Найо Марш - Смерть в день рождения

— Такая же ситуация и с мистером Темплетоном, и мистером Дейкерсом. Каждый из них, независимо от другого, показал, что они находились в кабинете вместе. Не знаю, что вы думаете по этому поводу, мистер Аллейн, но я склонен верить их словам.

— Я тоже. Полностью.

— Если мы это принимаем, то остается предположить, что все было проделано уже после того, как начали съезжаться гости. Дальше. До начала скандала в оранжерее все три джентльмена были в комнатах для приема. Полковник сопровождал мисс Беллами. Мистер Темплетон тоже был рядом с ней и принимал гостей, а мистер Дейкерс поджидал молодую леди.

— И более того, около лестницы вертелся фоторепортер, а кинооператор расположился на ступеньках. К тому же, у задней лестницы был устроен дополнительный бар, где постоянно находился слуга. Он видел, что наверх проходили только Флоренс и Нинн. Ну и какие же возможности у нашего подозреваемого?

— Значит, — начал Фокс, — или одна из этих женщин все проделала…

— Но когда? Вы хотите сказать, до того, как они встретились на площадке перед спальней и подслушали знаменитую сцену?

— Полагаю, что так. Да. Пока фотограф делал снимки.

— Да?

— Если не они, то кто-то еще мог подняться наверх раньше.

— Но опять возникает вопрос: когда? Это могло произойти после того, как убрали киноаппаратуру, и до того, как миссис Темплетон вышла в холл, где ее фотографировали с Дейкерсом. До того, как она поднялась с ним к себе.

— Тогда нам остается только время, когда внесли именинный торт и произносили речи. Думаю, что именно тогда кто-нибудь и мог проскользнуть наверх.

— Когда все внимание было обращено на говоривших и лестница была свободна? Пожалуй. Я тоже так думаю. Но послушайте, Фокс. Этому субъекту вряд ли удалось бы все обстряпать в спальне за один раз. Я склоняюсь к мысли, что он посетил спальню еще раз по крайней мере, а скорее всего два раза. Один раз до, а второй раз уже после смерти. Замести следы. Если я не ошибаюсь, там было что заметать.

— Господи! — воскликнул Фокс с невольной горячностью. — Куда вы клоните, мистер Аллейн? И без того здесь все зубы обломаешь, а вы еще усложняете. Что у вас за мысль?

— Если моя мысль чего-нибудь стоит, то все станет намного проще. Намного.

Аллейн поднялся.

— Знаете, дружище Фокс, — начал он. — Я вижу только одно объяснение, которое на самом деле подходит. Смотрите, что нам навязывают. Самоубийство? Покинуть гостей, уйти к себе в спальню и опрыскать себя ядом до смерти? Никто не верит в эту версию. Я тоже. Несчастный случай? Мы уже говорили: тут не вяжется вот что — во-первых, неуместность ее садоводческих порывов во время приема, а во-вторых, характер пятен. Убийство? Хорошо. Но какие присяжные поверят, как их ни убеждай, что жертва спокойно стояла в то время, как ей обрабатывали лицо — сначала издалека, а потом и вблизи. А защита просто посмеется над нами. Но если, как надеюсь, я иду по верному следу, то моя версия, подтверждая убийство, все расставляет по своим местам. Слушайте: я вам сейчас изложу, а вы посмотрите, где в моих построениях слабые места.

Фокс бесстрастно выслушал сжатое перечисление доказательств, задумчиво переводя взгляд с аэрозольного баллона на флакон и пульверизатор.

— Да, — произнес он, когда Аллейн кончил. — Да. Концы с концами сходятся, мистер Аллейн. В самый раз. Единственный малюсенький недостаток, что у нас практически нет вещественных Доказательств.

— У нас есть пока это, — ответил Аллейн, показывая на расставленные на столе предметы. — Но если мы в ближайшие полчаса не найдем ничего другого, нам придется туго.

— Мотив?

— Мотив неизвестен. Может, вдруг выплывет. Будем надеяться на случай, Фокс. На случай, старина.

— Что предпримем далее?

— Я предпочел бы тактику шока. Как я понимаю, их всех загнали в столовую?

— Всех, кроме мистера Темплетона. Он все еще в кабинете. Когда я заглядывал, они ужинали. Он распорядился. Холодная куропатка, — с легкой мечтательностью добавил Фокс. — Скажу вам, довольно напрасные хлопоты, ни у кого там, кажется, нет большого аппетита.

— Посмотрим, — безжалостно проговорил Аллейн, — не появится ли у них аппетит при виде этого.

И он показал на расставленные перед ним три вещественных доказательства.

3

Рози Кавендиш, оттолкнув от себя тарелку, решительно обратилась к своим сотрапезникам.

— У меня, — заявила она, — ощущение полной нереальности происходящего. И чувство это — не из приятных, — она осмотрела по очереди сидящих за столом. — Почему мы не скажем, что у нас у всех на уме? У каждого душа уходит в пятки, но все делают вид, что ничего не замечают. А я так не могу. Больше ни минуты не выдержу. Я — женщина болтливая и хочу разговаривать.

— Рози, — проговорил Тимон Гантри, — дорогая, ты вечно сбиваешься с ритма.

— А я думаю, что Рози права, — грустно возразил ему Берти Сарасен. — Я хочу сказать, что все мы просто ошеломлены, а что касается меня, то я и напуган. Но какой прок от того, что мы ведем себя так, будто сидим в склепе? Разве это поможет? А кроме того, это так изнурительно. Дикки, дорогой мой, пойми меня правильно. В душе мы чувствуем все, что положено. Но про свою я добавлю, что она действительно у меня в пятках.

Ричард, шептавшийся с Анелидой, взглянул на него:

— Конечно, почему бы и не завести разговор, — сказал он, — если вы можете придумать что-нибудь, хотя бы отдаленно напоминающее нормальную беседу.

Уорэндер бросил на него быстрый взгляд.

— Конечно, — согласился он. — Полностью поддерживаю.

Ричард даже не посмотрел в его сторону.

— И ненормальный разговор будет лучше, чем это удушающее молчание, — заметила Рози.

— Тогда давайте взглянем правде в лицо, — с облегчением начал говорить Берти. — Нас всех загнали сюда в… — он замялся, — в эту общую камеру не просто из-за капризов полиции. Так?

— Так, Берти, — подтвердила Рози. — Так.

— Под бдительное наблюдение, — добавил Берти. — Сержант Филпот, вы не против того, что я говорю?

Филпот отозвался со своего поста в дальнем конце комнаты:

— Совсем не против, сэр, — и украдкой начал нащупывать свою записную книжку.

— Спасибо, — сердечно поблагодарил его Берти.

Вошли Грейсфилд и горничная. Пока они убирали со стола, царило мертвое молчание. После их ухода Берти начал снова:

— Господи! — воскликнул он. — Неужели не ясно, что все мы, за исключением Анелиды, находимся под подозрением в том, что ни один из нас не хочет назвать своим именем?

— Я это понимаю, — заявила Рози. — И если не скажу об этом, то взорвусь точно гейзер.

— Нет, милая, не взорвешься, — решительно вмешался Гантри. Он сидел рядом с Рози и смотрел на нее, склонив набок голову. — Ты будешь паинькой и не начнешь говорить глупости, которые могут завести далеко. Сейчас не время для этого.

— Тимми, дорогой, я очень сожалею, но вынуждена тебя ослушаться, — с отважным видом запротестовала Рози. — В театре я никогда бы не позволила себе этого, но за его стенами, да еще под угрозой обвинения в убийстве — да! Вот я и произнесла это! — воскликнула она. — Убийство! Вам не стало от этого легче?

Берти Сарасен сразу же ее поддержал:

— Молодец, дорогая. Намного легче.

Анелида заметила, как Тимон Гантри и полковник Уорэндер одновременно посмотрели на Филпота, а потом обменялись взглядами с видом людей, привыкших к власти, но очутившихся в ситуации, которую не в силах контролировать.

— Хорошо, — продолжала Рози. — Полиция считает, что Мэри убили. Возможно, они думают, что это сделал один из нас. Как ни чудовищно, но похоже, что это и есть их версия. Вопрос в том, согласен ли с ней кто-нибудь из вас?

— Я не согласен, — решительно ответил Берти. Взглянув на сервировочное окно, он понизил голос и смущенно добавил: — В конце концов, мы здесь не одни.

— Если ты имеешь в виду слуг… — сердито начал Ричард.

— Никого конкретно я не имею в виду, — поспешно начал оправдываться Берти.

— То это совершенно невероятно.

— А для меня здесь все совершенно невероятно, — сказала Рози. — Я не могу, не хочу и никогда не поверю, что это может быть кто-то из присутствующих в доме.

— Абсолютно нелепое предположение, — громко произнес Уорэндер. — Аллейн слишком дает себе волю. — Он посмотрел на Ричарда и, слегка поколебавшись, спросил с видимым усилием: — Ты согласен?

Не поворачивая головы, Ричард ответил:

— Полагаю, он знает, что делает.

Опять наступило молчание, прерванное Тимоном Гантри:

— Я думаю, что это ужасно тяжело для Чарльза Темплетона.

Анелида увидела, как на лицах у всех появилось виноватое выражение, будто им стало стыдно, что они совсем забыли о Чарльзе. Послышались смущенные и сочувствующие возгласы.