Патриция Хайсмит - Сочинитель убийств. Авторский сборник
— Вероятно, мама, — заметила Анна.
Гай поднял трубку. На том конце далекий голос что–то сказал телефонистке, затем стал слышен отчетливо, зазвучал тревожно и резко — голос его матери.
— Алло?
— Слушаю, мама.
— Гай, у нас что–то случилось.
— Что именно?
— С Мириам.
— Так что с ней? — Гай плотно прижал трубку к уху, повернулся к Анне и увидел, как она побледнела, посмотрев на него.
— Она убита, Гай. Вчера вечером… — матери не хватало дыхания.
— Что такое, мама?
— Это случилось вчера вечером, — мать говорила визгливым размеренным голосом, который Гаю довелось слышать на своем веку всего пару раз. — Гай, ее убили!
— Убили!
— Что, что? — спросила Анна, вставая.
— Вчера вечером на озере. Никто ничего не знает.
— Ты…
— Ты можешь приехать, Гай?
— Да, мама. Как? — спросил он, сжимая старомодный корпус телефона и трубку, словно из них можно было выжать ответ. — Как?
— Задушили. — Одно слово, затем молчанье.
— Ты не… — начал он. — Откуда…
— Гай, что стряслось? — Анна взяла его за руку.
— Вылетаю первым же самолетом, мама. Этой ночью. Не волнуйся, мы скоро увидимся. — Он медленно опустил трубку и повернулся к Анне: — Мириам. Она умерла.
— Убита — ты ведь сам произнес? — прошептала Анна.
Гай кивнул, но тут ему пришло в голову, что не исключена и ошибка. Если это просто сообщение.
— Когда?
Но случилось–то вчера вечером!
— Мама сказала, вчера вечером.
— Убийца известен?
— Нет. Придется лететь ночным рейсом.
— Господи всемогущий.
Он посмотрел на Анну — та застыла на месте.
— Придется лететь ночным рейсом, — повторил он как в бреду. Потом повернулся и направился к телефону заказать билет, но заказ сделала Анна, быстро что–то проговорив по–испански.
Он начал укладываться. Ему казалось, что сборы заняли несколько часов, хотя вещей было мало. Он посмотрел на коричневый комод, пытаясь сообразить, проверял ли ящики, чтобы ничего не оставить. И вот на том самом месте, где ему предстало видение белого дома, проступило смеющееся лицо — сперва полумесяцы губ, затем все остальное — лицо Бруно. Кончик языка бесстыже скользнул по верхней губе, и снова — вспышка беззвучного судорожного смеха, от которого потные волосы упали на лоб. Гай нахмурился, посмотрев на Анну.
— В чем дело, Гай?
— Ни в чем, — ответил он. Интересно, какой у него вид в настоящий момент?
14
Предположим, это работа Бруно. Он, понятно, не мог этого сделать, но всего лишь предположим. Его поймали? Он признался, что это убийство — часть их совместного плана? Гай легко допускал, что Бруно в истерике мог сболтнуть все что угодно. Такой психически неустойчивый ребенок, как Бруно, был совершенно непредсказуем. Гай перебрал смутные воспоминания об их разговоре в поезде и попытался вспомнить, не ляпнул ли он в шутку, от злости или под градусом что–то такое, что можно было бы счесть за согласие с безумным замыслом Бруно. Нет, не ляпнул. Он сопоставил эту свою уверенность с письмом Бруно, которое запомнил дословно: «…все подумываю об этой нашей идее двойного убийства. Уверен, ее можно осуществить. Мне трудно объяснить, но я верю в этот план целиком и полностью!»
Поглядев в иллюминатор, Гай увидел внизу сплошную тьму. Почему он не тревожится сильнее? Впереди в сумрачном туннеле салона кто–то из пассажиров полыхнул спичкой, закурив сигарету. Дымок от мексиканского табака был слабый, кисловатый и тошнотворный. Он посмотрел на часы: 4.25.
Ближе к рассвету он задремал, покорившись реву моторов, которые, казалось, упорно стремились разнести самолет, а пока раздирали его разум и пускали клочки по ветру. Он открыл глаза навстречу серому пасмурному утру и свежей мысли: Мириам убил ее любовник. Это было очевидно и более чем вероятно. Убил, поссорившись. Газеты постоянно пишут о таких случаях, и жертвами постоянно оказываются женщины вроде Мириам. Убийство молодой мексиканки расписала на первой полосе бульварная газетенка «Эль графико», которую он купил в аэропорту, — ни одной американской газеты он, как ни искал, не нашел, хотя едва не опоздал из–за этого на самолет: со снимка скалился ее любовник–мексиканец, демонстрируя нож, которым ее прирезал; Гай начал было читать, но потерял всякий интерес уже после первого абзаца.
В аэропорту Меткаф его встретил человек в штатском и попросил поехать ответить на несколько вопросов. Они вместе сели в такси.
— Убийцу нашли? — спросил Гай.
— Нет.
Человек в штатском выглядел устало, словно провел бессонную ночь; так же выглядели и все репортеры, служащие и полицейские в зале старого суда Норт–Сайда. Гай обвел взглядом большую, с деревянными панелями комнату, высматривая Бруно, и лишь после этого сообразил, что делает глупость. Когда он закурил сигарету, сосед спросил, какая марка и Гай его угостил. Собираясь в дорогу, он сунул в карман сигареты Анны — пачку «Бельмонт».
— Гай Дэниел Хайнс, проживает в Меткафе по Эмброуз–стрит, дом 717… Когда вы отбыли из Меткафа? А когда прибыли в Мехико–сити?
Заскрипели стулья. Следом глухо застучала кареткой бесшумная пишущая машинка.
К нему подошел другой мужчина в штатском, при бляхе, в расстегнутом пиджаке и с выпирающим пузом.
— Зачем вы отправились в Мексику?
— Навестить знакомых.
— Кого именно?
— Фолкнеров. Алекса Фолкнера из Нью–Йорка.
— Почему вы не сказали матери, куда отправляетесь?
— Я ей сказал.
— Она не знала, где вы остановились в Мехико–сити, — вежливо заметил мужчина в штатском и заглянул в свои записи. — В воскресенье вы отправили жене письмо с просьбой о разводе. Что она вам ответила?
— Что хочет со мной поговорить.
— Но вы не были расположены с ней больше разговаривать, не так ли? — спросил кто–то звонким тенором.
Гай взглянул на молодого полицейского и промолчал.
— Вы были отцом ее ребенка?
Он попытался ответить, но его перебили:
— С какой целью вы неделю назад приезжали в Техас повидаться с женой?
— Вам позарез нужен развод, мистер Хайнс?
— Вы влюблены в Анну Фолкнер?
Смех.
— Вы знали, что у жены был любовник, мистер Хайнс. Вы ревновали?
— Этот ребенок гарантировал вам развод, правда?
— Все! — произнес чей–то голос.
Ему сунули под нос фотографию, от злости у него все расплывалось перед глазами, но потом снимок обрел четкость — темноволосый мужчина, продолговатое лицо, красивые, без мысли, карие глаза, мужественный подбородок с ямкой; такое лицо могло принадлежать киноактеру, и Гаю не нужно было объяснять, что это любовник Мириам: лицо такого типа полюбилось ей три года тому назад.
— Нет, — ответил Гай.
— Разве вы с ней не беседовали?
— Все!
Уголки его губ сложились в горькую улыбку, однако он чувствовал что мог бы разреветься, как ребенок. Перед зданием суда он поймал такси и по пути домой прочитал в машине двойную колонку на первой полосе «Меткаф стар»:
«ПРОДОЛЖАЮТСЯ ПОИСКИ УБИЙЦЫ МОЛОДОЙ ЖЕНЩИНЫ
12 июня. Продолжаются поиски убийцы миссис Мириам Джойс Хайнс, жительницы нашего города, задушенной неизвестным преступником на Меткаф–Айленд в воскресенье вечером.
Сегодня в город прибыли два эксперта по отпечаткам пальцев. Они попытаются определить отпечатки, снятые с ручек весел и с прогулочных лодок на пункте проката на озере Меткаф. Но полиция и следствие опасаются, что имеющиеся отпечатки слишком смазаны. По обнародованному вчера мнению властей, убийство могло быть совершено неизвестным маньяком. За исключением сомнительных отпечатков пальцев и нескольких вмятин от каблука на месте преступления, полиция пока что не обнаружила существенных улик.
С самым важным свидетельством на дознании, как полагают, выступит Оуэн Маркмен, 30 лет, портовый грузчик, из Хьюстона и близкий друг убитой.
Погребение миссис Хайнс состоится сегодня на Ремингтонском кладбище. Траурный кортеж отправляется от Хоуэлловского Дома усопших на Коллежд–авеню в два часа пополудни».
Гай прикурил новую сигарету от предыдущей. Руки у него все еще дрожали, но чувствовал он себя немного лучше. Мысль о маньяке как–то не приходила ему в голову. Маньяк превращал убийство пусть в чудовищную, но все же случайность.
Мать ждала его в гостиной, сидя в качалке и прижав к виску носовой платок, но не стала подниматься ему навстречу. Гай обнял ее и поцеловал в щеку, с облегчением заметив, что глаза у нее сухие.
— Вчера я весь день провела с миссис Джойс, — сказала она, — но ехать на похороны я просто не в состоянии.
— И не нужно, мама.
Он поглядел на часы — было уже начало третьего. На мгновенье ему припомнилось, что Мириам, не дай Бог, закопают живой, она очнется и начнет гневно вопить. Он отвернулся и потер лоб.
