Ричард Фримен - Поющие кости. Тайны дЭрбле (сборник)
Тело перенесли в сарай, и когда Полтон ушел, захватив с собой черный чемоданчик со своей уникальной моделью, мы приступили к осмотру.
Труп, облаченный в некое подобие морской формы, принадлежал невысокому пожилому мужчине. Погиб он, видимо, два-три дня назад, и его тело в отличие от большинства морских утопленников не было изъедено рыбами и крабами. Кости были целы, на теле отсутствовали раны и значительные повреждения, и только на затылке была разодрана кожа.
— Общий вид тела свидетельствует о том, что он утонул, хотя утверждать можно будет только после вскрытия, — заключил Торндайк, оценив все внешние признаки.
— А рану на затылке вы в расчет не принимаете? — спросил я.
— Как причину смерти? Нет. Она явно была нанесена при жизни, но удар был косым, и пострадала только кожа. Однако эта рана весьма важна по другим соображениям.
— Каким же?
Торндайк достал из кармана небольшой футляр и вытащил оттуда пинцет.
— Обратимся к обстоятельствам. Человек отплыл на маяк, но туда так и не добрался. Возникает вопрос, где он мог потеряться?
Наклонившись над трупом, Торндайк пинцетом отвел волосы вокруг раны.
— Посмотрите на белые частицы в волосах и внутри раны, Джервис. Они кое о чем нам говорят.
Я внимательно рассмотрел в лупу известковые крупинки.
— Похоже на кусочки раковин и трубочек какого-то морского червя.
— Да, это панцири морских желудей и окаменевшие трубочки известковых червей. Отсюда можно сделать очень важное заключение. Очевидно, рана была нанесена предметом, обросшим морскими желудями и известковыми червями, то есть периодически погружающимся в воду. Что же это за объект и как погибший мог удариться об него головой?
— Это мог быть нос корабля, под который попала его лодка, — предположил я.
— Не думаю, что на носу корабля можно найти известковых червей. Сочетание этих двух организмов скорее встречается на стационарных объектах, таких, как сваи или бакены. Однако я не представляю, как можно удариться головой о бакен, а буи имеют гладкую поверхность и вряд ли могут причинить такую рану. Кстати, надо проверить его карманы, хотя вряд ли причиной смерти послужило ограбление.
— Конечно, — согласился я, вынимая из кармана умершего часы. — Вот у него имелся неплохой серебряный брегет, который остановился в 12 часов 13 минут.
— Это может быть важно, — проронил Торндайк, делая заметку. — Но давайте проверим все карманы, а то, что найдем, положим обратно.
Первым осмотрели левый нижний карман бушлата; вероятно, именно его обыскал шкипер, поскольку мы обнаружили там два письма с эмблемой правления маячно-лодочной корпорации. Вернув их на место, не читая, перешли к правому карману. Его содержимое было вполне ожидаемым: вересковая трубка, кротовый кисет и несколько спичек без коробка.
— Довольно опасная привычка носить спички насыпью, да еще вместе с трубкой, — заметил я.
— Особенно такие легковоспламеняющиеся, как эти. Обратите внимание, что под головкой из красного фосфора находится сера. Они загораются от малейшего трения и трудно гасятся, что объясняет их популярность среди моряков, которые раскуривают трубки в любую непогоду.
Подняв трубку, Торндайк стал задумчиво рассматривать ее, вертя в руке и заглядывая в табачную камеру. Потом быстро перевел взгляд на лицо мертвеца и, взяв пинцет, отогнул ему губы, чтобы увидеть рот.
— Давайте посмотрим, какой табак он курил.
Я открыл мокрый кисет и показал ему темный мелкий табак.
— Похоже на махорку.
— Да, это махорка. А теперь посмотрим, что там в трубке. Она выкурена только наполовину.
Достав карманным ножом немного недокуренного табака, мы стали внимательно его изучать на листе бумаги. Это была явно не махорка: табак был черным и похожим на стружку.
— Плиточный табак, — вынес я свой вердикт, и Торндайк тотчас же со мной согласился.
В других карманах не нашлось ничего интересного, кроме складного ножа, который Торндайк открыл и скрупулезно изучил. Он был из недорогих и вряд ли мог послужить поводом для ограбления.
— А на этом ремне не висят ножны? — спросил Торндайк, указывая на узкий кожаный пояс.
Отогнув полу бушлата, я посмотрел на брюки.
— Ножны есть, но без ножа. Должно быть, он выпал.
— Довольно странно. Матросский нож, как правило, подвержен сильной тряске. Он ведь предназначен для работы со снастями на реях, так чтобы матрос мог вынуть его из ножен одной рукой, другой держась за мачту. Такой нож безопасен в носке, поэтому в ножны входит все лезвие и половина рукоятки. У нашего утопленника был с собой складной нож, который отвечает всем требованиям к обычному ножу. Значит, можно предположить, что матросский нож он носил в качестве оружия для защиты. Остальное может показать только вскрытие. А вот и наш капитан.
Войдя в сарай, капитан Грампас сочувственно взглянул на труп.
— Нашли что-нибудь, проясняющее его исчезновение, доктор? — поинтересовался он.
— В этом деле есть пара любопытных деталей, но, как ни странно, единственно важным свидетельством можно считать лишь те слова офицера, над которыми вы так потешались, — ответил Торндайк.
— Да не может быть! — воскликнул капитан.
— Именно так. Офицер береговой охраны указал, что, отплывая, погибший набил трубку табаком из кисета. Но в его кисете махорка, а в трубке, которая у него в кармане, плиточный табак.
— А в других карманах нет плиточного табака?
— Ни кусочка. Но вполне возможно, что он имел какие-то остатки и набил ими трубку. Однако на его складном ноже нет никаких следов, а вы ведь знаете, как пачкает лезвие черный плиточный табак. Матросского ножа в ножнах нет, да и вряд ли он им кромсал табак, имея под рукой карманный нож.
— А вы уверены, что у него не было второй трубки?
— При нем была только одна, да к тому же чужая.
— Чужая? — удивился капитан. — А почему вы так решили?
Встав у огромного клетчатого буя, он изумленно уставился на Торндайка.
— По тому, как выглядит мундштук. На нем глубокие отметины от зубов, по сути, он прокушен насквозь. Человек, грызущий свою трубку, обычно обладает определенными физическими качествами и прежде всего хорошими зубами. Но погибший был практически беззубым.
Немного подумав, капитан произнес:
— Не вижу, какое это имеет значение.
— Разве? А меня наводит на кое-какие мысли. Вот человек, который в последний раз набивал трубку табаком определенного сорта. Когда его находят мертвым, в трубке совершенно другой табак. Откуда он взялся? Есть только одно объяснение: погибший с кем-то встречался.
— Похоже на правду.
— Далее, его поясной нож потерян. Возможно, это ничего не значит, но все же следует иметь данный факт в виду. Есть еще одно любопытное обстоятельство: на затылке у него рана от удара о какой-то предмет, покрытый морскими желудями и известковыми червями. В открытом море нет ни свай, ни платформ. Возникает вопрос: обо что он мог удариться?
— Ну, это проще простого. Тело ведь три дня трепало приливом…
— Речь идет не о трупе. Рана была получена еще при жизни.
— Вот черт! Ну, лодка могла наткнуться в тумане на бакен, и он ударился об него головой, хотя, честно говоря, такое объяснение весьма хромает. Но ничего другого я предложить не могу.
С минуту он хмуро смотрел на свои ботинки, потом обратился к Торндайку:
— У меня идея. Дело это, видно, непростое. Так что я сегодня же поплыву на маяк и постараюсь разобраться на месте. Как вы смотрите на то, чтобы поехать со мной в качестве консультантов? Отправляемся в одиннадцать, на маяке будем около трех, так что к вечеру вы сможете вернуться в город. Что скажете?
— Почему бы и нет, — с готовностью согласился я, предвкушая возможность проплыть по живописным местам в чудесный летний день.
— Отлично, мы тоже с вами, — поддержал меня Торндайк. — Джервис жаждет совершить морское путешествие, да и я не прочь размяться.
— Но это чисто техническая поездка, — уточнил капитан.
— Ничего подобного, — возразил Торндайк. — Это приятный морской вояж в вашем несравненном обществе.
— Да я вовсе не это имел в виду, — проворчал капитан. — Но если собираетесь остаться, пошлите человека за вещами, а мы завтра вечером отвезем вас обратно.
— Не будем беспокоить Полтона, — решил мой коллега. — Мы поедем на поезде из Блэкуола и заберем свои вещи сами. В одиннадцать, вы сказали?
— Около того. Если опоздаете, не страшно.
Лондонский транспорт достиг прямо-таки пугающего совершенства. Пыхтящий поезд и позвякивающая двухколесная «гондола» помогли нам пересечь город с такой скоростью, что около одиннадцати часов мы уже стояли на пристани с общим саквояжем и зеленым чемоданчиком Торндайка. У причала стоял катер, с подъемника которого свешивался полосатый цилиндрический буй. На сходнях возвышался капитан Грампас, его добродушная красная физиономия сияла от удовольствия. Буй осторожно уложили на носу, подъемник подтянули к мачте, ванты закрепили на винтовых талрепах, и катер, издав четыре ликующих гудка, развернулся, направив острый нос навстречу приливной волне.