Агата Кристи - Убийство по алфавиту
— У вас есть другие заботы, — довольно резко заметила Тора Грей, — и вовсе не в этом кафе.
Франклин переменился в лице.
— Да, — сказал он. — У меня есть и другие заботы.
— Tout de meme[54] не думаю, что вам есть что делать там в настоящее время, — заметил Пуаро. — Вот мадемуазель Грей куда лучше справится…
Тора Грей перебила его:
— Видите ли, мосье Пуаро, я навсегда покинула Девон.
— Вот как? Я этого не знал.
— Мисс Грей была так любезна, что задержалась, чтобы помочь мне разобраться в делах, — пояснил Франклин. — Но, разумеется, она предпочитает работать в Лондоне.
Пуаро зорко взглянул на них обоих.
— Как здоровье леди Сислей? — спросил он. Я любовался нежным румянцем на щеках Торы Грей и поэтому чуть было не прослушал ответ Сислея.
— Плохо. Кстати, мосье Пуаро, не могли бы вы проездом побывать в Девоне и нанести ей визит? Перед моим отъездом она выражала желание повидать вас. Конечно, случается так, что она никого не принимает день, а то и два, но если бы вы все же заехали.., за мой счет, разумеется…
— Конечно, мистер Сислей. Давайте договоримся на послезавтра.
— Хорошо. Я предупрежу сиделку, и она соответствующим образом спланирует инъекции.
— Что до вас, дитя мое, — сказал Пуаро, обращаясь к Мэри, — вы, я думаю, могли бы славно потрудиться в Эндовере. Займитесь детьми!
— Детьми?
— Ну да. Дети неохотно разговаривают с посторонними. Но вас хорошо знают на улице, где жила ваша тетушка. Поблизости от ее дома играло много детишек. Они могли заметить, кто входил в лавку или выходил из нее.
— А что будем делать мы с мисс Грей? — спросил Сислей. — В том случае, если я не еду в Бексхилл.
— Мосье Пуаро, — сказала Тора Грей, — а какой штемпель стоял на третьем письме?
— Штемпель Патни[55], мадемуазель.
Тора Грей задумчиво сказала:
— Юго-Запад, пятнадцать, Патни. Так?
— К моему удивлению, газеты воспроизвели этот штемпель правильно.
— Это указывает на то, что Эй-би-си живет в Лондоне.
— На первый взгляд, да.
— Хорошо бы его выманить, — сказал Сислей. — Мосье Пуаро, как бы вы посмотрели, если бы я поместил объявление в газете? К примеру: “Вниманию Эй-би-си. Срочно. Э. П, вышел на ваш след. Сто фунтов за молчание. Икс”. Конечно, не так грубо, но нечто в этом роде. Мы бы его раззадорили.
— Да, это возможно.
— Он бы попробовал прикончить меня.
— По-моему, это глупо и опасно, — отрезала Тора Грей.
— Так как же, мосье Пуаро?
— Повредить это не может. Сам я думаю, что Эй-би-си слишком хитер, чтобы на это отреагировать. — Пуаро улыбнулся. — Я чувствую, мистер Сислей, что вы — прошу вас, не обижайтесь — в душе еще мальчик.
Франклин Сислей слегка смутился.
— Итак, — сказал он, поглядывая в записную книжку, — за дело. Пункт первый — мисс Барнард и Милли Хигли. Пункт второй — мистер Фрейзер и мисс Хигли. Пункт третий — дети в Эндовере. Пункт четвертый — объявление в газете. Не Бог весть что, но, пока мы находимся в ожидании, и это неплохо.
Он встал, и через несколько минут все разошлись.
Глава 19
Блондинка-шведка
Мурлыкая под нос песенку, Пуаро вернулся на свое место.
— Жаль, что она так умна, — пробормотал он.
— Кто?
— Меган Барнард. Мадемуазель Барнард. “Слова”, — бросила она мне в ответ. Она сразу понимает, что то, о чем я говорю, не имеет ни малейшего смысла. Все остальные попались на крючок.
— А мне показалось, что все прозвучало очень правдоподобно.
— Правдоподобно? Пожалуй. Это и бросилось ей в глаза.
— Так вы, значит, говорили не всерьез?
— Все, что я говорил, можно было бы сжать в одну фразу. Вместо этого я без конца повторялся, и только мадемуазель Меган это заметила.
— Но зачем это вам было нужно?
— Затем, чтобы дело не стояло на месте! Чтобы всем казалось, что работы невпроворот! Чтобы начались разговоры!
— Так вы не считаете, что намеченные шаги дадут результат?
Пуаро усмехнулся:
— Не дойдя до конца трагедии, мы начинаем разыгрывать комедию. Не так ли?
— Что вы хотите этим сказать?
— Человеческая драма, Гастингс! Поразмыслите немного. Вот перед нами три группы людей, объединенных общей трагедией. Немедленно начинается вторая драма — и совершенно иная… Вы помните мое первое дело в Англии? О, сколько воды с тех пор утекло! Я соединил двух любящих людей простым приемом — сделав так, что одного из них арестовали по обвинению в убийстве. Ничто другое не помогло бы! Приходит смерть, а мы продолжаем жить, Гастингс… Я давно заметил, что смерть — великая сводница.
— Право, Пуаро, — возмущенно воскликнул я, — я уверен, что никто из этих людей ни о чем ином не думал, кроме как…
— Ну, дорогой мой друг, а сами вы?
— Я?
— Да, вы! Когда они удалились, вы вошли в комнату, напевая какой-то мотивчик.
— Это еще не значит, что я равнодушен к их горю.
— Разумеется, но по тому, что вы напевали, я узнал, о чем вы думаете.
— Вот как?
— Да. Пение вообще очень опасно. Напевая, вы приоткрываете свое подсознание. А вы напевали песенку времен мировой войны. Comme са[56], — И Пуаро запел чудовищным фальцетом:
Я иногда люблю брюнетку,А иногда — блондинку-шведку,Когда мы от любви сгораем,То Швецию считаем раем.
Яснее не скажешь! Mais je crois que la blonde l'emporte sur la brunette![57]
— Перестаньте же, Пуаро! — воскликнул я, немного покраснев.
— C'est tout naturel![58] Вы заметили, какая симпатия внезапно возникла между Франклином Сислеем и мадемуазель Меган? Как он наклонился к ней, как взглянул на нее? А заметили ли вы, какое раздражение это вызвало у мадемуазель Торы Грей? Что касается мистера Дональда Фрейзера, он…
— Пуаро, — вставил я, — у вас романтический склад ума, и это неизлечимо.
— Вот уж нет. Это вы романтик, Гастингс. Я хотел было горячо возразить, но тут дверь отворилась.
К моему удивлению, в комнату вошла Тора Грей.
— Простите за вторжение, — сдержанно произнесла она, — но я кое о чем хотела бы рассказать вам, мосье Пуаро.
— Конечно, мадемуазель. Садитесь, прошу вас.
Она села и минуту молчала, словно не зная, с чего начать.
— Дело вот в чем, мосье Пуаро. Мистер Сислей со свойственной ему доброжелательностью только что дал вам понять, что я оставила Кумсайд по собственному желанию. Он добрый и вежливый человек. Но дело обстоит иначе. Я была готова оставаться там и впредь — дел, связанных с коллекциями, более чем достаточно. Однако леди Сислей пожелала, чтобы я уехала! Я могу ее понять. Она тяжело больна, а от лекарств, которые ей дают, сознание ее несколько помутнено. Поэтому она подозрительна и находится в плену собственного воображения. По непонятным причинам она невзлюбила меня и настояла на том, чтобы я покинула дом.
Я не мог не восхищаться смелостью девушки. Она не пыталась, в отличие от большинства, приукрасить факты и с великолепной отвагой вскрыла самую суть дела. Мое сердце исполнилось восторга и сочувствия.
— По-моему, то, что вы пришли сюда и рассказали все, достойно восхищения, — сказал я.
— Всегда лучше говорить правду, — ответила она с легкой улыбкой. — Я не хочу прятаться за спиной рыцарственного мистера Сислея. А он настоящий рыцарь.
Это было сказано с большой теплотой. Тора Грей явно относилась к Франклину Сислею с глубоким почтением.
— Вы повели себя очень честно, мадемуазель, — сказал Эркюль Пуаро.
— Для меня это было большим ударом, — печально кивнула Тора. — Я и не подозревала о таком отношении леди Сислей. Напротив, я была уверена, что она хорошо ко мне относится. Век живи — век учись, — поджав губы, добавила она.
Тора встала.
— Вот и все, что я хотела сказать. До свидания. Я проводил ее вниз.
— По-моему, она поступила благородно, — сказал я, вернувшись в комнату. — Ею руководило бесстрашие.
— И расчет.
— Какой расчет?
— Она умеет смотреть вперед.
Я недоуменно посмотрел на Пуаро.
— Она прелестная девушка, — сказал я.
— И носит прелестные туалеты. Ее платье из егере marocain[59] и горжетка из серебристой лисы dernier cri[60].
— Какой вы барахольщик, Пуаро! Я никогда не обращаю внимания на одежду.
— Тогда вступите в общество нудистов.
Я хотел было вспылить, но Пуаро внезапно перевел разговор:
— Знаете, Гастингс, я не могу избавиться от ощущения, что сегодня, во время общей беседы, уже было сказано нечто важное. Странно, но я никак не вспомню, что именно. Осталось лишь мимолетное впечатление. Мне кажется, что нечто подобное я уже слышал или видел…
— В Сирстоне?
— Нет, не в Сирстоне… Раньше… Ну да не важно, рано или поздно вспомню…
Пуаро взглянул на меня и — быть может, потому, что я слушал его не слишком внимательно, — со смехом замурлыкал все ту же песенку.