Джон Бёкан - Тридцать девять ступенек. Маска Димитриоса
Наконец, оторвавшись от галстука, полковник посмотрел ему в лицо — у Латимера екнуло сердце, будто его поймали за руку, когда он полез к кому-то в карман, — и сказал:
— Я думаю, месье Латимер, вам будет небезынтересно познакомиться с настоящим убийцей.
Глава вторая
Досье Димитриоса
Латимер почувствовал, что его лицо заливает краска. Несколько минут назад он с усмешкой профессионала разглядывал полковника, но оказалось, что он всего лишь неопытный любитель. Ему хотелось под землю провалиться.
— Да я бы, — начал он медленно, — не прочь.
— Видите ли, месье Латимер, — криво усмехнувшись, сказал полковник, — убийца в полицейском романе, в отличие от настоящего убийцы, никогда не производит отталкивающего впечатления. И труп, и подозреваемые, и всеведущий детектив — в романе все должно выглядеть художественно. Только вот беда, настоящий убийца не имеет ничего общего с художественностью. Это говорю вам я, тоже в какой-то мере полицейский, — Он похлопал ладонью по лежащей перед ним желтой папке, — Это досье настоящего убийцы. Заведено на него двадцать лет назад. Об одном совершенном им убийстве нам известно доподлинно. Что касается других — нет никакого сомнения, что они были, — но о них мы ничего не знаем. И он не исключение, а самый типичный случай. Это трус и подлец, на счету которого убийства, шпионаж, наркотики. Мало того, он дважды участвовал в подготовке покушений на известных лиц.
— Участие в покушениях! Но ведь это требует определенного мужества, не так ли?
Полковник в ответ на это только невесело рассмеялся.
— Вы очень наивны, мой друг, если решили, что Димитриос сам будет стрелять в выбранную жертву. О нет! Такие, как он, никогда не станут рисковать своей шкурой. Это профессионалы, выполняющие в заговоре роль передаточного механизма. Благодаря им деловые люди — речь идет, конечно, о политиках, которые, преследуя определенную цель, несколько стеснены в средствах, — пользуются в своих целях фанатиками и идеалистами, считающими, что они погибают в борьбе за свои убеждения. Когда раскрыто покушение, самое главное — найти не того, кто стрелял, а того, кто платил. А такие крысы, как Димитриос, не держат язык за зубами — спасая свою шкуру, они быстренько рассказывают, с кем они были связаны. Какое уж тут мужество! — И он опять рассмеялся. — Между прочим, Димитриос оказался умнее многих: он сумел оба раза улизнуть, да так, что мы даже не знаем, как он выглядит — в досье нет его фотографии. Хотя нам-то он хорошо известен, да и не только нам: знают его и София, и Белград, и Париж, и Афины. Наш Димитриос был великий путешественник.
— Можно подумать, что с ним покончено.
— Да, он мертв, — Лицо полковника исказила презрительная усмешка, — Его тело вытащили вместе с сетями рыбаки вчера ночью. Вероятно, он был убит ударом ножа и выброшен в Босфор с какого-нибудь судна. Как известно, дерьмо не тонет.
— Итак, насильственная смерть, — сказал Латимер, — Выходит, справедливость все-таки восторжествовала.
— Вот-вот, — ответил полковник, — я вижу, в вас заговорил писатель. А как же иначе, в полицейском романе все должно иметь, так сказать, причесанный, художественный вид.
Он пододвинул к себе желтую папку и, снова открыв ее, обратился к Латимеру:
— Ну, хорошо, слушайте же, месье Латимер. Не забудьте только потом сказать, есть ли тут что-нибудь художественное. Димитриос Макропулос, — начал он, и, поглядев на Латимера, тотчас остановился, — Так и не удалось установить, подлинная эта фамилия или псевдоним. Большей частью он известен как Димитриос.
— Итак, Димитриос Макропулос родился в Лариссе, Греция, в 1889 году. Младенцем был найден на улице. Родители неизвестны; полагают, что мать румынка. Был усыновлен какой-то семьей. По паспорту — грек. Еще в Греции привлекался к уголовной ответственности, но детали, к сожалению, неизвестны, — Полковник опять оторвался от папки и поглядел на Латимера, — Все это произошло до того, как мы обратили на него внимание. Нам он стал известен по делу от убийстве менялы Шолема, еврея, принявшего мусульманство. Это произошло в Измире в 1922 году, когда город был занят нашими войсками. Меняла прятал деньги у себя дома под половицами, но кто-то перерезал ему бритвой горло и, взломав половицы, взял деньги. Грабежи и убийства во время войны не редкость — приходится на это смотреть сквозь пальцы. Но тут кто-то из родственников Шолема указал коменданту города на негра по имени Дхрис Мохаммед, который сорил деньгами в кафе и хвастался, что теперь, мол, долг отдавать не надо. Действительно, все так и было. Негр был арестован, и, поскольку его объяснения были сочтены неудовлетворительными, военно-полевой суд признал его виновным и приговорил к смертной казни через повешение. После приговора он сделал заявление, что, работая на плантации, где собирают инжир, познакомился с неким Димитриосом, который, зная, где Шолем прячет деньги, подговорил его ограбить менялу. Ночью они пришли к нему в дом, и Димитриос зарезал Шолема. В связи с оккупацией Измира турецкими войсками греки пытались бежать на судах, которые стояли в гавани. Очевидно, вместе с ними бежал и Димитриос. — Полковник пожал плечами, — Никто, конечно, этому не поверил. Между Грецией и Турцией шла война, и рассказ негра был воспринят как попытка избавиться от петли. Впрочем, среди работавших на плантации был грек по имени Димитриос. Его, кстати, очень не любили другие рабочие, но его так и не нашли. Да и что тут удивительного, если трупы таких Димитриосов валялись неубранными на улицах или плавали в гавани. Короче говоря, никто этой истории не поверил, и негр был казнен.
Полковник замолчал. Латимер был поражен тем, что тот ни разу не заглянул в бумаги.
— Просто удивительно, вы знаете все факты наизусть, — сказал Латимер.
— Я был председателем военно-полевого суда, — И полковник опять невесело усмехнулся, — Именно благодаря этому мне удалось разобрать почерк Димитриоса и в других делах. Год спустя я был переведен в органы безопасности. В 1924 году нами был раскрыт заговор против гази. Группа религиозных фанатиков покушалась на его жизнь, потому что он незадолго перед этим уничтожил халифат. Разумеется, за этим стояли также «дружественные» нам правительства соседних стран, недовольные политикой гази и любезно согласившиеся, конечно через своих агентов, помогать фанатикам. Я не буду утомлять вас деталями, скажу только, что среди агентов, которым удалось бежать, был и Димитриос.
Полковник опять сделал паузу, и, показав рукой на сигареты, сказал:
— Прошу вас, берите сигареты.
Отрицательно качнув головой, Латимер спросил:
— Неужели это был тот самый Димитриос?
— Без сомнения. А теперь скажите мне прямо, месье Латимер, что вы нашли в моем рассказе художественного? Как вы думаете, можно это использовать в полицейском романе? Может это заинтересовать писателя?
— Все, что связано с уголовным расследованием, меня, естественно, очень интересует. Однако, что все-таки произошло с этим Димитриосом дальше? Каков конец этой истории?
Щелкнув пальцами, полковник сказал:
— Ага! Я ждал, когда вы зададите этот вопрос. И вот мой ответ: у нее нет конца!
— Расскажите же, что было дальше?
— Хорошо. Первым делом надо было установить, что Димитриос из Измира и Димитриос из Эдирне — одно и то же лицо. На основании дела об убийстве менялы Шолема мы получили ордер на арест Димитриоса, грека из Измира, и просили полицию соседних стран оказать нам содействие. Разумеется, удалось узнать не так уж много, но нам и этого было достаточно. Выяснилось, что грек из Измира Димитриос — кстати, это все, что о нем известно софийской полиции — проходил по делу о покушении на премьер-министра Болгарии Стамболийского. Между прочим, вскоре после покушения, в том же 1923 году, разразился путч македонских офицеров. Полиции рассказала о Димитриосе одна женщина, с которой он был связан. После его исчезновения она получила от него открытку, конечно, без обратного адреса, но, поскольку ей очень было нужно знать, где он находится, она обратила внимание на почтовый штемпель — открытка была отправлена из Эдирне. Словесный портрет, полученный софийской полицией, совпадал с описанием Димитриоса, данным Дхрисом Мохаммедом. Греческая полиция сообщила, что в 1922 году Димитриос разыскивался по одному уголовному делу, и передала нам данные о его происхождении. Ордер на арест Димитриоса до сих пор остается в силе, но схватить его так и не удалось.
Спустя два года мы получили запрос югославской полиции о гражданине Турции по имени Димитриос Талат, разыскиваемом полицией по обвинению в грабеже. Однако один из наших агентов в Белграде сообщил, что на самом деле речь идет о документах, похищенных из военно-морского министерства, и что Талат обвиняется в шпионаже в пользу Франции. На основании словесного портрета, сделанного белградской полицией, можно было предположить, что это уже известный нам Димитриос из Измира. Примерно в то же самое время нашему консулу в Швейцарии попался в руки паспорт, срок действия которого требовалось продлить. Паспорт был выдан в Анкаре на имя некого Талата. Это одна из самых распространенных турецких фамилий. Однако в списке паспортов, выданных в то время, паспорта с таким номером не было. Естественно, это была подделка. — Полковник развел руками. — Вам все ясно, месье Латимер? Вот такой сюжет. Совершенно бессвязный и малохудожественный. Детектива из него не получится, потому что нет ни мотивов, ни подозреваемых — одна грязь.