Дороти Сэйерс - Возвращение в Оксфорд
— Похоже, что курган в Алосе — единичный феномен. Вот погребальные камеры в Теотокосе…
Потом волны шума снова сомкнулись над их дискуссией. Две другие преподавательницы, которых Гарриет не узнала (они начали работать после ее выпуска), обсуждали, как казалось по их жестам, дамские шляпы. Мисс Гильярд, чей ядовитый сарказм не способствовал единению с коллегами, медленно пережевывала пищу, вперившись взглядом в принесенный с собой трактат. Мисс де Вайн пришла с опозданием, села возле мисс Гильярд и принялась поглощать ветчину, рассеянно уставившись в пространство.
В зале сидели выпускницы разных лет — всех типов, возрастов, по-разному одетые. Может, вот эта странная женщина с покатыми плечами, в желтом балахоне и сандалиях, с волосами, заплетенными в две косы и свернутыми в «бублики» над ушами? Или приземистая кудрявая дама в твиде, жилете мужского покроя и с лицом, напоминающим багажник кэба? Или затянутая в корсет крашеная блондинка лет шестидесяти, в шляпке, куда более подходящей восемнадцатилетней дебютантке в Аскоте?[63] Или одна из бесчисленных женщин, на чьих нарочито оптимистичных лицах как будто стоит печать «школьная учительница»? Или некрасивая особа неопределенного возраста за соседним столом, похожая на председательницу какого-нибудь комитета? Или вон то невероятное создание, одетое во что-то неуместно розовое (она выглядит так, будто ее засунули на зиму в ящик, а потом вынули, отряхнули и вновь пустили в обращение)? Или интересная, хорошо сохранившаяся деловая женщина лет пятидесяти с безупречным маникюром, которая вступает в разговор со всеми подряд и сообщает, что она только что открыла новый парикмахерский салон «в двух шагах от Бонд-стрит?»[64] Или худая, изможденная, трагическая фигура в черном марокене,[65] похожая на тетушку Гамлета, а на самом деле — тетушка Беатрис, которая ведет колонку о домашнем хозяйстве в «Дэйли меркюри»? Или костлявая карга с лошадиным лицом, посвятившая себя общинному движению?[66] Или та неутомимо жизнерадостная пышка, которая была чрезвычайно ценным секретарем какого-то генерального секретаря и сама командовала секретарями? Лица мелькали и исчезали как во сне, оживленные и совершенно непроницаемые.
За дальним столом в углу трапезной, словно в ссылке, сидели с полдюжины нынешних студенток, оставшихся в Оксфорде в ожидании устного экзамена — viva voce. Они болтали между собой, демонстративно игнорируя вторжение в их колледж всех этих старых кляч, какими они и сами станут через десять, двадцать, тридцать лет. У них был типичный для конца триместра помятый вид. Бедняжки, подумала Гарриет. Среди них была странная, застенчивая на вид рыжеволосая девушка с тусклыми глазами и суетливыми пальцами, а рядом с ней сидела красавица брюнетка — из-за ее лица могли бы вспыхнуть войны, если бы в нем была хоть искра жизни. И еще нескладная, нелепая молодая особа с очень неумелым макияжем — у нее был жалкий вид, как будто она вечно пыталась завоевывать сердца, но неизменно терпела поражение. Самой интересной из них была девушка, лицо которой напоминало живое пламя, а одежда выглядела нарочито нелепой, — однажды весь мир окажется у ее ног, что бы из этого ни вышло. Остальные были хоть и разными, но непримечательными. Впрочем, как раз непримечательные люди, подумала Гарриет, самые непредсказуемые. О них вообще не думаешь до поры до времени, а потом — раз! — что-то совершенно неожиданно взрывается, как подводная мина, а ты стоишь оглушенный среди плавающих осколков.
Трапезная продолжала бурлить, скауты бесстрастно смотрели из-за стоек. «А что они о нас думают, один бог знает», — подумала Гарриет.
— Изобретаешь особенно изощренное убийство? — раздался голос Фиби у нее над ухом. — Или составляешь несокрушимое алиби? Я уже третий раз прошу тебя передать соус.
— Прости, — сказала Гарриет, передавая соусник. — Я думаю о непроницаемости человеческих лиц.
Она заколебалась и уже готова была рассказать Фиби о неприятном рисунке, но та задала какой-то вопрос, и момент был упущен. И все-таки случай с рисунком вывел ее из равновесия. Позже, проходя через трапезную, она остановилась у портрета Мэри, графини Шрусберской, в чью честь был назван колледж. Портрет был отлично выполненной копией того, что висит в колледже Сент-Джон в Кембридже. Необычное лицо с выразительными чертами, капризным ртом и уклончивым, скрытным выражением глаз всегда волновало ее — даже в студенческие годы, в том возрасте, когда портреты давно умерших знаменитостей, развешанные по стенам, вызывают лишь иронию, а не почтительные раздумья. Она не знала, никогда не пыталась выяснить, почему колледж Шрусбери выбрал себе столь зловещую патронессу. Дочь знаменитой Бесс из Хардвика[67] была великой интеллектуалкой и мятежницей. Неуправляемая в отношениях с мужчинами, не устрашенная Тауэром, хранившая презрительное молчание перед лицом Тайного совета; упрямый бунтарь, надежный друг и безжалостный враг. Леди, чья любовь к крепкому словцу поражала даже в тот грубый век. Она казалась абсолютным воплощением всех тех ужасающих качеств, которые, согласно распространенному мнению, развивает в женщине ученость. Ее мужу, «великому и славному графу Шрус берскому», домашний мир достался дорогой ценой, поскольку, как заметил Фрэнсис Бэкон, «миледи, графиня Шрусберская, величием превосходила супруга». Можно ли придумать замечание более уничижительное? Перспективы матримониальной кампании мисс Шустер-Слэтт казались довольно печальными: судя по всему, великая женщина должна либо умереть незамужней, либо найти себе мужа, превосходящего ее величием. А это существенно ограничивает выбор великим женщинам, поскольку, хотя мир, безусловно, порождает великих мужчин, обыкновенных и посредственных встречается все же гораздо больше. С другой стороны, великий мужчина может жениться на ком захочет, не ограничивая свой выбор великими женщинами, — напротив, считается желательным и подобающим, чтобы он выбрал женщину без малейшей претензии на незаурядность.
«Хотя, конечно, — напомнила себе Гарриет, — женщина может достичь величия или, по крайней мере, почета, просто будучи прекрасной женой и матерью, как мать Гракхов,[68] в то время как мужчин, прославившихся лишь тем, что они прекрасные мужья и отцы, можно пересчитать по пальцам одной руки. Карл I был злосчастным королем, но примерным семьянином. Однако вряд ли его можно назвать лучшим в мире отцом, и дети не оправдали его ожиданий. Да, быть хорошим отцом либо страшно трудная, либо весьма неблагодарная профессия. За спиной любого великого мужчины стоит великая жена или великая мать — по крайней мере, так говорят. Интересно, за спиной скольких великих женщин отыщутся великие отцы или мужья? Хорошая тема для исследования. Элизабет Баррет?[69] Что ж, у нее был великий муж, но он был велик сам по себе, а не прославился как „мистер Баррет“… Сестры Бронте? Это вряд ли. Королева Елизавета? Ее отец был примечательной личностью, но преданная любовь к дочерям едва ли была определяющей чертой его характера.[70] И она упорно не желала обзаводиться мужем. Королева Виктория? Можно попытаться увидеть великого мужа в бедном Альберте, но герцог Кентский совсем не годится в примерные отцы».[71]
Кто-то прошел по трапезной позади нее, это оказалась мисс Гильярд. Из чистого озорства Гарриет решила вызвать на спор эту несговорчивую даму и изложила ей свою идею исторического исследования.
— Вы забываете о физических достижениях, — сказала мисс Гильярд. — Многие певицы, танцовщицы, пловчихи и чемпионки по теннису всем обязаны своим преданным отцам.
— Но их отцы не знамениты.
— Не знамениты. Мужчины, которые держатся в тени, непопулярны у обоих полов. Я думаю, даже ваши литературные способности не заставят людей оценить их добродетели. Особенно если вы будете выбирать для исследования женщин, выдающихся именно своим интеллектом. Боюсь, это будет очень короткий трактат.
— За неимением материала?
— Именно. Знаете ли вы хоть одного мужчину, который бы искренне восхищался женщиной за ее ум?
— Ну, — сказала Гарриет, — во всяком случае, не много.
— Может быть, вам кажется, что вы знаете одного такого мужчину, — заметила мисс Гильярд с горечью. — Всем нам в тот или иной период жизни так кажется. Но и этот один, возможно, не так прост.
— Очень может быть, — ответила Гарриет. — Кажется, вы не очень высокого мнения о мужчинах, то есть о мужском характере как таковом.
— Да, — согласилась мисс Гильярд, — не очень. Но у них определенно есть талант навязывать свою точку зрения всему обществу. Женщины чувствительны к мужскому неодобрению. Мужчины равнодушны к женскому. Они презирают тех, кто их критикует.
