Гастон Леру - Тайна Желтой комнаты
— Они вам что-нибудь объясняют?
— Все.
— И невероятное убийство сторожа тоже?
— Да, только это убийство теперь является вполне объяснимым. Обходя утром замок, я нашел две цепочки ясных следов, отпечатки которых были сделаны этой ночью одновременно, рядом друг с другом. Понимаете? Похоже на то, что люди, которые их оставили, шли рядом и мирно беседовали между собой. Если бы они двигались один за другим, то следы несомненно «наступали» бы друг на друга, а этого нигде нет. Эти двойные следы ведут от середины основного двора к дубовой роще. Уставившись на эти следы, я вышел со двора, и тут ко мне присоединился Ларсан, заинтересовавшийся моими действиями. Вообразите! Мы обнаружили отпечатки следов из Желтой комнаты: грубые и элегантные. Но тогда они встречались друг с другом у пруда, чтобы затем исчезнуть, мы еще с Ларсаном подумали, что человек просто сменил здесь свою обувь. Здесь же следы мирно путешествуют рядышком. Это поколебало мою прежнюю уверенность. Я достал из бумажника вырезанные мною раньше контуры следов, и мы с Ларсаном склонились над этими отпечатками, как две ищейки, идущие по следу.
Первый контур полностью соответствовал старым башмакам дядюшки Жака, которые нашел Ларсан. Второй, элегантный, контур также подошел к имеющимся следам, но с небольшим отличием у носка. Я бы не решился утверждать, что эти следы принадлежали одному и тому же человеку, но ведь он мог просто надеть другие туфли.
Вернувшись в основной двор, мы расстались, но через несколько минут снова столкнулись, и как вы думаете, где? Перед дверьми дядюшки Жака! Мы нашли старого слугу в постели и сразу заметили, что вся его одежда, небрежно брошенная на стул, находится в плачевном состоянии, а уже знакомые нам башмаки промокли и заляпаны грязью.
Когда старик бегал за фонарем и помогал нам переносить тело сторожа в вестибюль, дождя не было, значит, и промокнуть в это время он не мог. Зато дождь шел до и после.
На старика было просто жалко смотреть: лицо изможденное, глаза моргают и таращатся на нас с ужасом. Сперва он заявил нам, что сразу же уснул после прихода доктора, за которым ходил дворецкий. Но мы быстро доказали ему, что это ложь, и в конце концов старик сказал, что у него разболелась голова и, решив проветриться, он прогулялся до дубовой рощи и обратно. Тогда мы так подробно описали его прогулку, как будто шли рядом. Бедняга стремительно вскочил с постели:
— Так, значит, вы его тоже видели? — спросил он дрожащим голосом.
— Кого? — удивился я.
— Черный призрак!
Затем дядюшка Жак рассказал нам, что уже несколько ночей подряд он замечал в парке черный призрак, который появлялся около двенадцати и скользил вдоль деревьев с невероятным проворством. Два раза, увидев призрак через окно, дядюшка Жак поднимался и преследовал это странное явление. Позавчера он чуть было не догнал его, но призрак пропал возле угла башни. Наконец, этой ночью, не в силах заснуть после только что разыгравшегося нового преступления, он вышел из комнаты и внезапно увидел черный призрак посреди основного двора.
Сперва старик следил за ним издали, затем с более близкого расстояния. Так они обошли дубовую Рощу, пруд и оказались возле дороги на Эпиней — там призрак неожиданно пропал.
— Вы не видели его лица? — спросил Ларсан.
— Нет, мне удалось разглядеть только какую-то черную вуаль.
— И вы не бросились на него после того, что произошло в галерее?
— Не мог, — ответил старик, — я был настолько испуган, что с трудом заставил себя следовать за ним в некотором отдалении.
— Вы не следовали за ним, дядюшка Жак, — грозно сказал я, — вы шли под руку с вашим призраком до самой дороги на Эпиней.
— Нет, — закричал он, — начался ливень, и я вернулся обратно. Клянусь вам! Я не знаю, что произошло с черным призраком.
Но бьюсь об заклад, что он всячески избегал моего взгляда. Мы оставили несчастного старика, а во дворе я резко повернулся и глянул прямо в лицо Ларсана.
— Сообщник? — спросил я, пытаясь угадать его мысли.
Ларсан простер руки к небу.
— Что можно сказать? Что вообще можно предугадать в таком деле? Еще сутки тому назад я бы поклялся, что никаких сообщников нет и быть не может, а теперь…
И он ушел, заявив, что немедленно отправляется в Эпиней.
Рультабиль замолчал.
— Ну и что из этого следует? — спросил я. — Что касается меня, то я ничего не понимаю. А вы что-нибудь знаете?
— Все, — просто ответил он, — теперь я знаю все!
Он поднялся и с силой пожал мне руку.
— Но объясните же… — взмолился я.
— Пойдемте-ка лучше узнаем, что слышно у мадемуазель Станжерсон, — ответил Рультабиль.
XXIV. Рультабиль знает оба воплощения убийцы
Мадемуазель Станжерсон чуть было не погибла во второй раз. К несчастью, ее состояние было еще более тяжелым, чем после первого покушения, — три удара ножом в грудь, нанесенные убийцей в эту трагическую ночь, надолго ввергли ее в пропасть между жизнью и смертью. Когда же наконец жизнь стала одерживать победу, и появилась надежда, что и на этот раз несчастная женщина избежит трагической развязки, то возникли реальные опасения, что разум ее уже не восстановится полностью. Малейший намек на ужасную трагедию вызывал у нее сильнейшую горячку, а арест Робера Дарзака в замке Гландье на другой день после убийства сторожа только подлил масла в огонь.
Робер Дарзак появился в замке около половины десятого утра. Рультабиль и я стояли у окна галереи и видели, как он спешил через парк: волосы растрепаны, одежда в беспорядке и забрызгана грязью, лицо покрыто смертельной бледностью.
— Я всегда возвращаюсь чересчур поздно! — крикнул он нам с отчаянием.
— Она жива, — только и ответил ему Рультабиль.
Через минуту господин Дарзак вошел в комнату мадемуазель Станжерсон, и мы услышали его рыдания, приглушенные дверью.
— Судьба! — почти простонал рядом со мной Рультабиль, стиснув зубы. — Какие злые силы нависли над этой семьей. Не усыпи меня мадемуазель Станжерсон, и я спас бы ее от этого негодяя, заставив его замолчать навсегда, да и сторож бы уцелел.
Робер Дарзак вернулся весь в слезах. Рультабиль рассказал ему о том, что он предпринял для спасения мадемуазель Станжерсон, о намерении навсегда удалить этого человека, увидев его лицо, и о том, как весь этот план рухнул из-за лошадиной дозы снотворного.
— Доверяя мне по-настоящему, — грустно сказал Рультабиль, — вы бы убедили и мадемуазель Станжерсон мне поверить. Но здесь никто никому не доверяет, дочь боится отца, невеста остерегается жениха. Вы просите меня помешать приходу убийцы, а она предусмотрительно готовит все для собственной гибели, и я являюсь чересчур поздно, заспанный и еле передвигая ноги, в ту комнату, где вид несчастной окровавленной жертвы наконец-то разбудил меня полностью.
По просьбе господина Дарзака Рультабиль рассказал о случившемся более подробно. В то время как мы преследовали убийцу в вестибюле и во дворе, Рультабиль, опираясь на стену, чтобы не упасть, отправился на место нового преступления. Войдя через приоткрытую дверь в комнату, он увидел мадемуазель Станжерсон, которая без чувств, с закрытыми глазами, сидела, прислонившись к столу, в покрасневшем от крови пеньюаре. Под влиянием снотворного Рультабилю показалось, что он все еще находится в каком-то кошмарном сне. Машинально выйдя в галерею, он открыл окно, приказал Бернье выстрелить, а затем, пройдя через будуар в гостиную, затряс спящего на диване господина Станжерсона так же неистово, как я недавно тряс его самого.
Профессор поднялся с блуждающим взглядом, и Рультабиль почти на руках оттащил его в соседнюю комнату. Увидев свою дочь, несчастный издал душераздирающий вопль — теперь и он полностью проснулся. Они перенесли мадемуазель Станжерсон на кровать, после чего Рультабиль поспешил к нам на помощь, чтобы убедиться наконец в своих подозрениях. По пути он на мгновение остановился у стола, возле которого на полу лежал большой пакет. Рультабиль развязал узел веревки, и из обертки посыпались какие-то фотографии и бумаги. Он нагнулся и поднял одну из них наугад. Что за чудовищная ирония! В тот момент, когда у него убивают дочь, господину Станжерсону возвращают похищенные документы, которые, по эмоциональному заявлению профессора, «он завтра же отправит в огонь, все до единой!».
Утром вновь появился господин Марке, его секретарь и жандармы. Мы все были допрошены, за исключением, конечно, мадемуазель Станжерсон, которая все еще была без сознания.
Рультабиль и я, договорившись, рассказали только то, что считали необходимым сообщить, причем я умолчал о своей засаде в темной комнате и о снотворном. Короче говоря, мы ни словом не обмолвились о том, что ожидали появления преступника. Несчастная, может быть, заплатит жизнью за тайну, которой она пыталась окружить убийцу, не могли же мы сделать подобную жертву бессмысленной.
