Энтони Беркли - Отравление в Уичфорде
Он постарался придать взгляду и голосу столько восхищения, сколько они могли выразить, не нарушая приличий.
— Ах, по наша просьба носит чрезвычайно специфический характер, мисс Блауэр. По правде говоря, мы в нашей газете "Курьер" пришли к выводу, что самая интересная фигура, причастная к делу, — это вы. Ведь это вы проявили инициативу и прозорливость, заявив об отравленной бумаге для мух, а ваше поведение на всем протяжении дела — самое образцовое. Оно достойно восхищения.
Такая преамбула оказалась в высшей степени плодотворной.
— Бож-же мой! — воскликнула пораженная Мэри Блауэр.
— Фактически, — продолжал Роджер, несколько понизив голос, — мы в "Курьер" думаем, что если бы не вы, то и дело об отравлении в Уичфорде никогда бы не возникло. И чтобы заинтересовать наших читателей, мы хотели бы сделать газетную полосу, всецело посвященную вам.
— Не имею ничего против, чес-слово, — согласилась мисс Мэри Блауэр, слегка порозовев от удовольствия.
— Ну что ж, тогда не проведете ли вы нас куда-нибудь, где можно поговорить? О, между прочим, позвольте мне представить вам моего друга и коллегу мистера Себастьяна Овцемоя[11], одного из самых блестящих представителей молодого поколения фотокорреспондентов, — и доверительно, однако достаточно громко, добавил: Поверьте, мисс Блауэр, он перспективный человек.
Мисс Блауэр окинула покрасневшего от похвалы коллегу Роджера приветливо-любопытствующим взглядом, который говорил, однако: "Да, возможно ты и перспективный, а я уже известная женщина".
— Ну что ж, коли так, мистер…?
— Моя фамилия Парабутл[12], поспешно добавил Роджер. — Я Персивал Парабутл.
— Ну, коли так, мистер Парабутл, то, может, войдете? Думается, я найду какое-нибудь укромное местечко, чтобы нам поговорить.
Ничтоже сумняшеся, Роджер последовал за Мэри Блауэр, а Алек — за Роджером. Они прошли через просторный холл в большую комнату, очевидно гостиную, очень не похожую на ту, которую они недавно посетили. Вместо строгого изящества последней эта комната носила на себе явный отпечаток раскованности. Глубокие кресла в веселых сине-оранжевых чехлах были забиты бело-синими подушками. Висели сине-оранжевые занавески. Обои тоже пестрели сине-белыми полосами. Здесь теснилось несколько маленьких столиков, пуфов, красовалось множество безделушек и всяких веселых пустячков. Нельзя было бы сказать, что комнату отличает дурной вкус, но по сравнению с простой гостиной в доме миссис Аллен эта бросалась в глаза. И Роджер отметил это различие с удовлетворением. Именно такая гостиная могла соответствовать вкусам женщины, фотографию которой ему принесла Шейла.
— Не будет никакого вреда, если мы и в гостиной посидим, — заметила мисс Блауэр. — Мистер Альфред и мистер Уильям уехали в город но делам.
И с довольно важным видом она уселась в одно из глубоких кресел, и чепчик горничной с фартуком составили с креслом довольно странный контраст. Роджер встал спиной к холодному камину, а перспективный человек, положив аппарат на один из маленьких столиков, уныло переминался с ноги на ногу возле него.
— Так, значит, мистер Альфред тоже, как мистер Уильям, живет здесь?спросил Роджер.
— Да, и уже почти два месяца проживает, это точно.
— А я и не знал. Ну, с чего же мы начнем? Давайте с отравленной бумаги для мух. Вы когда-нибудь прежде видели, чтобы в комнате у миссис Бентли моют в воде такая бумага?
— Нет! Никогда! Вот поэтому я и подумала, что это чудно, понимаете?
— И что же именно вы подумали, увидев такое, мисс Блауэр?
— Ну, я подумала, что это как-то чудно. Так и подумала: вот чудно-то!
— А почему вы подумали, что это чудно?
— Ну потому что прежде я ничего такого не видела. А еще — мы ею никогда не пользовались. У нас всегда в ходу липучки были.
— А каким образом вы поняли, что эта бумага опасна?
— А на ней было написано "Отравленная бумага для мух. Опасно. Ядовито" — что-то вроде этого.
— Понимаю. А давно вы здесь служите?
— В ноябре два года исполнилось.
— Как вам казалось, Мистер и миссис Бентли жили дружно до их ссор в последнее время?
— Нет, куда уж там дружно! Все время норовили голову друг другу откусить.
— Как по-вашему, миссис Бентли расстроилась, когда ее муж заболел?
— Вот еще, расстроилась. Ну, конечно она притворялась, что расстраивается, но я-то видела ее насквозь.
— О, значит, она притворялась?
— А она всегда была хитрая. Как все эти иностранцы.
— Несомненно, — любезно подтвердил Роджер. — Ну а теперь, мисс Блауэр, я хочу, чтобы вы мне рассказали обо всех своих впечатлениях касательно мистера и миссис Бентли. Например, до всех этих событий вам миссис Бентли правилась?
— Ну нисколечко, мистер Парабутл, — и мисс Блауэр презрительно фыркнула. — С самого первою раза, как я только в глаза ее увидела, она мне не понравилась. Ну, настоящая кошка, эта миссис Бентли — кошка да и только. Я ее никогда не выносила.
— Но почему же вы были так сильно против нее настроены? Разве она была не доброй хозяйкой?
— Всюду все вынюхивала — просто какая-то Носатая Паркер[13],- презрительно отрезала мисс Блауэр. — Вот именно, Носатая Паркер. Господи, наверное вы сейчас подумали, что нехорошо с моей стороны так говорить, но я что думаю, то и говорю и завсегда была такая. Сущая правда…
— Но именно правду я и хочу от вас услышать, мисс Блауэр. То, что вы вправду думаете.
— А чудно это получается, а? Сижу я здесь, рассиживаю, и разговоры разговариваю с таким джентльменом как вы!
— Но я не джентльмен, — энергично возразил Роджер. — Пожалуйста так не думайте, я просто репортер и хочу, чтобы вы со мной так говорили, будто я кухарка.
— Ну, если бы я так заговорила, вам бы не поздоровилось! — смущенно хихикнула мисс Блауэр. — Я сюсюкать не люблю, вот так-то. Бож-же мой! Я такое иногда заверну бедной кухарке! Не поверите!
— Ну, разумеется, не поверю, — галантно возразил Роджер. — Но, возвращаясь к миссис Бентли, почему вы ее прозвали Носатой Паркер?
— Да потому что всегда во все вмешивается, под ногами путается, сует нос туда, куда не надо! Я иногда просто бесилась из-за нее, доложу вам. Просто удивляюсь, почему я не объявила, что ухожу, и все тут!
— Но сейчас вы ее жалеете? Ведь такое ужасное обвинение висит у нее над головой!
— Только не я! Поделом ей теперь за все, что было и что еще будет, попомните мои слова.
— И вы, конечно, не сомневаетесь в том, что она виновата?
Мисс Блауэр тряхнула головой:
— Виновата она или нет, все равно найдутся люди, которые обрадуются, когда ее вздернут, — туманно заметила она.
Роджер неспешно зажег сигарету. Он понимал, что мисс Блауэр может сказать что-то очень-очень важное, и одновременно сомневался, что она наберется решимости открыться человеку столь далекому от нее по социальному положению. Ему было хорошо известно, что у людей типа Мэри Блауэр может быть очень сильно развита классовая неприязнь. Она свободно может толковать о некоторых вещах с людьми из своей среды, но инстинктивно будет скрытничать с теми, кого в силу разделенности общества она и ей подобные называют "шишками". И Роджер молниеносно решил, что, прежде чем продолжать расспросы, надо постараться сломать социальные барьеры.
— Извините, — сказал он игриво, протягивая ей портсигар, — вы сами-то курите? Возьмите сигаретку!
— Ну. я не против, — ответила благовоспитанно мисс Блауэр.
Роджер зажег для нее сигарету, изящно оттопырив мизинец, как оно полагается среди подобных Мэри Блауэр.
— А знаете, я несколько удивляюсь вам, мисс Блауэр, ну тому, что вы пошли в услужение, — заявил он подчеркнуто доверительным тоном.
— Да? Почему?
— Ну мне кажется, что здесь не могут оценить ваших дарований. Ваше место на сцене, с вашей-то внешностью и фигурой!
— Да я и сама, то есть, об этом подумывала, — хихикнув, согласилась мисс Блауэр. — Но, понимаете, это дело не подходит для честной девушки, а?
Роджер заверил ее в обратном. Он сразу выдумал некую кузину, которая выступает в одном из знаменитых лондонских ревю. И выразил полную уверенность, что сумеет уговорить кузину пустить в ход свои потрясающие связи с лондонскими театральными менеджерами во благо мисс Блауэр. Он был также уверен, что эти театральные деятели, увидев, как хороши формы и внешность мисс Блауэр, просто перегрызутся за честь представить их на всеобщее обозрение.
Мисс Блауэр пришла в восторг, рисуя себе радужную картину.
— Подумать только, я на сцене, в бусах и трико! Да я всех за пояс заткну!
— Значит, я обязательно поговорю с кузиной, — подтвердил Роджер, решив, что лед тронулся. — Ах, между прочим, я еще хотел вас кое о чем спросить. Что вы имели в виду, сказав о миссис Бентли "виновата она или нет"? У вас есть какие-нибудь основания предполагать, что она может быть и не виновата? Понимаете, нашим читателям было бы ужасно интересно узнать именно ваше мнение! добавил он как нечто само собой разумеющееся.
