Чарлз Тодд - Красная дверь
Питер не намеревался пугать ее. Он хотел только сказать то, что собирался сказать, и уйти.
Теперь Питер даже не был уверен, что сказал, — слова выливались сами собой, как отражение страха и гнева. Он атаковал под огнем германские позиции, убивал людей, сражался за короля и страну и все же в эти последние несколько секунд потерял свою смелость, а вместе с ней и голову.
Что он был за человек? Убежать и оставить ее там было откровенно трусливым поступком, который Питер не мог выбросить из головы, сколько бы ни пил.
И он не мог рассказать об этом никому. Ни Эдвину, ни Сюзанне, ни, безусловно, Летиции.
Какой-то момент Питер собирался найти свой армейский револьвер и положить конец стыду и отвращению. Но он не решался этого сделать. Это все цепляние за жизнь, которое заставляло его бороться за сохранение поврежденной ноги, когда хирурги собирались ампутировать ее. Возможно, с горечью говорил себе Питер, после того, как прошел бы шок, он мог бы научиться даже снова быть самим собой.
Питер стал плаксивым пьяницей и презирал себя за это.
Сюзанна вышла в сад, кутаясь в халат от ночного холода.
— Почему бы тебе не пойти в постель? Ночной отдых помог бы тебе больше, чем это. — Она кивнула на стакан в его руке.
— Скоро пойду, — отозвался Питер, все еще изучая звезды и избегая ее взгляда.
— Ты обещал это два часа назад. Почему бы тебе завтра не повидать доктора и не попросить у него капли или еще что-нибудь от боли? Ты не можешь продолжать пить, чтобы приглушить ее. Если хочешь знать, я виню Эдвина за то, что он не поехал сам.
Не существовало капель, способных уменьшить эту боль, молча ответил он, а потом произнес вслух:
— Думаю, доктор скажет то же, что всегда. Что я не должен водить машину.
Несколько секунд Сюзанна молча смотрела на него, потом спросила:
— Что не так, Питер? Тебя что-то гложет. Что-то, о чем ты не рассказывал мне?
— Иди в постель, Сюзанна. Я слишком много выпил, чтобы соображать. Мы поговорим об этом завтра.
Сюзанна кивнула и двинулась к двери террасы. Затем она повернулась и четко произнесла:
— Ты убил ее, Питер? Все, что ты рассказал нам, было ложью?
Питер притворился, что не слышал. Снова потянувшись к графину, он налил себе очередную порцию, стараясь не расплескать ее.
Дверь террасы закрылась за его женой, и Питер, охваченный внезапной яростью, швырнул стакан виски в ствол гингко, нависающего над железными перилами ограды. Стакан разбился, но Питер, уже сожалея о содеянном, поднялся на ноги, чтобы пересечь лужайку и подобрать осколки, прежде чем кто-нибудь найдет их утром и прочитает в его действиях нечто большее, чем гнев.
Глава 18
Ратлидж закончил свой рапорт и вручил его констеблю для перепечатки и передачи старшему суперинтенденту Боулсу.
Все еще беспокоясь, он решил поехать в дом Франс и провести остаток дня со своим крестным. Потом он вспомнил, что сегодня была большая экскурсия по воде в Хэмптон-Корт.
Ратлидж задержался, чтобы поговорить со старшим инспектором Камминсом, который только что вернулся из Парижа, где убеждал французов позволить ему привезти свидетеля назад в Англию, чтобы дать показания в связи с убийством в Саррее.
— Уехал на четыре дня, — сказал Камминс, — и обнаружил мой стол заросшим бумагами, как Франция — виноградом. Какого настроение его лордства?
Ратлидж улыбнулся:
— Переменчивое.
— Проклятие! Французы оказались упрямыми. Ему это не понравится.
Поколебавшись, Ратлидж спросил:
— Фронт очень изменился?
Он имел в виду Францию военных лет. Почерневшие руины сельской местности. Камминс не стал притворяться, что не понял его.
— Не очень. Деревьям понадобится время, чтобы снова вырасти, хотя травы стало больше. Но французские фермеры твердый народ. Они не позволят хорошей земле долго пропадать зря.
«Пропитанной кровью земле…»
Ратлидж содрогнулся при этих словах Хэмиша.
Они поговорили несколько минут, потом Ратлидж вернулся в свой кабинет.
Спустя четверть часа вошел констебль Эллис и быстро сказал:
— Вас вызывает старший суперинтендент, сэр.
«Берегись!» — предупредил Хэмиш, когда Ратлидж пересек порог. Он догадался, что Камминс уже побывал там со своими плохими новостями, и Боулсу они не понравились.
Суперинтендент пробормотал себе под нос что-то о французах, потом поднял взгляд и осведомился:
— Что вас задержало? — Но прежде чем Ратлидж успел ответить, Боулс сердито добавил: — Я думал, мы покончили с этими Теллерами.
— Сэр?
— Из деревни в Ланкашире пришло сообщение о смерти миссис Питер Теллер. Похоже, ее убили.
Ратлиджу понадобилась минута, чтобы переварить новость.
— Сэр? — повторил он. — Я только вчера видел жену капитана. Уверен, тут какая-то ошибка.
— Вы глухой или думаете о другом? Говорю вам, жена Питера Теллера. Кто сказал что-то о капитане Теллере? Она была найдена мертвой констеблем в Хобсоне. Конечно, фамилия необычная. Может быть, есть какая-то связь, но это маловероятно. Ланкашир? — Боулс покачал головой. На его взгляд, чем местность находилась дальше от Лондона, тем более она была заброшенной. — Вам придется разбираться с этим — я не могу послать никого другого. — Он закрыл папку и посмотрел Ратлиджу в лицо. — Я рассчитывал на вас в деле об исчезновении Теллера. Многих удовлетворил бы наш успех. Вместо этого он вернулся сам. Вы доложили, что он спал в церкви. Почему никто не подумал спрятать там констебля? Это просчет с вашей стороны. Смотрите, чтобы мы не оскандалились второй раз. Вам все ясно?
— Все, — ответил Ратлидж, покуда Боулс искал ручку на своем захламленном столе. Ему действительно все было ясно. На уме у Боулса всегда были политические последствия. Используя или избегая их, он научился чувствовать, откуда дует ветер. Но для точности Ратлидж добавил: — Теллер спал в разных церквях. Конечно, если он говорит правду. В Лондоне церквей дюжины.
— Он сам вроде как духовное лицо, не так ли? Кто-то должен был принять это в расчет. — Боулс нашел ручку и отвинтил колпачок. — Вам нужно сразу ехать в Хобсон. — Поставив точку в папке, он передал ее Ратлиджу.
Инспектор направился к двери.
— И, Ратлидж… — сказал Боулс.
Он повернулся.
— Не думаю, что семья хотела бы видеть, как это полощут газеты. Насколько мы знаем, с этим Теллером может быть что-то нечисто. Отсюда и Хобсон, если вы понимаете, что я имею в виду. Семья и так пережила трудное время.
Когда Ратлидж возвращался в свой кабинет привести в порядок стол, Хэмиш заметил: «Тебя не будет здесь, чтобы проводить твоего крестного на вокзал».
— Я оставлю записку.
— Сэр? — спросил сержант Гибсон, стоя в дверях.
Ратлидж, не подумав, ответил вслух голосу в голове. Он повернулся к Гибсону с вымученной улыбкой.
— Комментарий насчет того, что мне предстоит, — беспечно отозвался Ратлидж. — Вы что-нибудь знаете о полиции в этой деревне Хобсон?
— Констебль — его фамилия Саттертуэйт — производит впечатление надежного человека, сэр. Он все объяснит вам.
— Будем надеяться. Что-нибудь еще я должен знать?
— Свидетелей нет. Никаких признаков ограбления. Ничего, кроме тела женщины, найденного в ее доме.
— Что ее муж говорит об этом?
— Кажется, он мертв, сэр.
— Вот как?
— Так мне сказал констебль, сэр. Не вернулся домой с войны.
— Я не помню Хобсон. Его трудно найти?
— Саттертуэйт говорит, ищите поворот после перекрестка. Он не очень хорошо заметен, но это по дороге в Тилуолд.
— Буду иметь в виду.
Ратлидж заехал в дом сестры и оставил для нее записку, объясняя свое отсутствие, и еще одну, где прощался с крестным. Он хотел бы повидать Тревора и мальчика, проститься с ними и пожелать им безопасного путешествия, но они планировали вернуться поздно вечером, надеясь пообедать в Хэмптон-Корте. А ему предстояла долгая поездка, так что нельзя было терять время.
Спустя полчаса Ратлидж уже ехал на север. Транспорта было мало, и он почти мог поклясться, что слышит сквозь урчание мотора не только голос, но и дыхание Хэмиша. Ратлидж всегда старался не смотреть на заднее сиденье и поворачивал зеркальце таким образом, чтобы видеть в нем только собственное отражение. Он заключил с собой сделку четыре года назад, осознав, что не может изгнать голос из головы: день, когда он увидел Хэмиша Мак-Лауда, был днем, когда он отправил их обоих в могилу.
Даже когда Ратлидж остановился пообедать, голос преследовал его, вторя собственным мыслям.
Он ездил по этой дороге раньше, возвращаясь из Уэстморленда, хотя, вместо теперешнего теплого ветерка, дул зимний ветер, несущий снег, — последствие метели, которая занесла дороги и отрезала семьи друг от друга, но не от убийцы.
За последним поворотом Ратлидж нашел перекресток и стрелку, указывающую на Тилуолд. Мили через три он увидел дорогу налево, ведущую в Хобсон. Ратлидж поехал по ней через травянистые пастбища и тонкие ряды деревьев, поднялся на небольшой холм и спустился к первому из домов Хобсона, крепких и независимых, как люди, жившие в них. Коровник слева золотили последние лучи солнца, а впереди виднелось стадо коров, направлявшихся после доения к ночному пастбищу на другом конце деревни. Колокольчик на кожаном ремешке ритмично позвякивал на шее передней коровы, когда она покачивалась из стороны в сторону, не обращая внимания на автомобиль позади.
