Эрл Гарднер - Дело о сумочке авантюристки
– Здравствуйте, Салли, – приветствовал ее Мейсон.
Та спокойно и самоуверенно прошла к столу и села по другую сторону решетки. От надзирательницы ее отделяла массивная ширма.
– Я очень сожалею, что убежала от вас тогда, мистер Мейсон.
– Вам следует сожалеть не только об этом, – ответил адвокат.
– Что вы имеете в виду?
– Вы отправились в отель вместе с Деллой Стрит, имея в сумочке револьвер и деньги.
– Да, я понимаю, что не должна была этого делать.
– Где вас поймал лейтенант Трэгг?
– В четырех-пяти километрах от отеля. Он встретил меня, и мы немного поговорили. Потом, оставив меня под охраной полицейского, он отправился разыскивать вас и Деллу Стрит.
– Вы что-нибудь рассказали полиции?
– О да!
– Зачем?
– Потому что я должна была рассказать им правду, – ответила девушка.
– Черт возьми! Не нужно было этого делать!
– Откуда же мне было это знать, мистер Мейсон? Я думала, что так будет лучше.
– Ну, ладно, – сказал Мейсон. – Так в чем же состоит правда?
– Что я убежала от вас.
– О боже! – возмутился Мейсон. – Расскажите мне что-нибудь новенькое. Что именно вы рассказали полиции?
– А вы не рассердитесь?
– Конечно, рассержусь.
– И значит… значит, вы мне не поможете?
– У меня нет выбора. Я вынужден вам помочь, потому что мне нужно помочь Делле Стрит. Я должен вытащить ее из той каши, которую вы заварили, а заодно мне придется вытаскивать и вас.
– Я доставила ей много неприятностей?
– И ей, и мне, и еще много кому. Ну, начинайте! Рассказывайте мне все, как было.
Она опустила глаза.
– Вчера вечером я пошла повидаться с мистером Фолкнером.
– В котором часу?
– Где-то около восьми.
– И вы встретились с ним?
– Да.
– Что он делал, когда вы пришли?
– Брился. Лицо его было в мыле, а сам он стоял без куртки и брюк, в одних трусах. Кран над ванной был открыт, и туда лилась вода.
– Дверь в ванную была открыта?
– Да.
– Жена его тоже была в ванной?
– Нет.
– Кто вам открыл входную дверь?
– Никто. Входная дверь не была заперта, там даже была щель шириной в дюйм или два.
– Наружная дверь?
– Да.
– И что же вы сделали?
– Вошла в дом и увидела, что он в ванной. Я окликнула его.
– И дальше?
– Он вышел из ванной.
– Вы уверены, что кран в ванной был открыт?
– Да.
– А какая вода текла: холодная или горячая?
– Почему вы об этом… Горячая.
– Вы уверены?
– Да. Я обратила внимание, что все зеркало запотело.
– Фолкнер был рассержен вашим появлением?
– Рассержен? Моим появлением? Нет. А зачем ему было сердиться?
– Ну, вы нагрянули неожиданно и застали его в таком виде…
– Может быть, он и был слегка недоволен, но все прошло хорошо.
– Продолжайте, – сказал Мейсон. – И расскажите мне все до самого конца.
– Мистер Фолкнер сказал, что не хочет неприятностей из-за меня, ему хотелось бы выяснить наши отношения и поставить все точки над «i». Он знал, что Том поступит так, как я ему велю, и поэтому сказал, что нам нужно прийти к соглашению.
– И что вы ответили?
– Я сказала, что если он даст нам две тысячи долларов, то все будет в порядке. Том поработает на него в течение шести недель, а потом полгода будет лечиться. После лечения он вернется и продолжит службу в зоомагазине. А если Том разработает еще какие-нибудь эффективные препараты за те шесть месяцев, что будет отдыхать, они будут принадлежать им обоим на равных началах.
– И что ответил Фолкнер?
– Он дал мне две тысячи долларов, а я вернула ему чек на пять тысяч и сказала, что пойду повидаться с Томом. Я была уверена, что все будет в порядке.
– Вы знаете, что Том отправился к нему в четверть девятого?
– Он не мог так поступить.
– Полагаю, у вас есть веские доказательства?
– Я убеждена, что Том к нему не ходил. Ему незачем было идти туда. Том всегда говорил, что целиком полагается на меня.
– А те две тысячи… Фолкнер дал их вам наличными?
– Да.
Мейсон на мгновение задумался, а потом спросил:
– Что вы скажете о револьвере?
– Мне очень жаль, что все так получилось, мистер Мейсон, – ответила Салли. – Это револьвер Тома.
– Знаю.
Салли кивнула.
– Я не знаю, как он попал туда, но, когда я хлопотала, пытаясь успокоить миссис Фолкнер, то увидела его на комоде. Я узнала его – это был револьвер Тома. Ну, и вы понимаете, я решила, что будет лучше спрятать его, чтобы у Тома не было неприятностей. Действовала я машинально, реакция была мгновенной. Вот я и сунула револьвер Тома в свою сумочку. Зная, что человек покончил жизнь самоубийством…
– Он был убит, – вставил Мейсон.
– Зная, что он был убит, – продолжала Салли Медисон, без протеста принимая поправку Мейсона, – я не хотела, чтобы в доме Фолкнера был найден пистолет Тома. Я была уверена, что Том не имеет никакого отношения к убийству. Не знаю, как его револьвер очутился там.
– Это все? – спросил Мейсон.
– Да, все, – ответила Салли. – О, мистер Мейсон, как мне хочется умереть!
– Вы все это рассказали в полиции? – спросил тот.
– Да.
– И что они сказали?
– Они просто слушали.
– Показания стенографировались?
– Да.
– Ну а что было потом?
– Потом они попросили меня подписать показания, если у меня нет возражений. Я сказала, что у меня возражений нет. Они переписали все, и я подписала.
– Они не говорили вам, что вы можете не давать показаний, если не хотите?
– О да! Они говорили мне об этом.
– Уже после того, как ваши показания были записаны?
– Да.
Мейсон протянул с горечью:
– Глупышка!
– Почему вы так думаете, мистер Мейсон?
– Потому что история ваша мало правдоподобна, – ответил тот. – Под влиянием минуты вы, видимо, так и поступили, решив избавить Тома от неприятностей. Но полиция оказалась умна и зафиксировала сразу все ваши показания, чтобы вы их не смогли изменить. А потом, когда они нажмут на вас, вы вынуждены будете изменить их и сядете в лужу.
– Но я не собираюсь изменять их!
– Вы так думаете?
– Я уверена.
– Откуда появилась сумма в две тысячи долларов, которую вы получили от Фолкнера?
– Просто я посчитала, что это подходящая сумма.
– Вы не называли ему эту сумму раньше?
– Нет.
– И Фолкнер брился, когда вы пришли?
– Да.
– И он находился в ванной комнате?
– Да.
– И он вышел из ванной, когда вы вошли… в спальню?
– Да. Ну, он появился в дверях.
– И он дал вам две тысячи долларов наличными?
– Да.
– Вы попросили их у него или он сделал это по собственной инициативе?
– Попросила.
– И у него были при себе две тысячи долларов?
– Да.
– Ровно две тысячи?
– Ну, я не знаю, может быть, у него было и больше, но он дал мне ровно две тысячи.
– Наличными?
– Конечно! Именно эти деньги и были в моей сумочке.
– И вы нашли револьвер Тома в доме Фолкнера?
– Да. И уж если вы хотите все знать, мистер Мейсон, то скажу вам: именно Фолкнер забрал револьвер Тома к себе. Том держал его у себя в зоомагазине, а вчера вечером, около половины восьмого, мистер Фолкнер был там, чтобы согласовать кое-что с бывшим хозяином. Вот он и взял револьвер. Мистер Раулинс может подтвердить это. Он видел, как Фолкнер брал его.
– Вы сообщили об этом полиции?
– Да.
– И она записала эти показания?
– Да.
Мейсон вздохнул:
– Теперь о другом. Когда я оставил вас с сержантом Дорсетом, он говорил, что собирается взять вас с собой к Джеймсу Стаунтону?
– Да.
– И вы были там?
– Да.
– Как долго?
– Не знаю точно. Не очень долго.
– И Стаунтон заявил Дорсету, что Фолкнер сам принес к нему рыбок?
– Да, он даже показал Дорсету доверенность, в которой Фолкнер подтверждает, что отдал Стаунтону рыбок на хранение.
– А что было потом?
– Потом Дорсет вернулся вместе со мной в дом Фолкнера.
– Дальше.
– Затем, приблизительно через час, он заявил, что я свободна.
– И как вы поступили?
– Ну, один из них, кажется, фотограф, сказал, что собирается ехать в полицейское управление, чтобы проявить пленку, и что, если я хочу, могу подождать его. Он обещал меня подбросить.
– И вы поехали с ним?
– Да.
– И потом?
– Потом я позвонила Делле Стрит.
– Где вы нашли телефон?
– В ночном ресторане.
– Неподалеку от того места, где фотограф высадил вас из машины?
– Да, в квартале от этого места.
– И дальше?
– Мисс Делла Стрит попросила меня позвонить вторично минут через пятнадцать.
– Что вы сделали после этого?
– Поужинала. Заказала кофе, два яйца и бутерброды.
– Вы помните, в каком ресторане это было?
– Конечно, помню! И думаю, что ночной официант, обслуживавший меня, тоже меня вспомнит. У него очень темные волосы, и, мне кажется, он немного прихрамывает. Вероятно, у него был когда-то перелом, и теперь одна нога немного короче другой.