Эрл Гарднер - Собака, которая выла

— О чем забыли?

— О том, что покупала пистолет.

— Что ж, — сказал он, — давайте рассказывайте.

Она начала, спотыкаясь, словно тщательно подыскивала слова:

— За два дня до того, как муж уехал из Санта-Барбары, я узнала про его связь с Паулой Картрайт. Я получила разрешение властей на хранение в доме огнестрельного оружия, пошла в магазин спортивных товаров и купила автоматический пистолет.

— Как вы намеревались им воспользоваться? — спросил он.

— Не знаю.

— Собирались стрелять в мужа?

— Не знаю.

— Или в Паулу Картрайт?

— Не знаю, говорю вам. Купила, поддавшись порыву. Я думала — может быть, возьму их на пушку.

— Ладно, — заметил он, — что случилось с пистолетом?

— Муж его отобрал.

— Значит, вы его ему показали?

— Да.

— Что вас заставило?

— Он вывел меня из себя.

— Ага, стало быть, вы угрожали ему пистолетом?

— Можно сказать и так. Я вытащила пистолет из сумочки и заявила, что покончу с собой, но не допущу, чтобы прославилась по его милости как брошенная жена, не сумевшая удержать мужа.

— Вы действительно хотели покончить с собой? — спросил Перри Мейсон, изучая ее терпеливым бесстрастным взглядом.

— Да, хотела.

— Но не покончили?

— Нет.

— Почему?

— Когда все случилось, у меня уже не было пистолета.

— Почему?

— Муж отнял, я же вам говорила.

— Да, говорили, но мне подумалось, что он мог его вам вернуть.

— Нет, отнял, и больше я пистолета не видела.

— Значит, вы не покончили с собой лишь потому, что не было пистолета?

— Правильно.

Мейсон неслышно пробарабанил по столешнице кончиками пальцев.

— Есть и другие способы рассчитаться с жизнью, — заметил он.

— Не такие легкие, — возразила она.

— В Санта-Барбаре к вашим услугам был целый океан.

— Противно тонуть.

— А стреляться приятно?

— Прошу вас, не смейтесь надо мной. Неужели вы не можете мне поверить?

— Я-то могу, — протянул он, — но хочу посмотреть на дело глазами присяжных.

— Присяжные не стали бы задавать такие вопросы, — рассердилась она.

— Присяжные — нет, — задумчиво произнес Мейсон, — а вот окружной прокурор может, и присяжные его услышат.

— От меня, — сказала она, — это в любом случае не зависит. Я сказала вам правду.

— Значит, ваш муж, уехав, прихватил пистолет?

— Видимо, да. Я пистолета больше не видела.

— Значит, вы полагаете, что некто, взяв пистолет у вашего мужа, застрелил и его, и полицейскую овчарку?

— Нет.

— Какова ваша версия?

— Кто-то, — медленно сказала она, — имевший доступ к вещам мужа, выкрал пистолет и дождался удобного случая убить его.

— Кто именно, как вы считаете?

— Это могла быть Паула Картрайт, — ответила она, — мог быть и Артур Картрайт.

— А Тельма Бентон? — с расстановкой спросил Перри Мейсон. — Мне она показалась женщиной довольно эмоциональной.

— С чего Тельме Бентон его убивать? — ответила она вопросом на вопрос.

— Не знаю. А с чего Пауле Картрайт его убивать, после того как она столько с ним прожила?

— У нее могли быть свои причины, — заметила Бесси Форбс.

— Если исходить из этого, она должна была бы сначала сбежать со своим мужем, а потом вернуться и убить Форбса.

— Да.

— Я считаю, — медленно произнес Перри Мейсон, — нам лучше держаться версии, что его убил Артур Картрайт или Тельма Бентон. Чем больше я об этом думаю, тем сильнее склоняюсь к версии с Тельмой Бентон.

— Почему? — спросила она.

— Потому что, — объяснил он, — на суде она будет давать показания против вас, а в таких случаях всегда хорошо продемонстрировать, что свидетель обвинения, возможно, пытается приписать преступление другому лицу.

— Судя по вашим словам, вы не очень поверили тому, что я рассказала про пистолет.

— У меня правило — не верить тому, во что я не могу заставить поверить присяжных, — заявил Перри Мейсон. — А я не уверен, что смогу заставить присяжных проглотить ваш рассказ про пистолет, если они убедятся в том, что вы приехали туда на такси; что вы увидели вашего мужа мертвым на полу и не только не подумали сообщить об этом в полицию, но, напротив, бежали с места преступления и попытались скрыть свое настоящее имя, назвавшись миссис К. М. Дэйнджерфилд, когда сняли номер в гостинице.

— Мне не хотелось, чтобы муж знал, что я в городе.

— Почему? — спросил Мейсон.

— Он был человеком крайне жестоким и совершенно безжалостным, — ответила она.

Перри Мейсон поднялся и подал знак охраннику, что разговор окончен.

— Что ж, — сказал он, — я еще раз все взвешу. Вы же тем временем напишите мне письмо о том, что много размышляли над своим делом и хотели бы обо всем рассказать газетчикам.

— Но я им про это уже говорила, — сказала она.

— Неважно, — возразил Перри Мейсон (в эту минуту из внутренней двери появилась надзирательница), — Мне нужно, чтобы вы изложили это в письменном виде и мне отправили.

— Они прочитают письмо, прежде чем сдать на почту? — спросила она.

— Само собой, — ответил он. — До свидания.

Она стоя проводила его до двери взглядом, выдающим удивление и замешательство. Надзирательница похлопала ее по руке:

— Идемте.

— Господи, — вздохнула Бесси Форбс, — он мне не верит.

— Что такое? — спросила надзирательница.

— Ничего, — ответила миссис Форбс, сжав губы так, что рот ее превратился в жесткую прямую полоску.

Перри Мейсон вошел в телефонную будку, опустил монету и набрал номер сыскного агентства Поля Дрейка. Тот сразу поднял трубку.

— Поль, — сказал адвокат, — это Перри Мейсон. Я намерен слегка сместить мою огневую позицию в этом деле об убийстве.

— Незачем ее смещать, в этом деле у тебя все насквозь простреливается, — возразил Дрейк.

— Ты еще ничего не видел, — заметил Мейсон. — Я хочу, чтобы ты взялся за Тельму Бентон. У нее железное алиби на каждую минуту, начиная с той, когда она вышла из дома, и кончая той, когда возвратилась. Мне бы хотелось, если возможно, отыскать в ее алиби прореху.

— Не думаю, чтобы такая нашлась, — сказал Дрейк. — Я проверил его довольно основательно, похоже, оно непробиваемо. И еще у меня для тебя плохие новости.

— Какие?

— Окружной прокурор проведал про Эда Уилера и Джорджа Доука, моих сыщиков, что вели наблюдение за домом Клинтона Фоули. На их поиски отрядили полицейских.

— О ребятах вызнали у таксиста, — с расстановкой произнес Перри Мейсон.

— Я тоже так думаю, — сказал Дрейк.

— Полицейские их нашли?

— Нет.

— А найдут?

— Нет, если ты не захочешь.

— Не захочу, — заявил Мейсон. — Встретимся у меня в конторе через десять минут, возьми все донесения по этой дамочке, Тельме Бентон.

Он услышал, как Дрейк вздохнул на том конце провода.

— В этом деле ты, братец, все переворачиваешь вверх ногами.

Перри Мейсон невесело рассмеялся.

— Этого я и добиваюсь, — сказал он и повесил трубку.

Когда Мейсон приехал в контору на такси, Поль Дрейк уже дожидался его с пачкой бумаг. Мейсон кивнул Делле Стрит и, подхватив Дрейка под руку, увлек к себе в кабинет.

— Итак, Поль, — произнес он, — что ты разузнал?

— Во всем алиби только одно слабое место, — ответил сыщик.

— Какое?

— Связанное с этим малым Карлом Траском, игроком, который приехал в «шевроле» и увез Тельму Бентон. До восьми часов она была с ним в разных местах. Я проверил, где и в какое время они появлялись. Между половиной восьмого и без десяти восемь есть пробел. Потом они объявились в баре, где из-под стойки отпускают спиртное, и там выпили. В начале девятого Траск ушел, а девчонка пересела в кабинку и пообедала в одиночестве. Официант ее хорошо запомнил. Около половины девятого она ушла, встретилась со знакомой и отправилась в кино. Ее алиби за время с половины восьмого до без десяти восемь может подтвердить только Карл Траск, а начиная с половины девятого — та самая подружка. Впрочем, алиби после половины девятого нас не интересует, ты хочешь направить усилия на промежуток между половиной восьмого и без десяти восемь, а тут, насколько я выяснил, все зависит от показаний Карла Траска и, конечно, самой Тельмы Бентон.

— Где она, по ее словам, находилась? — спросил Мейсон.

— Она утверждает, что заглянула в другой бар выпить коктейль, но там ее никто не запомнил. То есть свидетелей пока нет.

— Если, — подумал вслух Перри Мейсон, — она сумеет там кого-то найти, кто ее запомнил, у нее будет довольно крепкое алиби.

Поль Дрейк молча кивнул.

— А не сумеет, — не спеша продолжал Мейсон, — то в алиби будет пробоина, если нам удастся как-то скомпрометировать Карла Траска. Ты говоришь, он игрок?