Рекс Стаут - Игра в бары

— Конечно!

— И вы действительно не убирали ее оттуда?

Голова Квеста опустилась, подбородок отвис, что сразу сделало его намного старше. Когда он заговорил, голос его уже был иным.

— Я не знаю, — выдавливал он из себя слова, — я не был дома с понедельника. Я оставался в городе с сыном… Я хочу позвонить. — Он встал. — Где здесь телефон?

— Вот он, — сказал я и пододвинул ему аппарат.

Квест подошел, сел на стул и набрал номер. После долгого ожидания ему ответили.

— Делла?.. — сказал он. — Нет, это Квест. Простите, что заставил вас встать… Нет, нет, со мной все в порядке. Я просто хочу, чтобы вы для меня кое-что сделали. Вы помните тот кусок старой бельевой веревки, которая лежит на моем туалетном столике? Сходите и посмотрите, там ли она и лежит ли так же, как лежала.

Я подожду у телефона… Нет, не трогайте ее, просто посмотрите, там ли она.

Он вытер пот со лба и стал ждать. Все смотрели на него и на Вулфа, который снял трубку своего аппарата и тоже слушал. Прошло две полных минуты, прежде чем Квест поднял голову и заговорил:

— Да, Делла… Там? Вы уверены? Нет, я просто хотел знать… Нет, нет, со мной все в порядке… Спокойной ночи. — Он аккуратно положил трубку на рычаг и повернулся к нам: — Я мог бы воспользоваться этой веревкой, мистер Вулф, это правда, но вернуть назад я уже ее не смог бы, поскольку не возвращался домой.

Квест выпрямился, достал из кармана кошелек, вынул оттуда несколько монет и положил их на мой стол:

— Это плата за разговор по таксе. Благодарю вас. — Он вернулся к креслу и сел. — Думаю, будет лучше, если я теперь ограничусь ответами на вопросы.

Вулф хмыкнул:

— Вы их все предвосхитили, сэр. Все было сказано весьма убедительно и исполнено великолепно, независимо от того, вздор это или нет. Вам нечего добавить?

— Нет.

— Значит, вы всегда знаете, когда нужно остановиться. — Вулф переместил взгляд вправо. — А вы, мистер Питкин? Вам тоже дается слово.

Оливер Питкин высморкался в сотый раз. Очевидно, он слышал где-то о том, что если во время разговора вы опускаете голову так, что подбородок покоится на вашей груди, и смотрите на собеседника вверх из-под насупленных бровей, то это выглядит более впечатляюще. Может быть, так оно и было, но ему такое явно не удавалось.

— Я совсем не уверен, что твердо знаю, о чем говорить.

— Вернемся к вопросу, который я в свое время задал мисс Дьюди. Что вы можете сказать в свое оправдание? Доказать, что не вы убили Присциллу Идз?

— Но, простите, так дело не пойдет, это же совсем не по-американски. Вначале найдите улики, на основании которых меня можно подозревать, а потом уже я отвечу. Вот это будет по правилам.

— У меня нет улик.

— Значит, нет и подозрений.

Вулф внимательно посмотрел на него:

— Вы или полный осел, или играете в дурачка. Если бы против вас были улики, то мы говорили бы уже не о подозрении, а об убеждении. Будь у меня улика, доказывающая виновность одного из вас, я бы не сидел здесь полночи, вызывая вас на разговор. Я просто позвонил бы в полицию, чтобы за вами приехали. У вас есть что сказать?

— В подобном тоне я не собираюсь высказываться.

Если у вас есть вопросы, пожалуйста.

— Считаете ли вы себя способным совершить убийство в состоянии аффекта или защиты? Способны ли вы на преднамеренное убийство?

— Нет.

— Почему же нет? Многие люди могут пойти на убийство, а почему не можете вы?

— Из-за моих взглядов на жизнь.

— Как же это вы на нее смотрите?

— С позиции полезности и бесполезности. Я ведь бухгалтер, и, с моей точки зрения, самое важное в жизни — это бухгалтерия. Вот почему мистер Идз повысил меня до должности секретаря и казначея корпорации.

Он знал, как я смотрю на жизнь. У нас есть одно правило: если дело слишком рискованное, лучше за него вовсе не браться, независимо от того, какую выгоду оно могло бы принести в случае успеха. От этого никогда не следует отступать.

Если даже тебе придет в голову нелепая мысль — совершить убийство, следует обратиться к этому правилу.

Ну, и какой вывод вы сделаете? Риск слишком велик, так что за подобное дело браться не следует. Отвратительна и сама идея. Все дело в дебете и кредите, а принимаясь за убийство, вы начинаете со слишком большого дебета. Любое предложение следует представлять себе с точки зрения выгоды и потерь, другого пути нет.

Когда я говорю «выгода», я имею в виду заработанную прибыль, а это совсем не то значение слова, как понимаете его вы, юристы. Я имею в виду выгоду, и только.

Возьмем годовой доход, который я буду получать оставшуюся часть жизни от акций корпорации. Его можно назвать незаработанным, но в действительности я заслужил его годами беспорочной службы.

Для контраста приведем другой случай: прибыль — годовой доход, который получает от владения акциями Сара Джеффи после смерти своего отца.

Он повернулся в своем кресле:

— Миссис Джеффи, я хочу спросить у вас, сделали ли вы хоть что-нибудь для корпорации? Ну, пусть хоть что-то самое незначительное. А ваш годовой доход составляет более пятидесяти тысяч долларов. Заработали ли вы хоть один цент из этих денег?

Сара Джеффи вытаращила на него глаза:

— Мой отец заработал.

— Ну, а вы, лично вы?

— Нет, конечно нет. Я никогда и ничего не зарабатывала.

— А взять вас, мистер Хаф. Что, собственно, означают ваши требования получить долю от софтдаунской прибыли?

С точки зрения законников, вы, может быть, и имеете право на что-нибудь, не знаю, но вы, конечно же, ничего не заработали, и никто из людей, связанных с вами теми или иными узами, тоже ничего не заработал.

Разве это правильно?

Хаф ответил достаточно сдержанно:

— Все, что вы говорите, правильно, но я не могу испытывать сожаления от того, что меня поставили в один ряд с очаровательной миссис Джеффи. — Он послал сидящей рядом с ним Саре самую неотразимую улыбку.

Питкин снова высморкался:

— Теперь вы понимаете, что я имел в виду, говоря, что жизнь — это всего лишь бухгалтерия?

Вулф кивнул:

— Это не слишком уж сложно для моего понимания.

А как насчет мисс Идз? Разве ее позиция не была точно такой же, как и у миссис Джеффи? Разве она также не была паразитом? Или интерес, который она выказывала к делу в последнее время, перевел ее в класс зарабатывающих?

— Нет. Это нельзя назвать службой корпорации. Это была помеха.

— Значит, и она тоже ничего не заработала?

— Совершенно верно.

— И ничего не заслужила?

— Это так.

— Но через неделю, будь Присцилла Идз жива, она получила бы право на девяносто процентов прибыли от капитала компании, оставив вам только жалованье. Разве это не прискорбно?

— Да. Мы так считали.

— У вас, возможно, это вызывало особое возмущение. Ведь вы ярый противник женского равноправия, и вам особенно отвратительно видеть женщину, владеющую или управляющую чем-то.

— Это неправда.

— Но так ведь мисс Дьюди сказала Гудвину.

— Мисс Дьюди слишком язвительная особа, и ее словам нельзя доверять. Что касается женщин, то я знаю только одно: их поведение иногда в корне противоречит правилам моей бухгалтерии. Они должны получать только то, что заработали. А в силу многочисленных дефектов в их способностях и характерах они не способны заработать больше, чем на пропитание.

Исключения очень редки.

Вулф отодвинул от себя поднос, положил ладони на подлокотник кресла и медленно обвел глазами кабинет слева направо.

— Думаю, с меня достаточно, — сказал он довольно миролюбивым тоном. — Я вовсе не уверен в том, что вечер прошел хорошо, независимо от того, принес ли он, как определил бы это мистер Питкин, прибыль или убыток вам или мне. — Он выбрался из кресла и выпрямился. — Мистер Паркер, вы пройдете со мной?

Я хотел бы проконсультироваться с вами, прежде чем определить свою позицию.

Избрав, как и раньше, окольный путь вдоль стены, он двинулся к двери, где к нему присоединился Паркер. Я встал и стал выяснять, не хочет ли еще кто-нибудь выпить. Желающие нашлись. Большая часть присутствующих покинула свои кресла. Виола Дьюди увлекла Сару Джеффи в дальний угол для секретного разговора. Эндрю Фомоз подошел к ним, хотя они его и не звали. Однако, несмотря на разницу в характерах, дамы не выказали никаких признаков раздражения, так что я не счел нужным вмешаться.

Когда все взяли свои бокалы, я присел на кончик письменного стола Вулфа, закрыл глаза и стал вслушиваться в раздающийся отовсюду легкий шумок. Я был вполне согласен с Вулфом. Дальнейший разговор с ними был бесполезен. Я не видел никакого проблеска в создавшейся ситуации. А он?

Я поплотнее смежил глаза и сосредоточился. Но шум и болтовня помешали мне услышать звук открывающейся двери. Внезапно стало тихо, и я очнулся.

Вулф и Паркер вернулись. Адвокат подошел к Саре, а Вулф — к своему письменному столу, но садиться не стал. Он оглядел собравшихся.