Гилберт Честертон - Исчезновение принца. Комната № 13
– Понятно, откуда здесь кровь, но почему только на конце? – задумчиво произнес доктор Принс. – Но наверняка это и есть орудие убийства. Разрез был нанесен орудием именно такой формы. Возможно, и карман куртки был вспорот им же. Наверное, негодяй обрушил статую, чтобы придать значение своему поступку.
Марч ничего не сказал, он зачарованно разглядывал необычные камни, украшавшие странную рукоятку. И возможное значение их жутким кроваво-красным рассветом озарило его разум. Это были обломки редкого восточного оружия, и у него в голове всплыло имя, с которым его память связывала старинное восточное оружие. Лорд Джеймс как-то рассказал ему о своем тайном увлечении… и все же одно с другим не укладывалось у него в голове.
– Где премьер-министр?! – вдруг выкрикнул Херриес, и голос его чем-то напомнил лай собаки, увидевшей что-то неожиданное.
Доктор Принс повернул на него свои большие очки и хмурое лицо, которое выглядело мрачнее, чем когда-либо.
– Я искал его, но не смог найти, – сказал он. – Сразу, как только обнаружил, что бумаги исчезли. Ваш слуга, Кэмпбелл, обыскал весь дом, но тоже впустую.
Вновь воцарилась тишина, которая оборвалась новым восклицанием Херриеса, которое, впрочем, прозвучало уже совсем с другой интонацией.
– Больше его можно не искать, – произнес он. – Вон он сам идет, с вашим другом Фишером. Смотрите, выглядят, будто только что с дороги.
И правда, по садовой дорожке к ним приближались Фишер, весь в пыли, на брюках – грязь, лоб оцарапан, как будто шипами колючего куста, и великий седовласый государственный деятель, похожий на младенца любитель восточного оружия и фехтования. Внешне Марч их узнал сразу, но выражение их лиц и то, как они держались, оставалось для него загадкой, что делало весь этот кошмар еще более жутким и нелепым. Чем внимательнее он к ним присматривался, пока они молча слушали рассказ сыщика, тем более странным казалось ему их поведение: Фишера смерть дяди вроде расстроила, но совсем не удивила, а старший из мужчин так и вовсе откровенно был погружен в какие-то свои мысли. Но ни первый, ни второй будто и не думали о том, чтобы начать поиски скрывшегося шпиона и убийцы, хоть важность похищенных им документов была огромной. Когда полицейский отправился решать этот вопрос, звонить и писать рапорт, когда Херриес ушел обратно в гостиницу, вероятно, к своей бутылке бренди, а премьер-министр устало побрел в сторону удобного кресла, стоящего в другой части сада, Хорн Фишер повернулся к Гарольду Марчу и заговорил, глядя ему прямо в глаза:
– Мой друг, – сказал он, – я хочу, чтобы вы поехали со мной. Немедленно. Здесь я больше никому не доверяю так, как вам. Ехать придется почти весь день, и до наступления темноты все равно ничего делать нельзя, так что обсудим все по дороге. Но я хочу, чтобы вы были рядом – я думаю, настал мой час.
Марч и Фишер сели на мотоциклы и первую половину дня ехали вдоль берега на восток, не имея возможности разговаривать из-за грохота двигателей этих неудобных машин. Но когда за Кентербери они выехали на равнины восточного Кента, Фишер сделал остановку в одном приятном маленьком пабе на берегу сонной речушки, где они и сели перекусить, выпить и поговорить в первый раз за всю поездку. День был свежим и чистым, в лесу неподалеку пели птицы, и солнце падало прямо на деревянную скамью и стол, за которым они сидели. Но каким бы ярким ни был свет, лицо Фишера выглядело таким мрачным, каким еще не было никогда.
– Прежде чем мы продолжим путь, – сказал он, – мне нужно вам кое-что сказать. Мы с вами вместе повидали немало тайн и распутали не одну загадку, поэтому будет правильно, если именно вы доведете до конца и это дело. Но рассказ о смерти моего дяди мне придется начать с другого конца, с того времени, когда мы с вами только становились сыщиками. Я опишу вам каждый шаг логической цепочки, если хотите, только сам я узнал истину не с помощью дедукции. Сначала я расскажу вам саму истину, потому что мне она была известна с самого начала. Если к остальным делам я подходил снаружи, то в этом случае я находился внутри. Я сам был центром и началом всего.
Что-то в полуопущенных веках и серьезных серых глазах друга вдруг потрясло Марча, кольнуло в самое сердце, и он в отчаянии воскликнул: «Не понимаю!» – как восклицает тот, кто боится, что все понял. Какое-то время было слышно лишь счастливое щебетание птиц, а потом Хорн Фишер спокойно произнес:
– Это я убил своего дядю. Если вам этого мало, это я похитил его государственные бумаги.
– Фишер! – сдавленным голосом выдавил его друг.
– Прежде чем мы расстанемся, позвольте мне все вам объяснить, – продолжил Фишер. – И чтобы вам было понятнее, я буду говорить так, будто это одна из обычных историй, которыми мы с вами занимались раньше. Итак, в этом деле имеются две главные загадки, верно? Первая: как убийце удалось снять с трупа куртку, если тот был придавлен к земле такой огромной тяжестью? Вторая, меньшая и не такая уж неразрешимая: почему у кинжала, которым перерезали горло, только на конце было несколько пятнышек крови, почему все лезвие не было в крови? На первый вопрос я отвечу легко. Хорн Хьюитт сам снял куртку до того, как был убит. Можно даже сказать, он ее снял для того, чтобы быть убитым.
– Это, по-вашему, объяснение?! – воскликнул Марч. – Ваши слова бессмысленнее фактов.
– Перейдем к следующим фактам, – продолжил Фишер все тем же бесстрастным голосом. – На лезвии кинжала нет крови Хьюитта, потому что Хьюитт был убит не этим оружием.
Марч удивился:
– Но ведь доктор совершенно точно определил, что рана была нанесена именно этим кинжалом!
– Прошу прощения, – возразил Фишер, – но он не говорил, что рана была нанесена именно этим клинком. Он сказал, что она была нанесена клинком подобной формы.
– Но как раз форма-то у него необычная, даже исключительная, – заметил Марч. – Невозможно представить, что могло случиться такое неимоверное совпадение, чтобы…
– Однако оно случилось, – задумчиво произнес Хорн Фишер. – Самое удивительное в совпадениях то, что они иногда случаются. По самому неимоверному совпадению в мире, по такому совпадению, которое бывает раз на миллион, случилось так, что еще один кинжал точно такой же формы оказался в том же саду в то же самое время. В какой-то мере это объясняется тем фактом, что это я принес туда оба кинжала… Но, дружище, неужели вы до сих пор так и не поняли, что это означает? Сопоставьте факты: два совершенно одинаковых клинка, сброшенная куртка. Думаю, вам поможет, если вы припомните тот факт, что я вообще-то не хладнокровный убийца.
– Дуэль! – прозрел Марч. – Ну разумеется! Я должен был догадаться. Но кто же тот шпион, который выкрал бумаги?
– Шпион, выкравший бумаги, – мой дядя, – ответил Фишер. – Вернее, он пытался их выкрасть, когда я остановил его… Единственным возможным способом. Бумаги, которые должны были отправиться на запад, чтобы вернуть преданность наших друзей, бумаги, в которых им сообщался план отражения нападения противника, уже через несколько часов оказались бы в руках врага. Что я мог сделать? Сообщить о предательстве одного из наших четырех друзей означало бы сыграть на руку вашему другу Аттвуду, что привело бы к панике и в конечном итоге к рабству. Но еще, может быть, сыграло определенную роль и то, что человек, которому за сорок, подсознательно испытывает желание умереть так, как он жил, и мне, в каком-то смысле, захотелось унести с собой в могилу все свои тайны. Кто знает, возможно, если у человека есть любимое занятие, с годами оно становится только крепче, а моим любимым занятием было молчание. Наверное, я чувствую, что убил брата своей матери, но я спас ее имя. Короче говоря, я выбрал именно то время, когда вы все спали, а он вышел в сад. В лунном свете мне были прекрасно видны все каменные статуи, да я и сам был, как ожившая статуя. Не узнавая своего голоса, я обвинил его в измене и потребовал вернуть бумаги. Когда он отказался, я заставил его выбрать один из двух кинжалов. Эти кинжалы были среди тех, что прислали премьер-министру на оценку – он же, как вы знаете, коллекционер. Это был единственный парный набор, который мне удалось найти. А дальше мы вышли на тропинку и стали драться под статуей Британии. Это был сильный человек, но на моей стороне было превосходство в технике. Его кинжал задел мой лоб почти в тот же миг, когда мой пронзил его шею. Он повалился на статую, как Цезарь под изваяние Помпея, и схватился за железную подпорку. Кинжал его был уже сломан. Как только я увидел кровь, хлещущую из его смертельной раны, я будто очнулся. Бросив свой кинжал, я кинулся к нему, чтобы поднять. Я склонился над ним, и тут все произошло слишком быстро, чтобы я мог понять, что случилось. Не знаю, то ли железный прут был уже разъеден ржавчиной, то ли он своей звериной силой просто вырвал его из камня, но эта штука оказалась у него в руке, и он в предсмертной агонии полоснул им меня по голове, когда я безоружный упал на колени рядом с ним. Пытаясь уклониться от удара, я посмотрел вверх и увидел наклоненную гигантскую Британию, которая нависла надо мной, как носовая фигура корабля. В следующую секунду она наклонилась чуть ниже, и мне показалось, что все небо разом со звездами наклонилось вместе с ней. В следующую секунду небо точно перевернулось, а в следующую – я уже стоял в безмолвном саду и смотрел на груду костей и камня, которые вы видели сегодня. Он вырвал последнюю опору, которая поддерживала богиню Британии. Она пала и в падении раздавила собой предателя. Я развернулся и бросился к куртке, в которой, как я знал, был зашит пакет. Вспорол кинжалом карман, и по садовой дорожке бросился наверх, где меня ждал мотоцикл. У меня были причины торопиться, но когда я бежал, я ни разу не обернулся посмотреть на статую и тело, и, думаю, что бежал я от этой страшной аллегории.
