Дороти Ли Сэйерс - Престолы, Господства
— Не знает сна лишь государь один. [113]
— Что-то в этом роде. Итак, вы подумаете об этом?
— Отправляйся в свой Оксфорд, — сказала Харриет, — прежде чем заставишь меня наябедничать если не университетским прокторам, то, по крайней мере, твоему мстительному дяде.
— Питер, что это за автомобиль — «Каб», — спросила Харриет.
Это было на следующий день после её встречи с лордом Сент-Джорджем. Они уютно сидели у огня в библиотеке, попивая херес перед обедом.
— Это не автомобиль, — сказал он, — это самолёт. «Пайпер Каб». Американский. Довольно весёленькая штучка, вроде «Тайгер Мот». [114] Почему ты спрашиваешь?
Репутация тёти Харриет, которая никогда не выдаст проштрафившегося племянника, была спасена появлением Бантера.
— У телефона старший инспектор Паркер, милорд. Он хотел бы поговорить с вами.
— Ага! — сказал Питер. — Я надеялся, что преданная ищейка не покинула меня навсегда. Извини меня, Харриет, я на минуту.
Харриет смотрела, как он выходит из библиотеки лёгкими и быстрыми шагами. Любовь к нему заставила её улыбнуться. В отличие от своей невестки — герцогини Денверской, Харриет ничего не имела против Мэри: она не считала занятие Питера омерзительным. Это было поле приложения его талантов, а она одобряла, когда талант используется. Ребяческое рвение, с которым он поспешил к телефону, умилило её — она и сама, когда книга писалась хорошо, мчалась сломя голову к блокноту, чтобы успеть записать мелькнувшую мысль.
Однако Питер вернулся в библиотеку очень тихо, закрыл за собой дверь и обратил к Харриет бледное и мрачное лицо.
— Питер, что случилось?
— Розамунда Харвелл найдена мёртвой.
8
Охота начинается, охота начинается!
Старая баллада
Остальные являются специалистами в той или иной области, его специальность — знать всё.
Артур Конан-Дойль [115]
— Но этого не может быть — я её видела только на днях, — сказала Харриет. — Что произошло?
— Боюсь, она убита. Задушена.
— О Боже, Питер, как это ужасно!
Он подошёл к ней и положил руку на плечо.
— Не могу поверить, — сказала она, — и кто мог желать смерти ей, бедной, глупой и безобидной?
— Похоже на взлом. Не в Лондоне — она была за городом. Харриет, Чарльз просит меня помочь. Может оказаться полезным, что я… мы немного знаем Харвеллов.
Он говорил тихим, безжизненным голосом.
Она скорей услышала, чем увидела опасность.
— Конечно, ты должен помочь, — сказала она. — Конечно. Я думала, что мы обо всём договорились.
— Я подумал, что в прошлый раз ты…
— Я едва знала тебя тогда.
— После всех тех лет, что я мучил тебя! — воскликнул он.
— Мы были женаты только один день. Теперь я знаю тебя лучше, дорогой. Думаю, я всё поняла.
— Так ли? Я… Харриет, если я берусь за это дело, то должен выезжать немедленно. И это же ужасный шок. Мне позвонить Сильвии или ещё кому-нибудь и попросить приехать?
— Просто поезжай, Питер. Со мной всё будет в порядке.
Питер наклонился, чтобы поцеловать её, и вызвал звонком Бантера.
— Бантер, позвони старшему инспектору Паркеру и скажи, что я уже выехал. Подгони «даймлер» к парадной двери, уложи в багажник свою фотографическую аппаратуру и для работ и охот всевозможных орудья и снасти. [116]
— Я сопровождаю вас, милорд?
— Конечно, парень. Хватит болтать, надевай коньки, а?
Слышать изменившийся голос Питера, в котором вновь появились уверенные, деловые нотки, было не более удивительно, чем видеть радость на лице Бантера.
Когда дверь за ними закрылась, она почувствовала, что её трясёт от шока и отвращения. Бедная Розамунда! И бедный Лоуренс Харвелл — как ужасно и разрушительно для него, и из всех мужей в Лондоне…
Когда Мередит объявил об обеде, она в смятении села за стол и начала есть, но через несколько минут остановилась, почувствовав себя нехорошо, затем совсем нехорошо и торопливо вышла из-за стола и бросилась в ванную. Когда появилась Манго, — Мередит, должно быть, заметил бегство Харриет и послал за ней — она нашла свою хозяйку, сотрясаемую приступами рвоты, а когда пароксизмы прекратились, умело успокоила её и довела до кровати.
Загородное убежище Харвеллов находилось на берегу реки. Оно было предпоследним в линии домов, растянувшейся вдоль небольшого переулка, и стояло на скошенной лужайке, окружённой деревьями. Дорога оказалась забита полицейскими машинами, и Питер припарковал «даймлер» в начале переулка. Они с Бантером на мгновение задержались в воротах, осматривая сцену. «Розовый коттедж» оказался большим современным бунгало, построенным в модном деревенском стиле, с верандой, которая шла по всей стороне дома, обращённой к реке. Он был красиво окрашен, а лужайки и цветочные грядки выглядели хорошо ухоженными. На реку открывался прекрасный вид, а берег за рекой выглядел нетронутым и зелёным. Дверь обрамляли плетистые розы, аккуратно подрезанные и закреплённые.
В рамке этих роз появился старший инспектор Паркер и подошёл к ним.
— Спасибо за приезд, Питер. Извини, что взвалил на тебя это дело, а оно не из приятных.
— Разве убийство бывает приятным?
— Бывают получше и похуже. Входите. Мои люди как раз заканчивают здесь.
— Введи нас в курс дела, Чарльз. Начнём отсюда. Дверь была заперта?
— Когда мы прибыли, нет.
— Отпечатки на ручке двери?
— Полнó. Все предстоит идентифицировать. И разбита стеклянная секция на французских окнах с другой стороны дома. Преступник, вероятно, так и проник, причём порезался при этом. Повсюду кровь. Сейчас покажу.
Они вошли внутрь. Коридор вёл мимо кухни в дальний конец дома, где большая Г-образная комната с окнами на балкон выполняла две функции: один конец служил гостиной, а другой — столовой. В этой столовой стоял стол, накрытый белой скатертью и сервированный для обеда: салфетки, серебряные столовые приборы, бокалы, цветы и свечи в хрустальных подсвечниках — новые свечи, негоревшие.
— Она кого-то ждала, — заметил Питер.
— Кто не пришёл, — сказал Чарльз. — Выглядит именно так, правда?
— Что они собирались есть? — спросил Питер. — Я бы удивился, если бы она смогла самостоятельно сварить яйцо.
— Корзина на кухне.
— Можно взглянуть?
— Конечно.
Они вошли в кухню. Обычный набор кухонной утвари, буфет и стол из сосновых досок дополнялись новым застеклённым шкафом компании «Изиворк». На окнах висели небольшие клетчатые хлопчатобумажные занавески. На столе стояла плетёная корзина с этикетками фирмы «Фортнум энд Мейсон», [117] открытая и частично распакованная.
— Что там? — спросил Питер.
— Не экономили: икра, пирог с олениной, салаты, абрикосы в бренди, кофе, прекрасные конфеты, шампанское во льду — сейчас, конечно, растаял.
— К чему-нибудь прикасались?
— Нет. Но в буфете в гостиной есть бутылка хереса, в которой не хватает примерно на пару бокалов.
— А сами бокалы?
— Ни одного не осталось. Конечно, херес, возможно, открывали в прошлый раз, когда пользовались бунгало.
— Конечно.
Питер подошёл, чтобы осмотреть разбитое стекло во французском окне.
— Классический взлом извне, — сказал он.
— Да. Лишь один или два осколка стекла упали снаружи, — сказал Чарльз.
Питер достал из нагрудного кармана шёлковый носовой платок, встряхнул его, расправляя, и накрыл им ручку этого окна-двери. Осторожно он попробовал открыть её.
— Здесь заперто, Чарльз. — Ты заметил? Разбитое стекло тем не менее не позволило открыть окно. А где кровь, о которой ты говорил?
— Там. — Чарльз указал на угол комнаты, где стоял книжный шкаф.
Мужчины уставились на большую лужу запёкшейся крови на ковре. Книжный шкаф кто-то толкнул: три книги и вазы, которые стояли наверху, упали в лужу крови.
— Ты считаешь, это кровь преступника? — спросил Питер.
— Должно быть, его. На теле нет никаких поверхностных ран. Скоро получим письменное заключение.
— Значит, он порезался там, а залил всё кровью здесь? — Питер задумался. — А есть ли пятна крови между окном и этим местом?
— Мы не нашли ничего.
— Странно. И что он здесь делал? Я имею в виду, если бы я сильно порезался, то бросился бы на кухню к крану, а не к книжному шкафу.
— Тёмная комната, неизвестное помещение? — предположил Чарльз.
— Шторы полностью открыты, и почти полнолуние, — возразил Уимзи. — И если он вошёл не через французское окно, то как вошёл?
К Чарльзу подошёл полицейский:
— Мы готовы унести тело, сэр.
— Задержитесь на минуту, — велел Чарльз. — Хочешь взглянуть, Питер?
Он указал на коридор, который вёл из того конца комнаты, который служил гостиной, в спальню.
