Круиз вдовы - Сесил Дей-Льюис
Он попытался представить себе порт Пирея в пятом столетии — с входящими в гавань триремами{5} и тянущимися к Афинам длинными стенами,— по жара препятствовала живости его воображения. Внезапные звуки с другой стороны «Менелая» прервали его мысли. Двигаясь над правым бортом и глядя на причал, к которому был пришвартован корабль, Найджел увидел грузовик, нагруженный прямоугольными кусками льда. Матрос, стоя в клети, свешивающейся с палубы, передавал на корабль через иллюминатор один кусок льда за другим. Между начальником, береговой группы, передающей лед матросу, и корабельным офицером, склонившимся над перилами в двадцати футах от Найджела, вспыхнула перебранка. Найджел не мог определить ее причину — то ли лед прибыл с опозданием, то ли он был не той формы, то ли оба участника ссоры просто не симпатизировали друг другу. Однако даже если бы сцепа являлась следствием застарелой кровной вражды, она не могла бы выглядеть более драматичной. Доведенный до отчаяния офицер стал рвать на себе волосы — подобного жеста Найджел не видел со времен представления «Эдипа» тридцать лет назад. Но больше всего на него производил впечатление ритм перебранки. Офицер выкрикивал фразы со свойственными его языку отрывистыми интонациями, сопровождая речь щедрой и свирепой жестикуляцией, покуда стоящий внизу надсмотрщик молча слушал. Потом надсмотрщик начал кричать в ответ, истерически пританцовывая, как будто в любой момент был готов взмыть вверх и придушить офицера, который слушал его вопли, пожевывая разбойничьего вида усы. Строфа и антистрофа, подумал Найджел; благородная афинская традиция спора — слушать доводы оппонента столь же усердно, как излагать собственные. Найджел сознавал, что именно эти вещи наполняют сердце теплым чувством к грекам, заставляя полюбить их на веки вечные.
— Намечается кровопролитие? — послышался рядом веселый голос Клер.
— А, ты здесь! Нет, просто небольшое расхождение во мнении насчет льда.
Противники еще несколько минут обменивались криками. Затем словесная буря прекратилась так же внезапно, как началась. Надсмотрщик плюнул в девственно-белоснежный борт корабля; офицер изобразил жест, способный выразить всю трагедию короля Лира, и отвернулся. Честь была удовлетворена, эмоции истощились.
На причал внизу начали прибывать пассажиры в автобусах и такси. Им приходилось проходить сквозь строй торговцев, продающих абсолютно все — от греческих ваз (двадцатого столетия) до лимонада, от ломтиков розовых дынь до кукольных солдат в греческих мундирах. Найджел и Клер принялись за древнюю игру путешественников, размышляя о характерах, профессиях и происхождении все еще незнакомых товарищей по плаванию. Они уже вычислили члена Королевской академии (который позднее оказался епископом Солуэйским) и трио школьных учителей (оказавшихся, соответственно, аналитическим химиком, адвокатом и правительственным чиновником), когда их внимание привлекли две женщины, медленно идущие к трапу. Вернее, одна из них — среднего роста, с острыми скулами и очаровательными ямочками под ними, золотисто-коричневатым цветом лица, оказавшимся, когда она подошла ближе, триумфом искусства косметики. Эта женщина обладала особого рода сексуальностью, способной поведать собственную историю. На ней были парусиновый костюм лимонного цвета и белая широкополая соломенная шляпа.
— Смотри-ка!— воскликнула Клер.— Вот идет корабельная femme fatale{6}.
Спутница женщины, хотя и была того же роста, выглядела низенькой. На ней были красновато-коричневый джемпер, только подчеркивавший тусклость кожи, мятая твидовая юбка и поношенные туфли. Общее впечатление неаккуратно связанного тюка усиливали растрепанные волосы и суетливые судорожные жесты. Когда она подняла взгляд на корабль, ее рот непроизвольно дернулся, а ладонь прижалась к нему, словно стараясь придать неподвижность. В этот момент Найджел услыхал, как девушка, стоящая у перил рядом с ним, воскликнула:
— Боже мой! Смотри, Питер! Это же Бросс! Что она тут делает?
— Бросс?
— Мисс Эмброуз — ты знаешь...
В голосе звучал такой испуг, что Найджел резко обернулся. Девушка побледнела, ее худенькая фигурка съежилась, словно в ожидании удара, а руки вцепились в перила. На вид ей было лет шестнадцать-семнадцать, а стоявший рядом с ней парень был, очевидно, ее братом — возможно, подумал Найджел, братом-близнецом.
— Не беспокойся, Фейт,— сказал он, беря девушку за руку.— Она, наверное, кого-то провожает.
— Это все испортит, если...
— Не дури. Она тебя не съест.
— Смотри, она поднимается по трапу.— Девушка наклонила голову странным, как бы невольным движением и заспешила по палубе. Ее брат последовал за пей с мрачным выражением лица, которое запомнилось Найджелу.
Странная пара поднималась на борт. Протягивая билет, красавица одарила контролера ослепительной улыбкой, придавшей ее лицу с умело наложенной косметикой особую пикантность. Ее спутница отвела взгляд и прошаркала мимо. Пара направилась к своей каюте в сопровождении стюардов, несущих их багаж.
— Ну, что ты о них думаешь? Богатая разведенная дама, путешествующая со своей секретаршей?
— Они сестры,— уверенно заявила Клер.
— Сестры? Что за чепуха!
— Да-да. Идентичное костное строение. Просто одна — удачливая mondaine{7}, а другая — невротичка. Это и сбило тебя с толку. А я вижу череп под кожей.
— Тебе и карты в руки. Во всяком случае, одна из них — мисс Эмброуз — возможно, школьная учительница, судя по испугу нашей юной соседки. Должно быть, та желтолицая дергающаяся особа. Давай взглянем на список пассажиров.
Упомянутый документ, врученный им при посадке, свидетельствовал, что каюта номер 3 на палубе А занята миссис Мелиссой Блейдон и мисс Иантой Эмброуз.
— Может быть, они в самом деле сестры,— заметил Найджел.— Элегантные античные имена предполагают одного отца. И все же мне кажется, что со стороны Мелиссы — извращение проводить отдых с такой кошелкой, как Ианта.
— Извращенность предполагает странные партнерства.
— Эмброуз, Эмброуз... Интересно, не может ли это быть И. К. Эмброуз?
— Кто это такой?
— Он был выдающимся специалистом по Древней Греции. Осуществил издание Собрания сочинений Еврипида — я читал его в Оксфорде.
II
В течение нескольких часов перед обедом пассажиры были рассортированы. Национальная принадлежность их вскоре стала очевидной. Блондины, слоняющиеся по палубе с камерами, сумками и путеводителями, могли быть только немцами. Французский контингент, имевший собственного лектора, собрался в углу переднего салона, оживленно болтая и игнорируя других путешественников. Несколько итальянцев в ярких костюмах бродили по кораблю, сопровождая своих жен и с восхищением разглядывая каждую хорошенькую женщину. Американцы ожидали открытия баров, а англичане старались избегать друг друга, бросая возмущенные взгляды на каждого, кого они подозревали в намерении прервать их бесконечное писание почтовых открыток.
Конечно, были и исключения. Низенький полный мужчина вступил в разговор с Найджелом и Клер, представившись
