Гастон Леру - Тайна Желтой комнаты
— Вы думаете, дело может зайти так далеко?
— Да, если он того пожелает.
— Почему бы не предупредить дядюшку Жака? Сегодня он вам не нужен?
— Нет, — резко ответил Рультабиль.
Я замолчал, но желание понять его сокровенные мысли не давало мне покоя.
— Давайте позовем Ранса, Он может быть нам очень полезен.
— Вы непременно желаете поведать секреты мадемуазель Станжерсон всем на свете, — недовольно сказал Рультабиль. — Пойдемте-ка лучше обедать, сегодня вечером нам накрывают у Ларсана, если только он не гоняется по всему Парижу за Робером Дарзаком. Наш бравый сыщик следует за ним как тень. Впрочем, к ночи Ларсан объявится в любом случае. И тут уж я не упущу своего шанса.
В этот момент в соседней комнате послышался какой-то шум.
— А вот и он, легок на помине, — сказал Рультабиль.
— Если я вас правильно понял, то Ларсану и намекать нельзя на нашу ночную экспедицию, не так ли?
— Конечно, мы действуем под нашу собственную ответственность.
— Зато и слава достанется только нам!
— Вы угадали, — ответил Рультабиль, недобро усмехаясь.
Мы зашли к Фредерику Ларсану, который сообщил, что он только недавно вернулся из Парижа, и пригласил нас за стол. Обед прошел в прекрасном настроении, и я сразу понял, в чем тут дело: и Ларсан и Рультабиль были уверены, что каждый из них находится на верном пути.
Рультабиль сообщил Великому Фреду, что я явился его навестить по собственной инициативе и уеду в Париж на следующее утро одиннадцатичасовым поездом, увозя статью с описанием основных таинственных событий в замке Гландье. Ларсан вежливо улыбнулся, давая понять, что его не проведешь, но, как деликатный человек, он не желает лезть в чужие дела.
Очень осторожно Ларсан и Рультабиль заговорили о присутствии в замке Артура Ранса, его прошлом и в особенности о его странных отношениях с нашими хозяевами.
Внезапно мне показалось, что Ларсан почувствовал какое-то недомогание, он начал говорить с трудом, запинаясь и растягивая слова.
— Я думаю, господин Рультабиль, что нам здесь больше нечего делать и, вероятно, вскоре мы с вами покинем Гландье.
— И я так думаю, господин Фред, — подтвердил мой друг.
— Значит, и вы полагаете, что дело заканчивается?
— Да, мне кажется, что здесь нам больше ничего узнать не удастся.
— Вы подозреваете кого-нибудь?
— А вы?
— Безусловно.
— Ну и я тоже, — заключил Рультабиль.
— По-вашему, это одно и то же лицо?
— Не думаю, если только вы не изменили своего мнения, — ответил Рультабиль и с вызовом добавил: — Господин Дарзак — честный человек!
— Что ж, я смотрю на это иначе. Итак, будем бороться?
— Да, и я непременно одолею вас, господин Ларсан.
— Молодость не знает сомнений ни в чем, — кисло улыбнулся Ларсан, пожимая нам на прощание руки.
— Ни в чем! — как эхо отозвался Рультабиль.
Вдруг Ларсан, вставший было, чтобы нас проводить, схватился за грудь и пошатнулся. Он сильно побледнел и даже принужден был опереться на Рультабиля, чтобы не упасть.
— Что это со мной, — пробормотал он, — неужели я отравился?
Он посмотрел на нас блуждающим взглядом, опустился в кресло, и больше нам не удалось добиться от него ни слова. Мы очень встревожились и за себя тоже, так как ели одни и те же блюда. Отяжелевшая голова сыщика свесилась на плечо, а веки закрылись. Рультабиль склонился к его груди и прислушался. Когда он выпрямился, его взволнованное лицо стало совершенно спокойным.
— Он спит.
Осторожно прикрыв за собой дверь, Рультабиль увлек меня в свою комнату.
— Снотворное? — спросил я. — Мадемуазель Станжерсон, вероятно, решила сегодня вечером усыпить весь дом.
— Может быть, — рассеянно ответил Рультабиль, думая, видимо, о другом.
— Но мы-то, — воскликнул я, — не наглотались ли и мы того же самого зелья?
— Вы что, плохо себя чувствуете? — хладнокровно поинтересовался Рультабиль.
— Нет как будто.
— Вам хочется спать?
— Нисколько!
— Тогда закурите-ка лучше это, мой друг, и перестаньте волноваться. — С такими словами Рультабиль протянул мне одну из сигар, которыми его снабдил Робер Дарзак, а сам затянулся своей трубкой.
Мы замолчали. Сидя в кресле, Рультабиль непрерывно курил, нахмурив лоб и устремив взгляд в невидимые мне дали. Около десяти часов он снял ботинки и, сделав мне знак последовать его примеру, прошептал так тихо, что я скорее угадал, чем расслышал его слова:
— Приготовьте револьвер.
Я вынул из кармана пиджака оружие.
— Зарядите его, — приказал он.
Я повиновался. В одних носках мы направились к двери и, едва дыша, приоткрыли ее. Дверь даже не скрипнула. Выйдя в поворотную галерею, Рультабиль осмотрелся, затем махнул мне рукой, и я отправился на свой наблюдательный пост. Неожиданно мой друг, мягко ступая, быстро догнал меня и поцеловал на прощанье, а затем с теми же предосторожностями вернулся в свою комнату. Удивленный этим поцелуем и немного взволнованный, я беспрепятственно пересек лестничную площадку и направился к своему чуланчику. Перед тем как войти, я внимательно осмотрел шнурок, поддерживавший тяжелую портьеру. Действительно, достаточно только коснуться его пальцем, и тяжелая портьера сразу закроет окно, подавая Рультабилю условный сигнал.
Звук шагов заставил меня замереть перед дверью Артура Ранса. Значит, он был еще в замке, но обедал, вероятно, у себя в комнате. Во всяком случае, я не видел его за столом хозяев в тот момент, когда мы оказались невольными свидетелями поступка мадемуазель Станжерсон.
В чуланчике я освоился достаточно быстро. Ярко освещенная анфилада галереи и впрямь давала мне превосходную возможность увидеть все, что там могло произойти. Но что должно было произойти? Я с беспокойством вспомнил поцелуй Рультабиля: так целуют друзей только в минуты смертельной опасности. Что ж, посмотрим! Я сжал рукоятку револьвера. Нельзя сказать, что я великий герой, но уж во всяком случае и не трус.
Так прошло около часа. За это время ничего особенного не произошло. Ливень, который начался часов около девяти, теперь перестал.
Рультабиль полагал, что раньше полуночи, по всей вероятности, ничего не случится, однако было не больше половины двенадцатого, когда я услышал легкий скрип петель и дверь комнаты Артура Ранса отворилась. Так как дверь открывалась наружу, то разглядеть то, что происходило в комнате, было невозможно.
Из парка, кажется уже в третий раз, донесся странный шум. До этого момента я не обращал на него никакого внимания, как не обращают внимания на вопли котов, разгуливающих по ночам под водосточными трубами. Однако на этот раз мяуканье было настолько своеобразным, что мне невольно пришли на ум рассказы о проделках Божьей благодати. Я вздрогнул — случайно или нет, но до сих пор ее крики сопровождали все драмы, происходившие в Гландье.
Тотчас же я увидел человека, вышедшего из комнаты Артура Ранса и закрывшего за собой дверь. Сперва я его не узнал, так как, стоя спиной ко мне, он склонился над каким-то довольно объемистым тюком. Но тут он повернулся, и я увидел… кого бы вы думали? Человека в зеленом! Да, в сей поздний час из комнаты Артура Ранса вышел именно сторож, и лицо его выражало явное беспокойство. Он был все в том же костюме, в котором я увидел его возле «Башни» в первый день моего приезда в Гландье.
Когда вопль Божьей благодати повторился вновь, сторож оставил свой тюк и подошел к окну. Я затаил дыхание, опасаясь выдать свое присутствие. Остановившись у окна и прижав лоб к стеклу, он всматривался в темноту парка. Прошло около минуты, ночь была светлой, но луна временами исчезала за тучами. Наконец Человек в зеленом дважды поднял руки, подавая знак, значение которого я не понял, затем он поднял свой тюк и двинулся к лестничной площадке.
Рультабиль просил меня развязать шнурок, если я что-нибудь увижу, но было ли это то, чего ожидал Рультабиль? А впрочем, это уже не мое дело, следует просто выполнить данное мне поручение. Я дернул узел, сердце мое готово было выскочить из груди.
Человек в зеленом свернул на лестничную площадку, спустился по лестнице и исчез в вестибюле. А я-то думал, что он пойдет дальше по галерее.
Что делать? С глупым видом я смотрел на тяжелую портьеру, упавшую на окно. Сигнал был подан, но я не видел Рультабиля на углу поворотной галереи. Прошли полчаса, показавшиеся мне вечностью, никто не появлялся. Что делать? Что теперь делать, если я увижу еще что-нибудь? Сигнал уже дан, и повторить его невозможно.
Не имея другой возможности предупредить моего друга, я пошел на риск. Выйдя из засады и напряженно вслушиваясь в тишину, я осторожно двинулся к поворотной галерее. Пробравшись к комнате моего друга, я легонько стукнул в дверь — тишина. Я повернул ручку и заглянул в комнату — Рультабиль, вытянувшись во весь рост, лежал на полу.
