Эллери Куин - Застекленная деревня. Расследует Эллери Квин (рассказы)

Покуда Эдамс описывал в общих чертах природу доказательств, Джонни наблюдал за лицами присяжных. Они слушали с мрачной сосредоточенностью, кивая через каждые три слова. Даже на физиономии Кэлвина Уотерса появилось некое подобие осмысленности.

Джозеф Ковальчик, к счастью для него, был так поглощен усилиями следить за едва понятной для него английской речью обвинителя, что казался всего лишь зрителем. Его мохнатые брови сдвинулись, распухшие губы кривились над плохими зубами. Когда Эдамс сел, а Энди Уэбстер поднялся, на лице Ковальчика мелькнуло довольное выражение.

— Закон гласит, — заговорил старый экс-судья, — что подсудимый не должен доказывать на суде свою невиновность, — напротив, обвинение должно доказать его вину. Иными словами, человек считается невиновным, покуда его вина не будет доказана без тени сомнения. Бремя этих доказательств возложено на обвинение. И доказательства не являются вопросом веры, как, например, веры в Господа Всемогущего или мнения о политиках. Доказательства должны быть основаны на фактах… Мы не пытаемся представить себя ангелами, леди и джентльмены, — ангелы редко ходят по земле. Обвиняемый, оказавшись на чужбине, с трудом говоря на нашем языке, тем не менее пытался жить честно, работая в поте лица. То, что он в этом не преуспел, что он беден — беднее любого из вас, — свидетельствует против него не более, чем иностранное происхождение и другие внешние отличия от вас… Джозеф Ковальчик не отрицает, что украл деньги у тетушки Фанни Эдамс. Бедность побудила его поддаться искушению, и он знает, что совершил грех. Но если даже вы не в состоянии простить ему кражу, тот факт, что он украл деньги у Фанни Эдамс, не является доказательством, что он убил ее. В этом вся суть дела, жители Шинн-Корнерс. Если обвинение не сможет представить доказательства, что Джозеф Ковальчик совершил убийство, вы будете должны признать его невиновным.

Но души присяжных были наглухо заперты.

Так это началось.

Феррис Эдамс потребовал занести в протокол заявление Ковальчика, касающееся его прихода в дом Фанни Эдамс в субботу перед дождем, предложения тетушки Фанни накормить его, если он наколет дрова, и всю историю, рассказанную им судье и Джонни, включая признание в краже. Заявление было зафиксировано Элизабет Шир в церковном подвале в субботу вечером и подписано Ковальчиком.

Эндрю Уэбстер не возражал.

Судья Шинн велел Эдамсу вызвать его первого свидетеля, и тот вызвал доктора Кушмена.

— Вызывается док Кушмен! — провозгласил Берни Хэкетт.

Седовласый старик с красным лицом и глазами, похожими на вареные яйца, поднялся с одного из зрительских мест и шагнул вперед. Пристав Хэкетт предложил ему Библию; старик положил на нее одну дрожащую руку, поднял другую и квакающим голосом поклялся говорить всю правду и ничего, кроме правды.

После этого он занял свидетельское место.

— Ваше полное имя и профессия? — спросил Феррис Эдамс.

— Джордж Лисон Кушмен, доктор медицины.

— Где вы проживаете и практикуете, доктор Кушмен?

— В городе Комфорт, округ Кадбери.

— Вы являетесь медицинским экспертом коронера округа Кадбери в Комфорте, Шинн-Корнерс и других близлежащих населенных пунктах, доктор?

— Да.

— Вы обследовали тело миссис Фанни Эдамс в возрасте девяносто одного года, проживавшей в Шинн-Корнерс, во второй половине дня 5 июля — в прошлую субботу, доктор Кушмен?

— Да.

— Расскажите нам об обстоятельствах.

— В субботу днем, около двадцати минут четвертого, мне позвонил по телефону из Шинн-Корнерс констебль Берни Хэкетт, прося меня срочно приехать в дом миссис Эдамс. Я сказал, что не могу приехать сразу, так как с часу дня у меня полно пациентов, и спросил, не заболел ли у них кто-нибудь. Он не стал объяснять — просто сказал, чтобы я приехал, как только смогу. Я освободился лишь в начале шестого. Когда я прибыл в дом миссис Эдамс, констебль Хэкетт проводил меня в комнату сзади, возле кухни, где я увидел тело Фанни Эдамс, лежащее на полу с накрытой полотенцем головой. Я убрал полотенце… — Доктор Кушмен нервно провел ладонью по лбу. — Для меня это был шок, ведь я знал Фанни Эдамс всю жизнь. Я сразу же увидел, что она мертва…

— Сколько времени, по-вашему, она была мертва, когда вы обследовали тело?

— Около трех часов.

— А в котором часу вы произвели обследование?

— Где-то между пятью и половиной шестого.

— Продолжайте.

— Было очевидно, что это убийство. Ей нанесли множественные страшные удары по голове, проломив череп в нескольких местах. Такие повреждения головы я видел только после автомобильных катастроф.

— Покойная не могла сама нанести себе эти раны?

— Безусловно, нет.

— А после этих ударов миссис Эдамс могла прожить еще какое-то время?

— Нет. Смерть наступила мгновенно.

— Что вы сделали потом, доктор?

— Позвонил коронеру Барнуэллу в Кадбери, а затем ждал около тела его прибытия. Мы решили, что во вскрытии нет необходимости, так как причина смерти очевидна. Я выписал свидетельство о смерти и вернулся в Комфорт, оставив коронера в деревне.

— Во время обследования тела, доктор, вы видели рядом какой-нибудь предмет, который мог послужить орудием убийства?

— Видел. Тяжелую железную кочергу. Она была забрызгана кровью и каплями мозгового вещества и слегка изогнута.

— Эту кочергу вы видели? — Феррис Эдамс продемонстрировал кочергу, и все затаили дыхание.

— Да.

— Есть у вас хоть малейшее сомнение в том, что она послужила орудием убийства Фанни Эдамс?

— Нет.

— У вас имеются причины для такого мнения, помимо крови на кочерге?

— Форма и глубина ран свидетельствуют, что их нанесли подобным орудием.

— Вещественное доказательство «А», ваша честь… Свидетель ваш, судья Уэбстер.

Энди Уэбстер двинулся вперед нетвердым шагом. Две или три женщины возмущенно забормотали. Судье Шинну пришлось постучать по столу «грибом» для штопки, который он позаимствовал из корзины с рукоделием Фанни Эдамс.

— Вы заявили, доктор Кушмен, — начало старейшее юридическое светило Кадбери, — что, когда вы обследовали покойную, она была мертва уже около трех часов и что вы производили обследование «между пятью и половиной шестого». Не могли бы вы немного уточнить время?

— Время обследования?

— Да.

— Едва ли. Как я сказал, я прибыл туда после пяти, а закончил осмотр около половины шестого.

— Она была мертва три часа до «после пяти» или до «около половины шестого»?

— На это я не могу ответить, — сердито произнес доктор Кушмен. — Очень трудно назвать точное время смерти. Приходится учитывать множество факторов — температуру тела и помещения, трупное окоченение, посинение, было ли тело передвинуто и так далее. В любом случае, невозможно определить время с точностью до минуты. Как правило, вам везет, если вы определяете его в пределах часа.

— Значит, если другие факты указывают, что смерть наступила, скажем, в тринадцать минут третьего, это соответствует вашему определению времени смерти?

— Да!

— Доктор Кушмен, в результате вашего обследования у вас сформировалось какое-нибудь мнение насчет сравнительного местоположения покойной и ее убийцы во время преступления?

Врач недоуменно заморгал.

— Прошу прощения?

— Вы бы сказали, — пояснил судья Уэбстер, — что удары были нанесены, когда миссис Эдамс находилась лицом к убийце, или боком, или же спиной?

— Ах вот вы о чем! Конечно, лицом.

— Это факт? Все удары были фронтальными?

— Да.

— Значит, убийца не мог подкрасться к ней сзади?

Феррис Эдамс вскочил на ноги с криком, что вопрос не находится в компетенции свидетеля и что так нельзя вести перекрестный допрос. Энди Уэбстер отбивался с не меньшей энергией. Судья Шинн позволил им вдоволь накричаться, потом отклонил протест и велел свидетелю отвечать.

— Подкрасться сзади? — Доктор Кушмен пожал плечами. — Почему бы и нет? Но в таком случае она услышала его и успела повернуться, чтобы получить удары спереди.

Феррис Эдамс злорадно усмехнулся Энди Уэбстеру, а Энди изобразил досаду. Он уже собирался сесть, когда Джонни поднялся со складного стула и спросил:

— Ваша честь, могу я сказать кое-что защитнику?

— Конечно, мистер Шинн, — весело отозвался судья Шинн.

Джонни подошел к Энди Уэбстеру и начал что-то ему шептать. Присяжные тоже сердито перешептывались. Ребекка Хемас достаточно громко произнесла замечание о «назойливых посторонних».

Старик кивнул, и Джонни вернулся на свое место.

— Доктор Кушмен, — снова заговорил судья Уэбстер, — вам известно, каким был рост покойной?

— Пять футов пять дюймов. Приличный рост для старой женщины…