Ричард Фримен - Поющие кости. Тайны дЭрбле (сборник)
Следующие четыре часа мы шли по Темзе, которая становилась все шире, и перед нами разворачивалась красочная панорама речных берегов. После Вулвичского плеса дым и запахи промышленных пригородов сменились свежими ароматами сельской природы. Серое нагромождение фабрик осталось позади, уступив место зелеными лугам и долинам с пятнышками пасущихся овец. У лесистых берегов стояли почтенные учебные суда, напоминая о временах дуба и пеньки, когда высокие трехпалубные парусники, красивые и величественные, как башни из слоновой кости, еще не сдались под натиском унылых серых посудин под военно-морским флагом, опустошающих карманы британских налогоплательщиков; о временах, когда моряки были морепроходцами, а не морскими механиками.
Упорно сопротивляясь приливу, катер пробирался между бесчисленными плавательными средствами: там были баржи, каботажные парусные суда, шхуны и бриги, неуклюжие грузовые пароходы с голубыми трубами, шаткие барки с крутящимися ветряками, гигантские лайнеры, которые, казалось, чуть сплющились под собственной тяжестью. За кормой проплывали Эрит и Перфлит, Гринхит и Грайс. Трубы Нортфлита, нагромождение крыш Грейвсенда, якорные стоянки и пушки морских батарей — все осталось позади, и вскоре перед нами засветилась голубизной необъятная ширь моря.
Около половины двенадцатого нас подхватил отлив, что, судя по быстрой смене пейзажей и свежему ветерку, существенно увеличило нашу скорость передвижения.
Но на море и в небесах царило летнее спокойствие. В нежной голубизне парили кудрявые облака, суда дрейфовали с повисшими парусами, большой полосатый буй с колоколом дремал на солнце над своим неподвижным отражением в воде. Набежавшая волна от нашего катера заставила его чуть качнуться и звякнуть, после чего он опять погрузился в сон.
Вскоре впереди показался вытянутый силуэт маяка на винтовых сваях, пламенеющий в лучах послеполуденного солнца. Подплыв ближе, мы различили слово «Гедлер», написанное огромными белыми буквами, и двоих мужчин на галерее, которые разглядывали нас в подзорную трубу.
— Вы туда надолго, сэр? — спросил у капитана Грампаса шкипер. — Нам ведь надо еще установить буй и забрать с северо-восточной мели старый.
— Тогда лучше оставьте нас на маяке, а когда закончите с буями, заберете на обратном пути. Я не знаю, сколько времени мы там пробудем.
Судно подошло к маяку, с него спустили шлюпку, и пара крепких матросских рук доставила нас на место.
— Сейчас замажете свои городские костюмчики, — заметил капитан, сам одетый с иголочки. — Всю грязь оботрете боками.
Мы посмотрели на металлические конструкции. Отлив обнажил сваи и лестницу, облепленные водорослями, морскими желудями и трубочками известковых червей. Однако мы были не столь неуклюжи, как думал капитан, и без труда последовали за ним вверх по скользкой лестнице. Торндайк крепко прижимал к себе зеленый чемоданчик, с которым не желал расставаться ни на минуту.
— Мы с этими джентльменами прибыли сюда в связи с гибелью смотрителя Джеймса Брауна, — объявил капитан, когда мы добрались до галереи. — Кто из вас Джефрис?
— Я, сэр, — ответил высокий плотный мужчина с квадратной челюстью и нависшими бровями. Левая рука у него была перевязана.
— Что приключилось с вашей рукой? — спросил капитан.
— Порезался, когда чистил картошку. Так, пустяки, сэр.
— Вот что, Джефрис. Тело Брауна нашли на берегу, и я бы хотел задать вам несколько вопросов. Будете выступать в качестве свидетеля, так что рассказывайте все, что знаете.
Мы вошли в комнату и расположились за столом. Капитан раскрыл массивную записную книжку, а Торндайк пытливым взглядом окинул комнату, словно делая мысленную опись всего, что там находилось. Рассказ Джефриса не добавил ничего нового. Он видел, как к маяку приближалась лодка с сидящим в ней мужчиной. Потом опустился туман, и лодка исчезла из виду. Он включил туманный гонг и стал наблюдать за морем, но она больше не появилась. Это все, что он знал. По его предположению, лодка прошла мимо маяка и была отнесена в море отливом, который как раз набирал силу.
— В котором часу вы последний раз видели лодку? — спросил Торндайк.
— Около половины восьмого.
— Кто там сидел? — задал вопрос капитан.
— Не знаю, сэр. Он греб спиной ко мне.
— У него с собой имелись сумка или сундучок? — продолжал допытываться Торндайк.
— Да, сундучок был. Маленький такой, зеленый и с веревочными ручками.
— Перевязанный веревкой?
— Да, один раз, чтобы не открывалась крышка.
— Где он лежал?
— На корме, сэр.
— Как далеко находилась лодка, когда вы видели ее в последний раз?
— В полумиле от маяка.
— В полумиле? — воскликнул капитан. — Как же, черт побери, вы могли разглядеть какой- то там сундучок?
Смотритель покраснел и подозрительно покосился на Торндайка.
— У меня была подзорная труба, сэр, — хмуро пояснил он.
— Понятно. Достаточно, Джефрис. Вам придется прийти на допрос. Скажите Смиту, что я хочу с ним поговорить.
Мы с Торндайком подвинули стулья к окну, выходившему на море. Но не море и проплывающие суда привлекли внимание моего коллеги. На стене рядом с окном висела вырезанная из дерева полка с трубками. Торндайк увидел ее, когда мы входили в комнату, и временами с интересом рассматривал.
— Похоже, вы все тут заядлые курильщики, — заметил он, обращаясь к смотрителю Смиту, когда капитан закончил инструктировать сменщика.
— Да, сэр, что скрывать, любим побаловаться табачком. Живем затворниками, а табак здесь дешево обходится.
— Почему?
— Да нам его подвозят. Когда мимо идут какие-нибудь иностранцы, особенно голландцы, они подбрасывают нам плитку-другую. Мы же не на берегу, значит, пошлину платить не надо.
— Значит, в табачные лавки вы не ходите? И рассыпной табак не покупаете?
— Нет, сэр. Он плохо хранится. У нас здесь все твердое — и сухари, и табак.
— Я вижу, тут, как полагается, полка для трубок.
— Да, это я смастерил ее в свободное время. Чтобы трубки везде не валялись, да и на кубрик было похоже.
— Кто-то, видно, не слишком часто курит, — заметил Торндайк, указывая на одну из трубок, покрытую зеленой плесенью.
— Да, это трубка Парсонса, моего приятеля. Должно быть, он забыл ее, когда уезжал месяц назад. Здесь сыро, и трубки быстро плесневеют.
— А как скоро трубка покрывается плесенью, если ее не трогать?
— Зависит от погоды. Когда тепло и сыро, то через неделю. Вот трубка Барнета, того парня, что сломал ногу — на ней уже появились пятна, а ведь и трех дней не прошло, как он смотался отсюда.
— А другие трубки тоже ваши?
— Нет, сэр. Моя только одна. Там с краю трубка Джефриса, и та, что посередине, тоже, видно, его, только я ее раньше не видел.
— Вы прямо спец по трубкам, — заметил вошедший в комнату капитан. — Похоже, вы этим вопросом занимались всерьез.
— Всерьез я занимался только человеческой личностью, — объяснил Торндайк, когда смотритель ушел, — а также предметами, которые несут ее отпечаток. Трубка — это нечто очень личное. Посмотрите на полку. У каждой трубки свои особенности, которые в какой-то мере отражают привычки ее владельца. Возьмем, к примеру, трубку Джефриса, ту, которая с края. Мундштук у нее почти прокушен насквозь, табачная камера исцарапана и изрезана, а ее края разбиты и имеют сколы. Все это говорит о грубой силе и небрежном обращении. Он жует мундштук, когда курит, кое-как чистит трубку и слишком сильно ею стучит, когда выколачивает золу. И этот человек точно соответствует своей трубке: сильный, с квадратной челюстью и довольно буйного нрава.
— Да, Джефрис крепкий орешек, — согласился капитан.
— А вот трубка Смита. Табачная камера полна золы, края ее обгорели. Ее владелец любит поговорить и часто вынимает трубку изо рта, а потом раскуривает заново. Но меня прежде всего интересует та, которая посередине.
— Смит ведь сказал, что она тоже принадлежит Джефрису? — уточнил я.
— Да, но, должно быть, ошибся. Прежде всего на мундштуке нет отметин от зубов, хотя трубка старая и ничуть не похожа на трубку Джефриса.
Края чаши не повреждены, значит, с ней обращались с осторожностью. Серебряный поясок совсем почернел, а поясок на трубке Джефриса блестит, как новенький.
— Я даже не заметил, что там есть поясок, — вставил капитан. — А почему он так почернел?
Взяв трубку с полки, Торндайк внимательно к ней присмотрелся.
— Налет сульфида серебра. Видимо, в кармане имелась какая-то сера.
— Ясно, — произнес капитан и, подавив зевок, стал следить из окна за приближающимся судном. — В ней полно табака. И какова мораль сей басни?
