Виктор Лагздиньш - Ночь на хуторе Межажи. Смерть под зонтом. Тень
Что ни говори – появился еще какой–то мотив. Отныне подозрения ложились как на Уласа, так и на Расму: у нее, например, могло возникнуть желание избавиться от мужа. Конечно, такая вероятность существовала главным образом чисто теоретически, потому что Расма могла с Юрисом преспокойно развестись или просто от него уйти. Куда более реальной представлялась другая версия: Юрис, узнав о неверности жены, начал ее упрекать, вспыхнула ссора, во время которой он набросился на нее, а она в гневе… Однако самые тяжелые подозрения вызывал Улас. Он, бесспорно, имел основание убрать Юриса с дороги, особенно в том случае, если Расма почему–либо не соглашалась официально развестись с мужем. Возможно, произошла стычка между ревнующим супругом и любовником жены, а в таком случае чего только не бывает… Наконец, Юриса они могли убить вместе. Существовал и еще вариант: один из них знал о преступлении другого или даже был его свидетелем.
Невыясненным оставалось одно обстоятельство: Гирту не верилось, что Ирена все это время волновалась лишь потому, что застала в мастерской Расму с Уласом. Наверняка была и другая причина, но пока она не давалась Гирту в руки.
Он посмотрел на часы; время было позднее – до полуночи оставалось шесть минут. Снова взялся за блокнот и начал сопоставлять результаты опроса. Нужно было составить как можно более наглядную картину о передвижении всех гостей в течение рокового получаса. Рандер собрал воедино все данные, тщательно сравнил их, расположил по времени и наконец набросал в блокноте следующую схему:
9.00 – 9.06.
Алберт Алберт в кабинете смотрит телевизор.
Харалд Улас находится в зале.
Эдвин Калвейт – в «будуаре».
Вилис Зирап занят радиолой.
Расма Инсберга – в зале.
Ирена Алберта в «будуаре» рассматривает журнал.
Дина Уласе – в кабинете смотрит телевизор. Юрис Инсберг – неизвестно.
9.06.
Алберт из кабинета направляется в столовую.
9.07.
Расма из зала идет на кухню.
9.08.
Улас выходит из зала – как будто бы в спальню (а фактически, может быть, сразу на кухню?).
9.09.
(Не позже.) Улас уходит на кухню (утверждает, что остался в спальне).
9.10.
Ирена из «будуара» идет в пустую комнату. Калвейт из «будуара» выходит в зал.
9.11.
Расма из кухни входит в мастерскую (утверждает, что была только на кухне).
Улас из кухни входит в мастерскую (показывает, что по–прежнему оставался в спальне).
9.12.
Алберт из столовой идет в зал.
9.14.
Ирена из пустой комнаты идет в спальню.
9.15.
Расма из мастерской (по ее словам, из кухни) идет в зал.
9.16.
Ирена из спальни идет в зал.
Зирап из зала идет в спальню.
9.17.
Улас из мастерской (по его словам, из спальни) идет в зал.
9.18.
Зирап, возвращаясь, падает с лестницы.
9.19.
Зирап заходит на кухню.
9.22.
Зирап из кухни идет в зал.
9.24.
Расма выходит из зала и начинает искать Юриса (поднимается в кабинет).
Рандер прочел написанное и озадаченно покачал головой. Оказалось, что между 9.06 и 9.18 на старом хуторе происходило настоящее «переселение народов». Схема, правда, была весьма приблизительна – кое–где минуты могли быть сдвинуты в ту или иную сторону, – однако в общем все совершалось именно в такой последовательности. Разумеется, нельзя забывать, что почти все построение опиралось на высказывания самих опрошенных. На них в какой–то степени можно было бы положиться, если бы убийца действовал один, но если у него был сообщник, тот мог подтвердить любую ложь. Ладно, что зря сетовать. Работать нужно с теми фактами, которыми располагаешь, других все равно нет. Кроме того, не стоит забывать, что большинство гостей, несомненно, честные люди, вопрос лишь в том – кто именно…
Рандер снова взял ручку. Предстояло подвести итог. Кто, где и как долго оставался один, иначе говоря, выяснить: у кого не было алиби.
Алберт с 9.06 до 9.12, по его словам, курил в столовой – 6 минут.
Улас с 9.08 до 9.17 якобы занимался тем же самым в спальне (на самом деле находился на кухне и в мастерской) – 9 минут.
Зирап с 9.16 до 9.22 будто бы находился в спальне и на кухне – 6 минут.
Расма с 9.07 до 9.15 якобы была на кухне (по правде и в мастерской – 8 минут).
Ирена с 9.10 до 9.16, по ее словам, находилась в пустой комнате и в спальне – 6 минут.
Итак, если судить по этим данным, возможность совершить преступление имели пять человек. Вне подозрений остались только двое – Дина Уласе и Эдвин Калвейт, у которых было алиби на все полчаса. С актрисой Гирт вместе смотрел телевизор в кабинете, а координаты Калвейта сразу после девяти засвидетельствовала Ирена, с которой он, кстати, не был знаком, а потом на исходе получаса – все остальные.
Наибольшее подозрение сейчас у него вызывали Улас и Расма, поскольку оба имели не только возможность совершить преступление, но и вполне определенный мотив для этого. Ирену, по правде говоря, можно было из списка вычеркнуть. Во–первых, Гирт с самого начала сомневался, что она вообще способна на убийство, во–вторых, выяснилось вдобавок, что в те шесть минут, которые Ирена провела в одиночестве, она не могла это преступление совершить, так как в соседней комнате находились Инсберга с Уласом. (Конечно, если они действительно там находились – пока ему об этом было известно лишь со слов самой Ирены.) Еще раз изучив схему, Рандер пришел к выводу – присутствие хозяйки и Уласа в мастерской должно было помешать еще и мужу Ирены, хотя вполне возможно, тот спустился вниз гораздо раньше. Гирт, к сожалению, не помнил, когда именно Алберт вышел из кабинета. Что касается Зирапа, то у него возможностей было хоть отбавляй – он оставался за пределами зала еще и тогда, когда все остальные успели снова туда вернуться.
Нельзя упускать из виду также и первый мотив: деньги. Кто вынул их из тумбочки? Схема показывала, что в спальне побывали и Зирап, и Ирена, и, по его собственным словам, Улас. Мало того, деньги могла вынуть сама Расма, когда поднялась наверх за простыней, она просто могла их спрятать, чтобы направить внимание в ложном направлении…
Ладно, раньше или позже все выяснится. Пока следовало разматывать дальше ту нить, которую он только–только нащупал. Кого же расспрашивать следующим? Расму? Или сначала Уласа? Взвесив оба эти варианта, Гирт выбрал третий – он еще ни разу не говорил с актрисой. Этот пробел нужно было немедленно заполнить, хотя бы для порядка; кстати, может быть, заодно удастся выяснить, соответствует ли рассказ Ирены действительности. Кто–кто, а Дина об этом знать могла.
Рандер встал, вышел в зал. Как только открылась дверь, все взоры обратились на него. Встретив взгляд актрисы, Гирт спросил:
– Товарищ Уласе, могу ли я немного побеспокоить вас?
– Наконец! – иронически отозвалась она. – Я уже начинала беспокоиться, что вы меня забыли; чуть было не обиделась.
Преисполненной достоинства походкой, словно пересекая тронный зал в драме Шекспира, она прошла мимо Рандера и, пока он закрывал дверь, не дожидаясь приглашения, мягко опустилась в кресло.
– По–прежнему без результатов? – осведомилась она сочувственно.
– Нет, почему, кое–что уже есть, – Гирт усмехнулся, занимая свое место за письменным столом.
– Да? Интересно! И кто ? – Актриса даже чуть наклонилась вперед, затем улыбнулась и, притворно вздохнув, сама себе ответила: – Уж этого–то вы мне не скажите. А жаль…
После небольшой паузы Рандер спросил:
– Дина – это ваше настоящее имя?
– Да, – она склонила голову. – Дина Уласе, дочь Яниса, – как по паспорту, так и по свидетельству о браке. Или незаслуженная актриса республики Дина Уласе.
Гирт помедлил, затем сказал:
– Я, конечно, знаю, что неприлично спрашивать у женщин об их возрасте, но…
Уласе засмеялась:
– Ну что вы, что вы, как принято восклицать в плохо переведенных пьесах. Я, очевидно, принадлежу к тем исключениям, которые подтверждают правило, ибо хотите – верьте, хотите – нет, мне уже давно совершенно безразлично, что обо мне думают, да и думают ли вообще… Словом, мне сорок три года – можете записать. Только, ради бога, не говорите, что вам казалось, будто мне гораздо меньше, что я замечательно выгляжу… и так далее, все это я уже знаю. Думаю, не ошибусь, если скажу, что сегодня я тут самая старая.
Рандер отметил про себя, что в этом отношении актриса действительно не ошиблась, и спросил:
– Вы хорошо знаете Инсбергов? Уласе пожала плечами:
– Кого мы вообще знаем хорошо? Боюсь, про себя мы этого сказать не можем, а уж про других… И события сегодняшнего вечера лишний раз подтвердили это, поэтому я никогда не говорю, что я кого–то знаю хорошо . – Помолчав, она добавила с иронией: – За исключением разве что моего мужа…
Гирт задумчиво слушал ее, потом спросил:
– Но с Расмой вы как будто подруги?
