Дэвид Осборн - Убийство в Чесапикском заливе

— Это было бы прекрасно, — сказала я и поднялась, — но я ужасно устала.

Мой ответ, разумеется, прозвучал банально, но я не смогла придумать ничего иного.

Он тоже поднялся, взял меня под руку, и мы молча направились к старой Коптильне. Я вручила ему фотографии и негативы, и прежде чем уйти, он тщательно осмотрел мой гостевой номер.

— Нынешней ночью вам нечего опасаться, — сказал он, чуть заметно улыбнувшись. — Слишком много вокруг полицейских.

Мы стояли в дверях, близко, совсем близко друг к другу. Он пристально смотрел мне в глаза, и я чувствовала, как с каждой минутой все больше и больше теряю над собой контроль, но мне уже было все равно.

Однако он проявил сдержанность и решительно шагнул к порогу.

— Есть кто-то другой, да?

Я подумала о Нью-Йорке и о человеке, занимавшем определенное место в моей жизни. Но теперь все это казалось таким далеким, и я сказала:

— Поговорим об этом как-нибудь в другой раз.

Он кивнул.

— А я увижу вас еще?

Я рассмеялась, и потому что избавилась наконец от внутреннего напряжения, и потому, что меня растрогал его взволнованный тон.

— Ну, конечно, — сказала я. — В субботу утром я занимаюсь планеризмом, а потом сразу же вернусь сюда. Я вам позвоню.

Майкл был удивлен. По-видимому, он думал, что на следующей день я повезу Нэнси домой в Нью-Йорк и уже не вернусь. Он не мог себе представить, что я поступлю иначе. И я лишила его возможности сказать то, что он непременно — я была абсолютно уверена в этом, — сказал бы мне. А именно: что мне не следует сюда возвращаться, что дело обстоит гораздо серьезнее, чем мы предполагали, и никто, а в первую очередь я, не застрахован от опасности.

— Спокойной ночи, Майкл, — сказала я, — и спасибо за приглашение снова пообедать вместе.

Я поспешно закрыла дверь, потому что еще минута, и я не совладала бы с собой.

Укладываясь в постель, я слегка посетовала на то, что позволила Майклу Доминику вскружить мне голову, но вынуждена была признать, что были у меня в жизни грешки и посерьезнее.

Глава 17

На следующий день учащихся в школе убавилось наполовину. Я отправила Нэнси с преподавательницей, отвозившей группу девочек, живших в Нью-Йорке, а затем попыталась вернуться к повседневным занятиям, что не составляло особого труда, поскольку единственное, что мне нужно было делать, это смотреть и слушать. Четверг и пятницу я провела в библиотеке, размышляя над известными мне фактами, но ни к какому выводу так и не пришла. Полиция интенсивно занималась расследованием, и я видела Майкла только дважды, да и то издали, каждый раз с кем-нибудь из его сотрудников.

В субботу я встала рано. Мне предстояла трехчасовая поездка на машине. В полдень мне надо быть на планерном поле в Виргинии, где мы условились с моей вьетнамской приятельницей провести неофициальные состязания.

Я уложила в сумку все необходимое снаряжение и поспешила в Главный Корпус. Было около восьми часов, и уже вовсю светило солнце. По субботам в «Брайдз Холле» тоже проводятся занятия. Первый урок начинается в восемь тридцать, но некоторые девочки уже успели позавтракать и направлялись в класс.

Я укладывала сумку в багажник, когда кто-то окликнул меня. Оглянувшись, я увидела бегущую ко мне девушку из канцелярии с пачкой писем.

— О миссис Барлоу, не откажите в любезности опустить эти письма на почте в Бернхеме. Я забыла их взять в преподавательской вчера, когда приезжала почтовая машина, и теперь пришлось бы ждать до понедельника.

Я сказала, что, конечно же, с удовольствием опущу их, и она вручила мне перетянутую резинкой пачку, в которой было штук двадцать писем. Я положила их на переднее сиденье рядом с собой и, к моему стыду, тотчас же забыла о них.

Моя голова была занята совсем другим. Всю дорогу до Франт-Рояла я в который уж раз пыталась осмыслить все, что мне удалось узнать с момента приезда в «Брайдз Холл», и вычленить какие-то детали, которые помогли бы установить виновников двух убийств, а возможно, и выявить их мотивы.

И чем больше я думала, тем охотнее склонялась вслед за Анджелой к мысли, что Мэри погибла либо потому, что увидела или услышала что-то в заповеднике Балюстрода, либо потому, что кто-то думает, будто она сфотографировала двух находившихся там людей.

Какие еще могут быть причины для убийства несчастного ребенка? Мэри могла не нравиться, с ней могли не желать заводить дружбу, но, насколько мне известно, она ни в чем не повинна, она не совершила ничего такого, что могло подвигнуть кого-то на ее убийство. Если в тот день в газебо оказалась Сисси Браун, то и она вполне удовлетворилась бы Инквизицией, где у нее была возможность выместить на Мэри всю свою злобу.

Кто же были эти двое в газебо? Что они там делали? Сумеют ли в лаборатории полиции что-нибудь извлечь из фотографий? Я не возлагала на это особых надежд. Увеличение порой делает изображение еще менее ясным. Все зависит от качества оригинала. Никакая самая искусная лаборатория не может сделать более четким то, чего на фотографии нет. А что, если именно одна из этих особ на фотографии звонила Салли и справлялась насчет фотопленки, а потом убила Гертруду из опасения, что Мэри могла доверить ей свою тайну?

И чем все-таки объясняется такой интерес со стороны Эллен к происшедшему на газебо? Этот вопрос занимал меня сейчас больше, чем все остальное. Может быть, Эллен знает или подозревает что-то, о чем считает преждевременным сообщать кому-либо? А может, в самом этом знании или подозрении таится угроза ее собственной жизни, и она решила, что единственной гарантией ее безопасности является молчание?

Мне так и не удалось найти ответы на все волновавшие меня вопросы, но мне вполне удалось выбросить все это из головы во время дивного полета на планере, хотя моя подруга опять одержала победу, опередив меня, правда, всего лишь на несколько сотен футов.

Садясь за руль своего автомобиля, чтобы снова отправиться в «Брайдз Холл», я, к своему ужасу, обнаружила лежащую на переднем сиденье пачку писем. Моя приятельница приехала из Филадельфии, и я обещала по пути в «Брайдз Холл» подбросить ее до вокзала в Вашингтоне. В конце концов, рассудила я, ничего страшного не произошло, поскольку большая часть писем достигнет своих адресатов значительно быстрее, если я отправлю их в Вашингтоне.

Мы добрались до столицы примерно в семь часов вечера. Попрощавшись с подругой, я отыскала ближайшую почту и, сняв резинку, стала опускать письма в ящик по две штуки за раз.

Как известно, порой какой-нибудь пустяк совершенно неожиданно позволяет обнаружить нечто очень важное в деле, к которому не имеет ни малейшего отношения. В данном случае таким пустяком явилась почтовая марка, вернее, отсутствие оной на одном из конвертов. Дело в том, что мне попалось письмо, на которое секретарь по небрежности забыла наклеить марку, и потому я стала внимательно проверять все остальные письма одно за другим. В результате я узнала то, чего не узнала бы никогда при иных обстоятельствах, да и не только я, но и вообще никто на свете.

Мое внимание привлекла фирменная почтовая карточка, адресованная фирмой самой себе. Такие открытки высылаются для удобства клиентов, особенно если фирма заинтересована в быстром получении ответа. Клиенту остается только написать ответ на обратной стороне и опустить открытку в почтовый ящик. Название этой модной меховой фирмы с магазинами в Нью-Йорке, Хьюстоне, Париже и Лондоне мне хорошо известно — «Картье». В «Брайдз Холле» пользоваться услугами этой шикарной фирмы могла разве что Эллен. В открытке содержалась просьба сообщить, где и когда фирма может забрать норковое манто на летнее хранение. Имя клиентки, посылавшей ответ, было напечатано на машинке — П.Дженсен, а ниже указан адрес: Джорджтаун, округ Вашингтон, 11А, Двадцать девятая улица.

Я мысленно содрогнулась при виде этой открытки, но продолжала проверять наличие марок и опускать письма в почтовый ящик. Под конец, однако, мне попался конверт, при взгляде на который я буквально окаменела. Тоже фирменный, но уже школьный конверт, адресованный некой Патриции Дженсен, консультанту по вопросам архитектуры, и адрес — точь-в-точь как у клиентки меховщика: Джорджтаун, округ Вашингтон, 11А, Двадцать девятая улица.

Я не могла уразуметь, что все это значит, но догадывалась, что наткнулась на что-то любопытное, а возможно, и весьма важное. Майкл отчаянно искал хоть какую-нибудь, пусть даже самую незначительную зацепку, поэтому я отбросила все сомнения и, вернувшись в машину, распечатала конверт, что оказалось совсем нетрудно: я просунула тоненький карандашик от записной книжки под клапан на оборотной стороне конверта и вскрыла его, ничуть не повредив. Мне не составит труда снова заклеить его и опустить в почтовый ящик, если, конечно, в письме не содержится информации, полезной для следствия.