым был и еще один человек у препятствия, который теперь двинулся по направлению ко мне. Его я тоже знал, и это был не шофер такси. Я так обрадовался, что теперь я не один в борьбе против водителя фургона, что чуть не заплакал от облегчения. Я пытался обратить его внимание на проволоку – на этот раз у меня был свидетель. Но слова, проносившиеся в моем мозгу, никак не шли с языка. И гортань и язык были точно скованы.
Он подошел ближе, остановился надо мной и наклонился. Я хотел улыбнуться и сказать «хелло», но ни один мускул лица не двигался. Человек снова выпрямился.
Обернувшись, он через плечо крикнул шоферу:
– Он без сознания! – и снова повернулся ко мне. – Любопытный ублюдок! – сказал он и ударил меня ногой. Я слышал, как треснули ребра, и почувствовал острую боль в боку. – Может быть, это научит его не совать нос в чужие дела! – Он ударил еще раз. Мой серый мир потемнел. Я почти потерял сознание, но даже в этот страшный миг какая-то часть мозга продолжала работать, и я понял, почему служитель не пересек скаковую дорожку, когда натягивал проволоку: ему этого не нужно было делать. Он и его сообщник стояли на противоположных сторонах дорожки и натянули ее с двух концов.
Я увидел, как нога поднялась в третий раз. Мне, при моем расщепленном сознании, показалось, что прошли часы, пока она опускалась к моим глазам, становясь все больше и больше, пока не заслонила от меня весь остальной мир.
Глава 9
Сначала вернулся слух. Он вернулся внезапно, как будто кто-то повернул выключатель. Секунду тому назад никакие впечатления из внешнего мира не могли проникнуть сквозь кипевшие в моем мозгу разрозненные обрывки слов, которые, должно быть, очень давно крутились в голове, а в следующее мгновение я лежал в тихом мраке и каждый звук остро и ясно отдавался у меня в ушах.
Женский голос сказал:
– Он все еще без сознания.
Я хотел ответить, что это неправда, и не мог.
Я слышал звуки. Свисты, шорохи, треск, бормотание отдаленных голосов, рокочущий грохот спущенной воды и как она, мерно журча, снова набирается в бачок. Я прислушивался к ним, просто чтобы слышать.
Через какое-то время я понял, что лежу на спине. Руки и ноги, когда я начал ощущать их, были словно свинцовые и тупо болели, а на веках лежали гири в несколько тонн весом.
Я стал размышлять, где я. А немного погодя – кто я. Я не мог ничего вспомнить. Это оказалось мне не под силу, и под конец я заснул.
Когда я снова очнулся, я увидел, что лежу в полумраке в комнате, туманные очертания ее стали постепенно проясняться. В углу стоял умывальник, рядом – столик, накрытый белой салфеткой, и кресло с деревянными ручками, справа было окно, а прямо передо мной – дверь. Голая, казенная комната.
Дверь открылась, и вошла сиделка. Она посмотрела на меня с веселым удивлением и улыбнулась. У нее были красивые зубы.
– Хелло! – сказала она. – Ожили? Как вы себя чувствуете?
– Отлично, – сказал я, но получился какой-то слабый шепот, и то, что я сказал, было явной неправдой.
– Вам удобно лежать? – спросила она, взяв мою руку и щупая пульс.
– Нет, – сказал я, перестав притворяться.
– Я пойду и скажу доктору Митчему, что вы пришли в себя. Он, наверно, захочет осмотреть вас. Я сию минуту.
Она записала что-то на карточке, лежавшей на столе, еще раз широко улыбнулась мне и исчезла за дверью.
Значит, я в больнице. Но я все еще не имел ни малейшего представления о том, что случилось. Может быть, меня переехал паровой каток? Или растоптало стадо слонов?
Доктор Митчем разрешил только воловину загадки.
– Почему я здесь? – спросил я его хриплым шепотом.
– Вы упали с лошади, – сказал од.
– А кто я такой?
Услышав этот вопрос, он постучал по зубам кончиком карандаша и несколько секунд пристально смотрел на меня. Это был еще молодой человек с грубоватыми чертами лица, пушистыми, уже редеющими белокурыми волосами и умным, ясным взглядом светло-голубых глаз..
– Думаю, что будет лучше, если вы вспомните это сами. Убежден, что это вам вскоре удастся. Не тревожьтесь об этом. Не тревожьтесь вообще ни о чем. Просто отдыхайте, и память вернется. Если и не сразу – этого ожидать трудно, – то постепенно, по крохам вы вспомните все, кроме, может быть, самого падения.
– А что со мной, в сущности? – прохрипел я.
– У вас сотрясение мозга. Что же касается остального... – Он окинул меня взглядом с головы до ног. – Сломана ключица. Надтреснуты четыре ребра, очень много ушибов.
– Слава богу, ничего серьезного, – с трудом выдавил я.
Он разинул рот от изумления, но тут же, расхохотался.
– Конечно, ничего серьезного! Такой уж вы народ, все одинаковые. Совсем сумасшедший народ!
– Кто «мы»? – спросил я.
– Неважно, скоро вы все вспомните, – сказал он. – Усните, если сможете, а когда проснетесь, вы будете знать гораздо больше.
Я последовал его совету, закрыл глаза и погрузился в сон. Мне снилось, что я слышу хриплый голос, исходящий из вазы с красными и желтыми крокусами, который шептал какие-то угрозы и довел меня до того, что мне захотелось заорать и ринуться куда-нибудь от него, но я тут же понял, что это мой собственный шепот, и крокусы превратились в густые зеленые леса с алыми птицами, мелькающими в тенистом полумраке. Потом мне показалось, что я где-то высоко в воздухе и, силясь что-то разглядеть, все больше и больше наклоняюсь и наконец падаю...
На этот раз я произнес вполне осмысленные слова:
«Я упал с дерева». Я знал, что со мной это случилось в детстве.
Теперь я явственно услышал голос и открыл глаза. Рядом стоял доктор Митчем.
– С какого дерева? – спросил он.
– В лесу, – сказал я. – Я ударился головой, а когда очнулся, отец стоял, на коленях, возле меня.
Опять справа от меня раздалось восклицание. Я повернул голову, чтобы взглянуть.
Он сидел там, загорелый, крепкий, изысканно одетый, в сорок шесть, лет выглядевший совсем еще молодым человеком.
– Эге! Здравствуй! – сказал я.
– Вы знаете, кто это? – спросил доктор Митчем.
– Мой отец.
– А как вас зовут?
– Аллан Йорк, – ответил я не задумываясь, и память вернулась сразу. Я вспомнил все, что происходило до того утра, когда я отправился на Бристольские скачки. Я помнил даже, как был на пути туда, но что случилось после этого, было по-прежнему скрыто непроницаемой завесой.
– Как ты сюда попал? – спросил я отца.
– Я прилетел. Миссис Дэвидсон позвонила мне и сказала, что ты упал и теперь в больнице. Я решил, что надо бы поглядеть на тебя.
