Энтони Беркли - Убийство на верхнем этаже. Дело об отравленных шоколадках
– Надеюсь, вы не сочтете за дерзость, – сказал Роджер, прекрасно понимая, что лучший способ угодить этой крошке – поговорить о ее внешности, держась, разумеется, в рамках комплиментов, – если я скажу, что в жизни не видел такой маленькой ножки?
– Смею думать, что так, – произнесла мисс Деламер не без самодовольства. – У меня туфли второй размер, в Лондоне – мне известно – я такая одна. Приходится заказывать обувь в Париже.
– Охотно верю. А позвольте узнать, какого размера ваши перчатки?
– Четвертого.
– Поразительно! Вы должны позволить мне прислать вам пару, в знак уважения.
– Вряд ли вы сумеете их отыскать. Редкий магазин в Лондоне может предложить перчатки такого размера.
– А где вы свои покупаете?
– У Росситера, на Бонд–стрит.
Из чего Роджер заключил, что мисс Деламер, невзирая на пророчество цыганки, не прочь принять подношения от незнакомых мужчин.
– Но я же австралийка, – сказала она так, будто это все объясняло. Наверное, Дик говорил вам.
– Нет, не припоминаю. Как интересно. – Значит, вот чем объяснялся акцент: австралийцы имеют несчастье произносить слова на манер самых никудышных жителей Лондона. – И когда вы оттуда приехали?
– О, много, много лет назад. Когда мне было пятнадцать. Я, знаете ли, выступала на сцене.
– Что вы говорите? А сейчас?
– О нет. Я оставила ее вскоре после… в общем, давно.
– И чем же вы сейчас занимаетесь? – осведомился Роджер, сразу спохватившись, не бестактен ли его вопрос.
Но, судя по всему, он был вполне уместен.
– Я пищу, – с достоинством произнесла мисс Деламер.
– Вот как? Пишете? – снисходительно поинтересовался Роджер.
– Да, но не притворяйтесь, будто вы обо мне слышали, – проговорила мисс Деламер, одарив его лукавым взглядом. – Я пишу не под своим именем.
Это звучало так, словно ее еще и печатали.
– И под какой же фамилией вы пишете?
– Маделайн Гриффитс, – скромно призналась мисс Деламер.
Роджер уставился на нее в изумлении. Он хорошо знал имя «Маделайн Гриффитс», хотя не читал ни слова из ею Описанного, – просто потому, что не жаловал газетные романы с продолжением, – однако для любого читателя «Дейли флюс», «Дейли трёп» и «Дейли бред» имя «Маделайн Гриффитс» означало последнее слово в литературе. Она знала, чего ждет ее читатель, и обеспечивала ему желаемое в охлажденном виде и с приправами, допускаемыми издателем. У Роджера лихорадочно заработала голова. Перед ним сидела не лукавая маленькая кокетка, каковую вздумалось изображать из себя мисс Деламер, рассчитывающая, без сомнения, очаровать его, но женщина умная и проницательная. Как это скажется на его планах? Вернее, что можно из этого выжать?
Принять решение – на это не ушло и пятнадцати секунд. Стелла Барнетт, со всеми ее актерскими способностями, в помощницы ему не годилась. Она сама заявила, что не желает помогать ему в расследовании и что ей это не интересно; ее участия в сегодняшнем спектакле он добился военной хитростью – что за этим кроется, она не знала. И если Стелла имела в это здание доступ, то мисс Деламер принадлежала ему полностью. Кстати, следовало очистить доброе имя Эвадины Деламер от всяких подозрений в убийстве: во–первых, будучи Маделайн Гриффитс, она зарабатывает не меньше двух тысяч в год и, следовательно, материально обеспечена, а во–вторых, так мала, что и терьера не придушит.
– Это потрясающе, – промолвил наконец Роджер. – Мне, знаете ли, придется представиться заново. Меня зовут Роджер Шерингэм. Выходит, мы птицы одного полета, и если вы сохраните мое инкогнито, то я сберегу ваше.
– Роджер Шерингэм! Честное слово? Подумать только! Да я ведь подумала, как только вы вошли, что уже где–то вас видела. Но разве вы не сказали, что ваше имя – Уинтерботтом?
– Сказал, но, видите ли, по ошибке. По крайней мере, у меня столько же прав называться Уинтерботтомом, как у вас – Гриффитс. Если хотите, давайте согласимся а том, что это моя девичья фамилия. В общем, каюсь. Я добился разрешения войти в этот дом на решительно неправедных основаниях.
– Значит, вы не знаете Дика Майерса? Я–то думала, что это вы о нем говорите…
– Ни о нем, ни о каком другом Дике. Дело в том, что я пришел к вам – так же, как прихожу ко всем жильцам этого дома, – чтобы поговорить об убийстве.
– Об убийстве! Понятно… А я–то надеялась, что вы, пришли поговорить о бедной маленькой Эвадине. Какой ужасный удар. Значит, вы хотите использовать наше убийство в своей новой книге?
– Я об этом подумывал. Покойница, кажется, была особа весьма своеобразная, и дни свои закончила довольно странно. Да и другие обитатели дома показались мне достойными внимания. Но мне в голову не приходило, что и вы здесь живете, и я смиренно уступаю вам право первенства на сюжет.
– О, я не смогу им воспользоваться. Убийства не моя тема. Моя тема – прекрасные женщины, сильные мужчины и побольше рыданий, – честно призналась мисс Деламер.
– Ну и прекрасно. Тогда расскажите мне все, что вам известно. – И, поудобней усевшись, Роджер приготовился слушать. Мимо его внимания не прошло, что с тех пор, как он раскрыл карты, мисс Деламер сбросила девять десятых своего кокетства, воркованья и жеманства. Но одна десятая все же осталась. Видимо, она так давно носит эту маску, что слилась с ней.
Оказалось, что мисс Барнетт она почти не знала в лицо, и об обстоятельствах убийства Роджер ничего нового не выяснил. Ее рассказ представлял собой повествование о том, как это убийство, повлияло на самою мисс Деламер. Похоже, она не обладала умением в устной речи соблюдать то, что так ловко соблюдала в своих творениях, – держать дистанцию между собой и теми, о ком писала. Роджер был раздосадован.
Однако, поняв, что сильная сторона хозяйки – характеры, он быстро перевел разговор на миссис Эннисмор–Смит, чтобы узнать мнение о ней мисс Деламер, – разумеется, даже намеком не коснувшись своих подозрений.
– Ну, она, знаете, не моего плана, – откровенно призналась мисс Деламер. – По правде говоря, я ее почти и не знаю. Его – да, и если б я даже познакомилась с ней получше, думаю, он все–таки мне более симпатичен. Одно время он мне даже нравился, и очень, но ему следует благодарить провидение, что он женился на такой, как она, а не на такой, как я.
– Да, – задумчиво проговорил Роджер. – Это очень хорошо о ней говорит. И о нем тоже.
Воцарилось молчание.
Роджер поскреб подбородок. Все усилия ничуть не приблизили его к решению, и если убийца – миссис Эннисмор–Смит (чему он, слушаясь своего сердца, верить не хотел), в пользу этого решения он мог предложить только ряд предположений – а что для присяжных такой ряд?
– А с Бэррингтон–Брейбруками вы знакомы, мисс Деламер? – внезапно спросил он.
По лицу мисс Деламер пробежала игривая улыбка.
– Почему вы уверены, что оценки мои справедливы? А почему они вас интересуют?
– О, похоже, он не лишен способностей, – беззаботно отмахнулся Роджер. Кроме вас, он единственный в этом доме, кто добился успеха в жизни.
Мисс Деламер кивнула головкой:
– Это так и есть. Я с ним знакома. Чуть–чуть. То есть, если быть честной, я довольно хорошо его знаю. Он здесь единственный, кому известно, чем я занимаюсь. Иногда он поднимается ко мне вечерком пропустить рюмочку и поболтать, когда жена уж совсем доймет его. Ой! – Крошечная ручка взлетела к губам. – Вероятно, мне не следовало так говорить.
– Отчего же? – легкомысленно произнес Роджер, думая, что миниатюрность, как правило, подразумевает беспомощность, но в случае с мисс Деламер это было совсем не так: в ее крошечной фигурке чувствовалась сила: не восковая куколка, а игрушка с механическим заводом. – Отчего же? Я имел честь познакомиться с леди. Умом она не блещет – никакого сомнения.
– Дело не в этом! – вскипела мисс Деламер. – Это мука для него – быть привязанным к такому безмозглому киселю. Джон – то есть мистер Бэррингтон–Брейбрук – человек одаренный. С хорошей женой он добился бы многого. – Сомневаться в том, кто, по мнению мисс Деламер, годился в жены мистеру Бэррингтон–Брейбруку, не приходилось. – Да, если мистер Эннисмор–Смит женился удачно, то мистер Бэррингтон–Брейбрук – нет.
Роджер чуть не ляпнул, что обе леди, по крайней мере, снабдили своих мужей двойными фамилиями, но сомнение в справедливости этого замечания относительно Бэррингтонов остановило его.
– Кого только не встретишь в доходном доме, – вяло протянул он, просто чтобы что–то сказать, весь в раздумьях о том, проливают ли свежеприобретенные сведения хоть какой–нибудь свет на события в «Монмут–мэншинс». Ни в коей мере не проливали. Свет прольют только прямые свидетели. Необходимо надежное, солидное доказательство, доказательство, которое не стыдно предъявить суду, – оно–то никак не идет ему в руки.
