Морис Леблан - Последние похождения Арсена Люпэна. Часть I: Двойная жизнь Арсена Люпэна
— Иди сюда, Гурель! — крикнул он, возвращаясь за своим товарищем. И потащил его вон, полумертвого, за руки. — Встряхнись же, рохля! Мы спасены!
— Вы так думаете, шеф?.. Вы так думаете?.. Но вода уже нам — по грудь…
— Давай, вылезай! Пока она еще не залила нам глотку… Где твой фонарик?
— Он больше не светит.
— Тем хуже.
И тут у него вырвался радостный возглас:
— Ступенька… Еще ступенька… Тут лестница!.. Наконец!
Они вышли из воды, из треклятой воды, которая их чуть не поглотила, и безмерное блаженство, радость избавления возвратила им силы.
— Стоп! — скомандовал господин Ленорман.
Он наткнулся на что-то головой. Подняв руки, он напрягся, чтобы устранить преграду, которая тут же подалась. Это была створка люка, открыв который можно было пройти в погреб, куда, через слуховое окошко, проникал слабый свет ясной ночи.
Он опрокинул створку и преодолел последние ступеньки.
Тут на него упала плотная ткань. Чьи-то руки его схватили. Он почувствовал, как его заворачивают в нечто вроде одеяла либо мешка, как его перетягивают веревками.
— Давайте второго, — сказал грубый голос.
Та же самая операция была проделана, по-видимому, с Гурелем, так как тот же голос вскоре произнес:
— Если станут кричать, убей их сразу. Кинжал при тебе?
— Да.
— Тогда — в путь. Вы двое возьмите этого, вы — того… Не светить и не шуметь… Иначе дело плохо, сад обыскивают со всех сторон с самого утра, их там десяток или полтора, они просто бесятся… Возвращайся во флигель, Гертруда, и по малейшему поводу звони мне в Париж.
Господин Ленорман почувствовал, как его уносят, а минуту спустя — что они уже на дворе.
— Подгони телегу поближе, — сказал прежний голос.
Господин Ленорман услышал шум колес и топот копыт.
Его уложили на доски. Гуреля устроили рядом. Лошадь побежала рысью.
Поездка продолжалась примерно полчаса.
— Стойте! — приказал уже знакомый голос. — Снимайте… Эй, возница, поверни телегу, чтобы задок встал к перилам моста… Вот так… На Сене не видно лодок? Нет? Тогда — не будем медлить. Вы привязали камни?
— Да, по паре булыжников на каждого.
— Тогда давайте. Поручи свою душу Господу, мсье Ленорман, и помолись перед Ним за меня, Парбери — Рибейру, более известного под именем барона Альтенгейма. Все в порядке? Готово? Доброго пути, мсье Ленорман!
Господина Ленормана положили на перила. Толкнули. Он почувствовал, как падает в бездну, и успел услышать тот же голос, злорадно повторивший:
— Приятного путешествия!
Десять секунд спустя настал черед бригадира Гуреля.
Глава 6
Парбери — Рибейра — Альтенгейм
I
В саду, под надзором мадемуазель Шарлотты, новой сотрудницы Женевьевы, играли маленькие девочки. Госпожа Эрнемон устроила для них раздачу пирожных, затем вернулась в комнату, которая служила одновременно гостиной и салоном для встреч между ученицами и их родственниками, и устроилась за письменным столом, на котором стала приводить в порядок бумаги и регистры.
Внезапно у нее появилось ощущение, будто в комнате она не одна. Охваченная тревогой, она обернулась.
— Ты! — воскликнула она. — Как ты появился? Каким образом вошел?
— Тихо, — сказал князь Сернин. — Слушай, и не будем терять ни минуты. Женевьева?
— В гостях у госпожи Кессельбах.
— Она должна вернуться сюда?
— Не раньше, чем через час.
— Тогда я впущу братьев Дудвиль. У меня с ними назначена встреча. Как чувствует себя Женевьева?
— Очень хорошо.
— Сколько раз она виделась с Пьером Ледюком после моего отъезда, за десять дней?
— Три раза, и должна с ним встретиться опять сегодня, у госпожи Кессельбах, которой его представит, как ты велел. Должна, однако, тебе сказать, что не вижу ничего особенного в твоем Пьере Ледюке. Женевьева должна была бы скорее встретить хорошего парня из своего круга. Лучше всего — учителя.
— Ты сошла с ума! Женевьеве — выйти за школьного учителя!
— Да, если для тебя главное — ее счастье…
— Брось, Виктуар. Твоя болтовня мне порядком надоела. Да и нет у меня времени на сантименты. Я разыгрываю шахматную партию и двигаю фигуры, не размышляя о том, что они себе думают. Когда выиграю партию, постараюсь узнать, есть ли сердце у рыцаря Ледюка и королевы Женевьевы.
Она прервала его речь:
— Ты слышал? Свист!
— Это братья Дудвиль. Приведи их и оставь нас.
Как только братья вошли, он, не мешкая, заявил:
— Я знаю все, что писали газеты об исчезновении Ленормана и Гуреля. Что известно вам кроме того?
— Ничего. Заместитель шефа Сюрте господин Вебер взял дело в свои руки. Вот уже восемь дней мы переворачиваем вверх дном сад дома уединения и не можем докопаться, как они могли исчезнуть. Вся наша служба на ногах… Такого еще не случалось никогда… Чтобы сам шеф Сюрте испарился, да не оставив никаких следов!
— А обе служанки?
— Гертруда уехала. Ее ищут.
— А ее сестра?
— Госпожа Вебер и Формери допросили Сюзанну. Против нее ничего нет. Ничто не говорит о ее вине.
— И это все, что вы можете мне сообщить?
— О нет, есть также другие обстоятельства, о которых мы не говорили журналистам.
И они рассказали о событиях, которыми были отмечены два последних дня господина Ленормана, о ночном визите двух бандитов в виллу Пьера Ледюка, о попытке похищения, совершенной на следующий день Рибейрой; затем — о погоне через леса вокруг Сен-Кюкюфа, о прибытии старика Штейнвега, его допросе в присутствии госпожи Кессельбах, наконец — об его исчезновении из Дворца правосудия.
— Никто не в курсе этих подробностей, кроме вас?
— Дьези знает о происшествии со Штейнвегом, он сам о нем рассказывал нам.
— И вам по-прежнему доверяют в префектуре?
— Настолько, что используют нас открыто. Господин Вебер клянется только нами.
— Так вот, — сказал князь, — не все еще потеряно. Если господин Ленорман допустил какую-то неосторожность, как я предполагаю — стоившую ему жизни, он все-таки выполнил перед тем хорошую работу, и нам остается только ее продолжить. Противник вырвался вперед, но мы его нагоним.
— Это будет нелегко, патрон.
— Почему? Надо просто разыскать старика Штейнвега. Ключ к тайне — у него.
— Да, но где Рибейра его прячет?
— У себя, черт его побери!
— Значит, надо узнать, где он квартирует.
— Черт возьми, конечно!
Отпустив братьев, князь направился к дому уединения. У ворот стояли автомобили, люди расхаживали всюду взад и вперед, словно кого-то сторожа. В саду, близ флигеля госпожи Кессельбах, он заметил Женевьеву, Пьера Ледюка и мужчину плотного сложения с моноклем. Они беседовали втроем. Ни один из них его не заметил.
Несколько человек вышло из флигеля. Это были господа Вебер и Формери, писарь и два инспектора. Женевьева вошла в дом, и господин с моноклем, заговорив со следователем и заместителем шефа Сюрте, стал медленно удаляться вместе с ними. Тогда князь Сернин приблизился к скамье, на которой еще сидел Пьер Ледюк.
— Оставайся на месте, — прошептал он. — Это я.
— Вы! Вы!..
Молодой человек только в третий раз видел Сернина после того ужасного вечера в Версале, и каждый раз был потрясен встречей.
— Отвечай… Кто эта личность с моноклем?
Пьер Ледюк все еще не был в силах заговорить, бледный, как полотно. Сернин ущипнул его пониже локтя.
— Отвечай, черт побери! Кто это?
— Барон Альтенгейм.
— Откуда он взялся?
— Это друг госпожи Кессельбах. Он приехал из Австрии шесть дней тому назад и предоставил себя в ее распоряжение.
В это время служители правосудия вышли за пределы сада вместе с Альтенгеймом.
— Барон тебя о чем-нибудь расспрашивал?
— Да, о многом. Мой случай его заинтересовал. Он хотел помочь мне отыскать семью. Просил вспомнить обстоятельства моего детства.
— И что ты отвечал?
— Ничего — я ведь ничего и не знаю. Разве у меня могут теперь быть воспоминания? Вы заставили меня занять место другого человека, и я не знаю даже, кем он был, тот другой.
— Я — тоже, — усмехнулся князь. — В этом как раз и состоит необычность твоего случая, Пьер.
— Ах! Вы смеетесь! Вы все смеетесь! Но я скоро буду этим сыт… Я замешан в множество не слишком чистых дел… Не говоря уже об опасности, которой подвергаюсь, играя роль личности, которой не являюсь.
— Как так — не являешься? Ты герцог — не менее, по крайней мере, чем я князь… Может быть, даже больше… И затем, если и не являешься, стань им, черт возьми! Женевьева может выйти замуж только за герцога. Смотри-ка на нее! Разве она не заслуживает того, чтобы ты продал душу ради ее прекрасных глаз?
Он, собственно, не очень и обращал внимание на юношу, безразличный к тому, что тот думал. Они вошли в дом, и у самой лестницы появилась Женевьева, грациозная, улыбающаяся.
— Вот вы и вернулись! — сказала она князю. — Тем лучше! Я так довольна! Хотите повидать Долорес?
