Человек с клеймом - Джоан Роулинг

– Мистер Лонгкастер, сэр, – пробормотал тот, приподнимая котелок, и, когда Робин проходила мимо, отвернулся, открыв ей вид на наушник и микрофон.

Теплый, уютный воздух окутал Робин, когда она вошла в роскошный холл, полный искусно состаренных зеркал. Стены были обтянуты темно-синей тканью с золотым рисунком – стилизованными женщинами 1920-х и борзыми. В воздухе пахло амброй и сандалом. Вверх вилась лестница, вдоль которой висели картины, многие – с изображением собак. У самого входа, виляя хвостом, ждал белоснежный пес, которого Робин узнала как пиренейскую горную собаку; пес ткнулся носом в руку Лонгкастера, и тот погладил его.

– Поднимемся наверх, – сказал Лонгкастер и обратился к эффектной темнокожей девушке с собранными в шиньон волосами и в обтягивающем бордовом платье. – Монтегю же свободен?

– Да, мистер Лонгкастер, сэр.

– Сюда, – сказал Лонгкастер Робин и направился вверх по лестнице, а пиренейская собака бесшумно последовала за ним.

На лестничной площадке наверху было еще больше сотрудников в бордовых одеждах, все они были привлекательны и выпрямлялись, словно элегантные сурикаты, при приближении Лонгкастера. Робин старательно убеждала себя, что ни в коем случае не боится ни этого человека, ни его клуба, потому что за свою детективную карьеру она встречала людей куда более пугающих, чем Дино Лонгкастер. Но по возросшей настороженности и нервозности, которая, казалось, затрагивала каждого сотрудника, проходившего мимо, она поняла, что, возможно, потребуется определенная смелость, чтобы не бояться Дино Лонгкастера.

Он провел Робин мимо нескольких дверей с табличками "Амарилло" и "Достоевский", наконец, впустив ее в пустую комнату, еще более роскошную, чем холл, которая умудрялась быть одновременно величественной и уютной. Стены были обтянуты вихрящимся красным шелком с узором "пейсли"; повсюду висели картины, в основном с собаками и лошадьми; в камине пылал огонь; в больших хрустальных вазах стояли алые розы; глубокие бархатные кресла выглядели манящими. На маленьких столиках были расставлены нарды и шахматы, а ощущение частного дома усиливали несколько фотографий в серебряных рамках и на стенах – некоторые черно-белые, – на большинстве из них был сам Лонгкастер или его самая фотогеничная дочь. На одной из этих фотографий Лонгкастер получал из рук королевы серебряный кубок за победу в скачках; на другой он стоял в смокинге, приветствуя Ага-Хана у входа в клуб.

– Пожалуйста, – сказал Лонгкастер, указывая Робин на пару кресел у камина.

Он приподнял брюки на коленях, садясь напротив нее. Огромная белая собака тут же положила свою голову ему на колени, и Лонгкастер начал массировать ее длинными, похожими на лопатки пальцами.

– Могу ли я иметь удовольствие узнать, кто донимает мою дочь?

– Меня зовут Робин Эллакотт, я частный детектив, и я ее не донимала.

Продолжая гладить собаку, Лонгкастер протянул свободную руку и нажал на маленький латунный звонок на боковом столике. Одетый в форму официант появился так быстро, что Робин подумала – он, должно быть, стоял прямо за дверью.

– Мартини, – сказал Лонгкастер.

– Да, мистер Лонгкастер, сэр. А для мадам?

– Нет, спасибо…

– Принесите ей "Величество", – сказал Лонгкастер официанту, который улыбнулся и вышел из комнаты. Лонгкастер снова повернулся к Робин. Его глубоко посаженные серые глаза медленно скользнули по ней сверху вниз и обратно, прежде чем он произнес:

– Так значит, вы ищете медузу.

– Кого? – спросила Робин нарочно непонимающе.

– Род Флитвуд, – ответил он. – Вид – Руперт.

Он протянул длинную руку к хьюмидору на низком столике, открыл его и достал сигару с резаком. Собака уставилась на хозяина с укором из-за прекращения поглаживаний, потом с тихим вздохом улеглась у его ног, положив голову на лапы. Лонгкастер принялся аккуратно срезать кончик сигары, бросив взгляд на Робин и заметив:

– Вам не следует носить черное.

– Что?

– Черное. Оно вас старит. Вам ведь не больше тридцати пяти, да?

– Не думаете, что немного грубо говорить такое человеку, которого вы только что встретили? – сказала Робин, стараясь звучать весело.

– В этом нет ничего грубого. Я даю вам хороший совет.

– Но я его не просила.

– Полагаю, потому что не знали, что он вам нужен. Думаете, черное вас стройнит, да?

– Нет, – сказала Робин. – Просто это удобно.

– Хороший вкус не имеет ничего общего с простотой, – резко сказал Лонгкастер, потянувшись за большой малахитовой зажигалкой. – Черный цвет элегантно смотрится на азиатках, на большинстве чернокожих женщин и на некоторых темноволосых европеоидах, но нет ничего более дешевого, чем черный на блондинке.

– Ну, спасибо за мнение, – сказала Робин. – Разве курение в клубах сейчас не противозаконно?

– Да, – сказал Лонгкастер, энергично попыхивая сигарой.

Дверь открылась, и официант вернулся. Он поставил у локтя Лонгкастера бокал мартини с оливкой на шпажке, а рядом с Робин поставил бокал для шампанского, полный какой-то ядовито-рубиновой жидкости.

– Что это? – спросила Робин Лонгкастера, глядя на свой напиток, когда дверь за официантом закрылась.

– Дюбонне и джин. Мы называем его "Величество", потому что это любимый напиток королевы. Меня всегда раздражает мысль о том, что она пьет что-то настолько безвкусное.

Лонгкастер отпил мартини, не отводя темных глаз от Робин, и сказал:

– Выпейте. Вряд ли я вас отравлю, черт возьми, да? Или вы боитесь, что я на вас накинусь? Не беспокойтесь. Сейчас меня больше волнует утренняя моча, чем женщины.

– Я предпочитаю сохранять ясную голову, когда работаю, – сказала Робин и подумала, как чопорно это прозвучало.

– Сомневаюсь, что Десима осудила бы вас за один коктейль.

Робин предпочла проигнорировать этот комментарий.

– Вы знаете, где находится Руперт Флитвуд, мистер Лонгкастер?

– Нет.

– Его тетя считает, что он устроился на работу в Нью-Йорке.

– Крайне маловероятно.

– Почему?

– Медузы, как правило, не славятся способностью бронировать авиабилеты в Нью-Йорк. Пейте свой чертов напиток.

Робин подняла бокал и сделала глоток.

– Нравится? – спросил Лонгкастер.

– Да, – честно ответила Робин.

– Я так и думал, – сказал Лонгкастер. Он выпустил сигарный дым и добавил:

– Сомневаюсь, что Флитвуд уплыл далеко, если только его не подхватило сильным течением. Может, выбросило где-нибудь на берег… малыши тычут в него пластиковыми совочками…

– Вы не боитесь, что он мог покончить с собой?

– Нет, – сказал Лонгкастер. – Нет, могу с чистой совестью сказать, что ни секунды об этом не беспокоился.

– Похоже, перед исчезновением он был под