Кот и мышь - Кристианна Брэнд
— Я думал не о том, что вы видели ее лицо, — холодно произнес Карлайон, а о том, что она увидит ваше. У вас очень выразительное лицо, мисс Джоунс, а нам не нужны лишние огорчения.
Вся ее жалость, все желание помочь мигом улетучились.
— Хорошо, я сделаю все, как вы хотите. Больше я не буду пытаться... все равно бесполезно заставить вас понять...
Он помог ей подняться по скрипучим ступенькам.
— И, пожалуйста, мисс Джоунс, ничего личного.
— Что вы имеете в виду?
— Говорите с Анджелой спокойно, рассказывайте о внешнем мире, о Лондоне и так далее... Но никаких вопросов о ней.
— Как я могу задавать ей вопросы? — недоуменно сказала Тинка. — Я думала, она не может говорить.
— Полагаю, она в состоянии ответить знаком «да» или «нет», — раздраженно отозвался Карлайон. — А мы не хотим, чтобы даже ее «да» или «нет» появилось в желтой прессе.
Катинка застыла, прислонившись к перилам на повороте узкой лестницы.
— Господи, вы все еще думаете, что я стану расспрашивать ее... после всего, что произошло...
— Откуда я знаю? Вы ведь хотели сделать это раньше Почему вы должны сжалиться над ней теперь?
Видя, что Карлайон смертельно устал после долгой бессонной ночи, Тинка не стала мучить его дальнейшими протестами.
— Хорошо, я сделаю так, как вы говорите.
Он проводил ее в конец коридора, открыл дверь, вошел в комнату, меблированную как гостиная, потом осторожно постучал в другую дверь и тоже открыл ее. Внутри было темно.
Миссис Лав поднялась со стула, подошла к Тинке, чьи глаза быстро привыкли к полумраку, взяла ее за руку и подвела к кровати, стоящей у окна, хотя портьеры сейчас были задернуты наглухо.
— Миссис Карлайон, к вам пришла молодая леди. Приятно увидеть новое лицо... услышать новый голос, не так ли? — Она придвинула стул для Катинки. — Поболтайте с миссис Карлайон, расскажите ей, как выглядит добрый старый Лондон.
— Благодарю вас, миссис Лав, — сказал Карлайон. — Если хотите, можете идти, а я останусь. — Он сел у маленького столика в другом конце комнаты и застыл, положив голову на руки. Катинка повернулась к кровати.
На подушке вырисовывались очертания головы, но залатанное лицо было едва различимо в сумраке. Что-то шевельнулось на кровати, и Катинка увидела протянутую к ней руку — здоровую левую руку, которая вчера просунулась сквозь разбитое стекло и начала писать жалобный призыв. Мысленно Тинка уверяла себя, что тепло пожала бы даже правую руку, похожую на уродливую лапу, но, к счастью, это оказалась маленькая, белая, здоровая ручка.
Она начала говорить с Анджелой Карлайон, радуясь возможности принести пользу. Лондон, магазины, редакция журнала, другие девушки, мисс Давайте-Будем-Красивыми, постоянно воюющая со своими непокорными волосами... С кровати доносилось жуткое фырканье, по-видимому, означавшее одобрительный смех. Катинке никогда в жизни не приходилось выполнять такую тяжелую работу, но привычка дурачиться в пабах на Флит-стрит помогала ей. Тем не менее она очень утомилась к тому времени, когда миссис Лав просунула в дверь крашенную перекисью голову.
— Мистер Карлайон, уже половина двенадцатого.
Карлайон быстро поднялся.
— Думаю, этого достаточно, дорогая. Мисс Джоунс, должно быть, устала.
Маленькая ручка судорожно дернулась в руке Катинки.
— По-моему, миссис Карлайон не хочет, чтобы я уходила.
— Вы обе устали, — настаивал Карлайон. — Отпусти мисс Джоунс, милая. Возможно, она придет снова. — Он наклонился и нежно поцеловал изуродованное отталкивающее лицо. — Я рад, что ты довольна, но сейчас попрощайся с мисс Джоунс... —- Он шагнул в сторону.
Катинка встала со стула.
— Ну, до свидания, миссис Карлайон.
Рука снова дернулась. Тинка стояла в нерешительности, не желая освобождать свою руку слишком резко. Ей показалось... Да! Острый ноготь чертил на ее ладони буквы. «А», потом, кажется, «N» и «G». ANGela... «Очевидно, — подумала Катинка, — бедняжка хочет, чтобы я называла ее по имени».
— Или, — смущенно добавила она, — могу я сказать «доброй ночи, Анджела»?
Но маленькая ручка дернулась опять, а голова на подушке устало повернулась из стороны в сторону. Ноготь вновь начал писать на ее ладони. «А». Далее вертикальная черточка, потом другая, сверху вниз по диагонали, и еще одна вверх... «N» или начало «М». Но Карлайон подошел к кровати, и Катинка убрала руку, дрожа при мысли, что он может заподозрить ее в тайных переговорах с его женой. Анджела, однако, не пыталась скрыть свои попытки передать сообщение. Она раскрыла ладонь Катинки и посмотрела на Карлайона своими свиными голубыми глазками, словно моля его о помощи.
Тинке, привыкшей к суровым манерам Карлайона, было странно слышать ласковые слова, так легко слетающие с его губ. Он погладил мягкие светлые волосы Анджелы.
— Ангел, ты должна отпустить мисс Джоунс. Она навестит тебя в другой раз.
Голова энергично кивнула. Анджела протянула руку и внезапно включила маленький ночник. Это была изуродованная рука — жуткое скопление суставов, кожи и длинных красных ногтей. Тинка увидела на ней большое кольцо из резного белого жадеита в форме головы и груди сфинкса с откинутыми назад крыльями{28}. Красивое кольцо на этой кошмарной лапе выглядело удручающе.
Анджела попыталась снять его здоровой рукой со скрюченного пальца, фыркая от напряжения.
— Не надо, дорогая, — терпеливо сказал Карлайон. — Отпусти мисс Джоунс.
Катинка больше не могла выносить выкручивания сломанных пальцев.
— Если хотите, я приду снова, но сейчас я должна идти. — Неужели несчастное создание пыталось отблагодарить ее за визит, подарив ей кольцо?
Голова опять печально кивнула, руки стали неподвижными. Анджела, расслабившись, откинулась на подушки. Катинка в последний раз посмотрела на нее, испив до дна чашу жалости. Залатанное лицо, некогда бывшее «коробкой конфет». Свиные глазки под выступом испещренного шрамами лба, где раньше находились брови. Две ноздри и хрящ вместо носа. Рот с пятнами засохшей крови в тех местах, где хирург вчера вечером удалил швы. Лоскутки кожи разных оттенков и текстуры — от гладких перламутровых остатков первоначальной плоти лица до плотной белой кожи, взятой с живота или бедра, обрамленные по- прежнему мягкими и пушистыми светлыми волосами...
В свиных глазках, казалось, вновь блеснула мольба. «Что мог сделать Карлайон, могу и я», — подумала Тинка. Наклонившись, она запечатлела поцелуй в уголке изуродованного рта и быстро отошла.
У двери она обернулась. Анджела Карлайон лежала, откинувшись на подушки и скрестив руки на груди. Кольцо из белого жадеита поблескивало на скрюченном
