Дороти Сэйерс - Смертельный яд
— Абсолютно верно, — согласился Уимзи. — Отвратительные формальности, которые в чем нас только не ограничивают. Пойдем, Марджори, иначе мы все тут станем вежливыми.
— Я начинаю снова с самого начала, — объявила певица.
Уимзи выскочил на лестницу и резко выдохнул.
— Да, понимаю, — откликнулась Марджори. — Я чувствую себя настоящей мученицей, когда бываю здесь. Но, как бы гам ни было, ты познакомился с Воэном. Чудный экземпляр, правда?
— Да, но я не думаю, что он имел отношение к смерти Филиппа Бойза. Мне надо было повидать его, чтобы убедиться в этом. Куда отправимся дальше?
— Попробуем заглянуть к Джою Тримблсу. Это оплот оппозиции.
Тримблс тоже занимал студию над конюшнями. Здесь была та же толпа, тот же дым, еще больше селедки, еще больше выпивки и еще больше шуму. Кроме того, здесь были слепящий свет, граммофон, пять собак и сильный запах масляной краски. Все ждали Сильвию Мэрриотт. Уимзи тут же втянули в спор о свободной любви, Д. Г. Лоуренсе, похотливости ханжей и неувядающем значении винных юбок. Однако прибытие мужеподобной особы среднего возраста со зловещей улыбкой и колодой карт спасло его, так как та начала предсказывать всем будущее. Все окружили ее, и в это же время вошедшая девушка объявила, что Сильвия растянула лодыжку и не придет. «Ах, бедняжка!» — горячо запричитали все и тут же о ней забыли.
— Пойдем, — предложила Марджори. — Можешь не прощаться. Никто не обратит на тебя внимания. Хорошо, что Сильвия дома — теперь ей не удастся от нас убежать. Всем бы им растянуть себе лодыжки! И все же, знаешь, они прекрасные художники. Даже те, что были у Кропоткиных. Когда-то мне самой нравилось там бывать.
— Стареем, — откликнулся Уимзи. — Прости, если это прозвучало грубо. Но ты знаешь, мне уже скоро сорок, Марджори.
— Ты хорошо выглядишь. Хотя сегодня вид у тебя немного измученный. В чем дело, Питер?
— Синдром среднего возраста.
— Смотри осторожней, а то остепенишься!
— О, я уже давно остепенился.
— Ну да, кукуешь со своим Бантером и книгами. Иногда я тебе завидую, Питер.
Уимзи ничего не ответил, и Марджори, взглянув на него почти с тревогой, взяла его за руку.
— Питер, пожалуйста, будь счастливым. Ты всегда был таким удобным человеком, которого ничто не трогало. Оставайся таким же, а?
Уже во второй раз за день к Уимзи обращались с просьбой не меняться; и если в первый раз эта просьба вызвала у него прилив сил, теперь она его ужаснула. Когда такси мчало их по залитой дождем набережной, он впервые ощутил прилив вялой беспомощности, а это — первый признак торжества перемен. Как отравленный Аталф в «Трагедии дурака», он готов был воскликнуть: «О, я меняюсь, меняюсь, безнадежно меняюсь!» Чем бы ни закончилось его нынешнее предприятие, он знал, что никогда уже не станет прежним. И не потому, что его сердце будет разбито от несчастной любви — он уже пережил пышные агонии юности и в самой свободе от иллюзий распознал множество утрат. Отныне каждый час веселья будет не самим собой разумеющимся фактом, но победой — еще одним топором, бутылкой, ружьем, спасенными Робинзоном Крузо с тонущего корабля.
Впервые он усомнился в том, что выполнит задуманное. Личные переживания и раньше иногда примешивались к его расследованиям, но они никогда не мешали.
Сейчас же он метался из стороны в сторону, пытаясь вслепую ухватиться хотя бы за что-нибудь. Он наугад задавал вопросы, не зная, чего хочет, и отсутствие времени, которое когда-то вдохновляло, теперь только пугало и смущало его.
— Прости, Марджори, — беря себя в руки, промолвил он, — наверное, я чертовски скучен. Должно быть, это от кислородного голодания. Ты не возражаешь, если я немного опущу стекло? Да, так лучше. Покормите меня, дайте глотнуть воздуха, и я готов резвиться как козлик до позорно преклонных лет. Люди станут показывать на меня пальцами, когда облысевший, пожелтевший и благоразумно поддерживаемый корсетом, я буду вползать в ночные клубы своих правнуков, говоря: «Смотрите, это несчастный лорд Питер, прославившийся тем, что за последние девяносто шесть лет он не сказал ни одного умного слова. Он — единственный аристократ, избежавший гильотины во время революции 1960 года. Мы его держим как домашнее животное для своих детей». А я кивну головой, продемонстрирую свои новомодные вставные челюсти и отвечу: «Ха-ха! Бедные воспитанные Дети, они не умеют так веселиться, как мы в дни моей юности!»
— Если они будут такими воспитанными, у них не останется ночных клубов, в которые ты мог бы вползать.
— О да, но природа будет брать свое. И они будут прясться от официальных коммунистических развлечений, скрываться в катакомбах и раскладывать пасьянсы на бочке из-под нестерилизованного молока. Здесь?
— Да. Надеюсь, там кто-нибудь есть, чтобы впустить нас. Я слышу шаги. А, это ты, Эйлунид! Как Сильвия?
— Вполне, только лодыжка распухла. Подниметесь?
— А ее можно повидать?
— Да, она выглядит вполне прилично.
— Хорошо, потому что я привела с собой лорда Питера Уимзи.
— Здравствуйте, — поздоровалась девушка. — Вы, кажется, занимаетесь расследованиями? Вы приехали сюда в поисках трупа или еще чего-нибудь?
— Лорд Питер расследует дело Харриет Вейн.
— Серьезно? Это хорошо. Рада, что хоть кто-то этим занимается. — Она была низенькой и плотной, со вздернутым носом и насмешливым взглядом. — Что вы думаете по этому поводу? Я думаю, он сам это сделал. Он был из тех, кто постоянно себя жалеет. Эй, Сил, здесь пришла Марджори с одним типом, который собирается вытащить Харриет из тюрьмы.
— Тащи его сюда немедленно! — донесся голос из глубины дома. Дверь открылась, и они оказались в маленькой гостиной, обставленной с аскетической простотой. В кресле, положив забинтованную ногу на ящик, сидела бледная девушка в очках.
— Я не могу встать, потому что, как говорила Дженни Рен, спина моя плоха, а ноги неверны. Кто этот герой, Марджори?
Уимзи был представлен, и Эйлунид Прайс тут же довольно язвительно осведомилась:
— Он пьет кофе, Марджори? Или ему нужны мужские напитки?
— Он абсолютно правильный, спокойный, благообразный и пьет все, кроме какао и лимонада.
— Я спросила, потому что некоторые представители вашего пола постоянно нуждаются в стимуляторах, а у нас тут ничего нет, и ближайший паб уже закрывается.
Она двинулась к буфету, а Сильвия заметила:
— Не обращайте внимания на Эйлунид, она не слишком жалует мужчин. Скажите, лорд Питер, вам удалось найти какие-нибудь улики?
— Не знаю, — ответил Уимзи. — Я закинул несколько удочек. Надеюсь, что-нибудь удастся выудить.
— Вы уже виделись с этим кузеном, Эркхартом?
— Договорился с ним на завтра. А что?
— Сильвия считает, что это он сделал, — пояснила Эйлунид.
— Интересно. А почему?
— Женская интуиция, — резко ответила Эйлунид. — Ей не нравится его прическа.
— Я просто сказала, что он слишком прилизанный, — поправила ее Сильвия. — Да и кто еще мог это сделать, кроме него? Уж точно не Райленд Воэн. Он, конечно, редкий осел, но страдает искренне.
Эйлунид насмешливо хмыкнула и отправилась ставить чайник.
— Что бы там ни говорила Эйлунид, я не верю, что Филипп Бойз мог это сделать сам.
— Почему? — спросил Уимзи.
— Он слишком много болтал, — ответила Сильвия. — И был слишком высокого мнения о себе. Вряд ли он сознательно лишил бы мир счастья читать его книги.
— Лишил бы, — возразила Эйлунид. — Он сделал это из презрения, чтобы все каялись. Нет, благодарю вас, — отрезала она, когда Уимзи попытался помочь ей с чайником, — я вполне в состоянии принести шесть пинт воды.
— Опять неудача! — воскликнул Уимзи.
— Эйлунид неодобрительно относится к знакам вежливости, принятым между полами, — пояснила Марджори.
— Очень хорошо, — дружелюбно откликнулся Уимзи. — Тогда я буду исполнять роль безучастной декорами. А у вас есть какие-нибудь идеи, мисс Мэрриотт? Зачем бы этому прилизанному адвокату избавляться от своего кузена?
— Ни малейшего представления. Я просто следую правилу Шерлока Холмса: если вы исключили невероятное, истина в том, что осталось, каким бы немыслимым это ни казалось.
— Еще до Шерлока это говорил Дюпен. Я с этим согласен. Но мне нужны факты, на которых я мог бы основывать дальнейшие выводы. Спасибо, без сахара.
— Мне казалось, что все мужчины превращают свой кофе в сироп.
— Да, просто я исключение. Неужели вы не заметили?
— У меня было не слишком много времени для наблюдений, но я зачту кофе как очко в вашу пользу.
— Огромное спасибо. А не можете ли вы мне рассказать, как мисс Вейн отреагировала на убийство?
— Ну… — Сильвия задумалась на мгновение. — Конечно, она расстроилась, когда он умер…
— Она была потрясена, — сказала мисс Прайс, — но, по-моему, рада, что избавилась от него. Ничего удивительного. Эгоистичная тварь! Он использовал ее — сначала изводил целый год, а потом унизил. И он был из тех приставучих людей, от которых невозможно отделаться. Она обрадовалась, Сильвия, — какой смысл это отрицать?
