Эллери Куин - Застекленная деревня. Расследует Эллери Квин (рассказы)
— Мы отлично пообедали, — весело сказал священник. — Он попросил чай в стакане с лимоном и вареньем. Европейский стиль. Судья, вам не кажется, что он выглядит гораздо лучше?
— Кажется, мистер Шир. — Судья посмотрел на тарелки. — Знаменитые отварные блюда Элизабет?
— Кто-то должен заботиться о его телесных нуждах, — твердым голосом произнес священник. — Я бы хотел что-то сделать с этой угольной пылью.
— Вы творите чудеса, мистер Шир.
В одном из углов стоял белый ночной горшок. Священник подобрал поднос и вышел. Дверь осталась открытой.
Мертон Избел наблюдал за ними, сидя на стуле. Заключенный вздрогнул, словно только что заметил посетителей, поставил пустой стакан и начал вставать.
— Сидите, Ковальчик, — сказал судья.
Ковальчик опустился на койку, уставясь на Джонни.
На нем снова была собственная одежда — Элизабет Шир, очевидно, постаралась почистить и заштопать ее, хотя и с плачевным результатом. Серую фланелевую рубашку она постирала и выгладила. Ботинки либо оказались не подлежащими ремонту, либо отцы деревни велели их конфисковать — на ногах у Ковальчика были матерчатые шлепанцы, по-видимому принадлежащие мистеру Ширу. Бесцветные волосы были расчесаны. На лице, помимо распухшей губы, отсутствовали следы избиения.
Светлая с проседью щетина заметно отросла — Джонни подозревал, что мистеру Ширу не позволили снабдить заключенного бритвой. Темно-серая кожа обтягивала торчащие скулы, оттопыренные уши и низкий лоб с густыми бровями, под которыми поблескивали глубоко запавшие глаза. Тощая шея с болтающимся кадыком напоминала шею индюка. Руки были мозолистыми, с распухшими суставами и потрескавшимися ногтями. Он держал их между бедрами, наклонившись вперед, как будто все еще ощущал боль в паху.
Ковальчик выглядел лет на шестьдесят пять — было трудно представить, что в действительности ему лишь слегка за сорок.
— Этого джентльмена, — снова заговорил судья Шинн, — интересует ваша история, Ковальчик. Ему не раз приходилось беседовать с людьми, оказавшимися в беде. Его зовут мистер Шинн.
— Шинн, — повторил заключенный. — Мистер Шинн, что они мне сделать? — Он говорил медленно, с сильным акцентом.
Джонни посмотрел на судью. Старик кивнул.
— Вам известно, Ковальчик, почему вас посадили в этот подвал? — спросил Джонни.
Человек на койке поднял худые плечи и снова опустил их. Это был жест Старого Света, означающий: «Известно или нет — какая разница?»
— Расскажите мне обо всем, что произошло вчера, — продолжал Джонни. — Но сначала я бы хотел побольше узнать о вашей жизни, Ковальчик, — откуда вы прибыли, куда направлялись?
— Сперва рассказать судье, — отозвался заключенный. — Что они мне сделать?
— Расскажите мне, — улыбнулся Джонни.
Заключенный разжал руки, потер ладони и обратил взор к полу кладовой.
— Моя поляк. Моя иметь жена, двое детей, старая мать и старый отец в Польша. Нацисты приходить и убивать их, а меня отправить в трудовой лагерь. После войны приходить коммунисты. Тоже плохо. Я бежать в Америка, у меня кузина в Нью-Йорке. Я жить у нее три года и искать работу…
— У вас на родине была профессия?
— Моя работать с кожа.
— Вы дубильщик?
— Да. — Джозеф Ковальчик слегка оживился. — Моя хороший работник. Старый отец учить меня ремеслу. — Затем плечи снова опустились. — В Америке не мог найти работа. Нет профсоюзная карточка. Моя хотеть в профсоюз, но нет денег на взносы. Нет ре… реко…
— Рекомендаций?
— Да. Поэтому нет работа. Потом кузина умирать — сердце. Моя жить в польская семья в Бруклин — друзья кузина. Работать один день здесь, другой там. У друзей родиться еще один ребенок — для Ковальчика больше нет места. Они говорить: «Почему бы твоя не поехать деревня и не поработать на ферма?» Моя поехать. Работать на одна ферма, другая ферма, потом уходить и опять работать…
Заключенный умолк и беспомощно посмотрел на судью Шинна.
— Очевидно, — объяснил судья, — последние несколько лет он подрабатывал на фермах, скитаясь по Новой Англии. Насколько я понял, эта работа ему не по душе, и он надеялся заняться прежним ремеслом. Откуда вы шли, Ковальчик, когда вчера проходили через эту деревню?
— Издалека. Моя идти восемьдесят девять дней. — Ковальчик сосредоточенно нахмурился, потом раздраженно хлопнул себя по лбу. — Моя не помнить места, где работать последний раз. Спать в амбар, работать за еда… Потом моя уходить, потерять деньги…
— Так v вас были деньги? — спросил Джонни.
— Семь долларов. Потерять. Выпасть через дыра в кармане. — Ковальчик снова нахмурился. — Плохо терять деньги. Люди говорить: ты бродяга, а моя показывать деньги. Не бродяга, видеть? Но теперь люди говорить: не можешь показать деньги, потерять, значит, бродяга! — Ковальчик вскочил, шевеля широкими скулами. — Не любить, когда моя называть бродяга!
— Это мало кому нравится, — сказал Джонни. — Куда вы шли?
— Польский фермер в Петунксит говорить, что есть работа на кожевенная фабрика в Кадбери. Там нет профсоюз — идти быстрее и получить работа… — Ковальчик лег на койку и повернулся лицом к закопченной стене.
Джонни посмотрел на судью Шинна. Лицо старика было бесстрастным.
— Ковальчик. — Джонни притронулся к плечу заключенного. — Почему вы убили старую леди?
Бродяга сел так резко, что Джонни отпрянул.
— Моя не убивать! — крикнул он и схватил Джонни обеими руками за лацканы пиджака. — Не убивать!
Поверх головы Ковальчика Джонни видел сидящего за дверью Мерта Избела с дробовиком на коленях и зловеще поблескивающими глазами.
— Сядьте! — Джонни схватил бродягу за костлявые запястья и силой усадил на койку. — Прежде чем вы продолжите, я хочу попытаться объяснить вам, почему жители этой деревни уверены, что вы убили старую леди.
— Моя не убивать, — пробормотал заключенный.
— Слушайте меня, Ковальчик, и постарайтесь понять. Вас видели идущим к дому старой леди минут за двадцать до ее смерти…
— Не убивать, — повторил Ковальчик.
— Вы провели какое-то время в ее доме. Откуда я это знаю? Потому что мы с судьей встретили вас на дороге под дождем не более чем в миле с четвертью от деревни вчера днем без двадцати пяти минут три. Чтобы пройти чуть больше мили, вам не могли понадобиться три четверти часа. Человек проходит за час около трех миль, а мы видели собственными глазами, как быстро вы шли. Таким образом, вы не могли пробыть на дороге больше двадцати или двадцати пяти минут перед нашей встречей. Это означает, что вы покинули деревню в десять-пятнадцать минут третьего. Но было не позже чем без десяти два, когда, по словам жительницы деревни, вы подходили к дому старой леди. Значит, примерно между без десяти два и четвертью третьего вы находились в ее доме. Если так, то вы были там в два тринадцать, когда ее убили. Понятно?
Заключенный покачивался, снова стиснув руки.
— Моя не убивать, — простонал он.
— Если вы находились в доме, то у вас была возможность убить ее, было орудие — кочерга из камина, и был мотив — сто двадцать четыре доллара, спрятанные в платке у вас на поясе. Против вас много улик, Ковальчик. Нам незачем доказывать, что вы были в доме. Это подтверждают украденные деньги. — Джонни сделал паузу, интересуясь, как много из его речи дошло до собеседника. — Вы понимаете, о чем я говорю?
— Не убивать, — твердил заключенный. — Красть — да, убивать — нет.
— Значит, вы признаете, что украли сто двадцать четыре доллара?
— Моя никогда не красть раньше! — крикнул Ковальчик. — Но моя потерять семь долларов и увидеть куча денег в банке… Это плохо. Это ужасно… Но моя не убивать…
Внезапно он беззвучно заплакал — должно быть, так плакали мужчины в концентрационных лагерях, во время тьмы, окутавшей Европу.
Отвернувшись, Джонни достал пачку сигарет и, сам толком не зная почему, положил ее на складной стол вместе с коробком спичек.
— Никаких спичек! — рявкнул Мертон Избел.
Джонни зажег сигарету и поместил ее между губами заключенного. Ковальчик отпрянул, потом жадно затянулся и вскоре начал говорить.
Он подошел к кухонной двери старой леди спустя несколько минут после того, как его прогнала «другая леди», и постучал. Фанни Эдамс открыла дверь, и Ковальчик попросил что-нибудь поесть. Старая леди сказала, что не кормит нищих, но если он согласен отработать еду, она хорошо его накормит. Ковальчик согласился. Тогда тетушка Фанни велела ему идти в амбар, где лежат поленья и топор, и расколоть каждое полено на четыре части, так как они слишком тяжелы для нее, да и горят четвертинки лучше. Ковальчик пошел в амбар, нашел топор, потом обогнул амбар и прошел через открытую пристройку туда, где лежали поленья, и принялся за работу. За прошедшие три года он часто колол дрова, скитаясь от одной фермы к другой, и приобрел изрядный опыт. Это заняло всего несколько минут…
