Дороти Сэйерс - Смертельный яд

— Если вам угодно, милорд, я вотрусь.

— Благородная душа! Естественно, все издержки оплачивает администрация.

— Я очень признателен вашей светлости. Когда ваша светлость желает, чтобы я приступил к делу?

— Как только напишу записку мистеру Эркхарту. Я позвоню в колокольчик.

— Очень хорошо, милорд.

И Уимзи направился к письменному столу. Через несколько мгновений он поднял голову и произнес довольно брюзгливо:

— Бантер, мне что-то кажется, что у меня стоят над душой. Мне это не нравится. Меня это выводит из себя. Умоляю, не стой над моей душой. Тебе так не нравится перспектива или ты хочешь, чтобы я купил тебе новую шляпу? Что тебя тревожит?

— Прошу прощения, ваша светлость. Я просто со всем почтением хотел осведомиться у вашей светлости…

— О господи, Бантер, да оставь ты эти церемонии. Терпеть их не могу. Руби с плеча! В чем дело?

— Я хотел узнать, милорд, не планируете ли вы каких-либо перемен в своей жизни?

Уимзи положил ручку и изумленно уставился на дворецкого.

— Перемен, Бантер? Когда я только что с таким красноречием выразил свою неизменную привязанность к заведенной рутине, состоящей из кофе, ванны, бритвы, носков, яичницы с ветчиной и старых знакомых лиц? Надеюсь, ты ни о чем не хочешь поставить меня в известность?

— Нет, милорд. Мне бы очень не хотелось покидать вашу светлость. Однако я подумал, что, если ваша светлость намерены подыскать себе партию…

— Галстуков? Я так и знал, что все это связано с галантерейными проблемами! Конечно, Бантер, если ты считаешь это необходимым. Ты имеешь в виду какой-то конкретный рисунок?

— Ваша светлость не поняли меня. Я имел в виду брачные узы, милорд. Когда джентльмен начинает преобразовывать свой домашний уклад на семейный лад, дама иногда тоже высказывает свое мнение относительно выбора прислуги, и в этом случае…

— Бантер! — изумленно вскричал Уимзи, — могу я узнать, откуда ты это взял?

— Я позволил себе сделать определенные выводы.

— Вот к чему приводит увлечение расследованиями. Неужто я вскормил ищейку на своей груди? Может, ты только преуспел, что уже знаешь ее имя?

— Знаю, милорд.

Повисла напряженная пауза.

— Ну? — приглушенным голосом осведомился Уимзи. — И что же ты о ней думаешь, Бантер? Очень привлекательная дама, милорд.

— Ты так думаешь? Обстоятельства, конечно, несколько необычны.

— Да, милорд. Позволю себе дерзость назвать их романтическими.

— С таким же успехом ты можешь позволить себе дерзость назвать их ужасными, Бантер.

— Да, милорд, — сочувственно ответил Бантер.

— Надеюсь, ты не собираешься бежать с корабля, Бантер?

— Ни при каких обстоятельствах, милорд.

— Тогда хватит меня пугать. Нервы у меня уже не те, что прежде. Вот записка. Отнеси ее и сделай все, что в твоих силах.

— Очень хорошо, милорд.

— И еще, Бантер.

— Милорд?

— Вероятно, мое нынешнее состояние написано у меня на лице. Я бы не хотел, чтобы это стало всем известно. Если ты увидишь, что я веду себя не так, дай мне знак.

— Конечно, милорд.

Бантер тихо вышел, а Уимзи обеспокоенно приблизился к зеркалу.

— Ничего не вижу, — сообщил он сам себе. — Никаких лилий на щеках, трепещущих от росы, вызывающей лихорадку. Но, по-видимому, Бантера обмануть невозможно. Ну и ладно. Прежде всего дело. Как насчет этого Воэна?

Когда Уимзи занимался расследованиями в богемных кругах, он всегда прибегал к помощи мисс Марджори Фелпс. Она зарабатывала на жизнь тем, что изготавливала фарфоровые статуэтки, поэтому ее обычно можно было застать или в ее собственной студии, или в чьей-нибудь другой. Звонок, сделанный в десять утра, должен был захватить ее врасплох на кухне за взбиванием яиц для омлета. В период расследования дела клуба «Беллона» между ней и лордом Питером установились отношения, из-за которых ему слегка неловко обращаться к ней по делу мисс Вейн, но Уимзи настолько не хватало времени на выбор средств, что он не мог позволить себе джентльменскую щепетильность. Он набрал номер и с облегчением услышал «Алло!».

— Алло, Марджори! Это Питер Уимзи. Как дела?

— Спасибо, прекрасно. Рада снова слышать твой мелодичный голос. Чем могу помочь лорду Детективу?

— Ты знаешь Воэна, который замешан в убийстве Филиппа Бойза?

— Ой, Питер! Ты занимаешься этим делом? Как здорово! И на чьей ты стороне?

— На стороне защиты.

— Ура! Ура!!!

— Что за восторженные вопли?

— Это ведь так трудно и интересно, правда?

— Боюсь, что да. Кстати, ты знакома с мисс Вейн?

— И да, и нет. Я видела ее в компании Бойза — Воэна.

— Она тебе понравилась?

— Так себе.

— А он? Я имею в виду — Бойз.

— Оставил меня безучастной.

— Почему?

— Он не мог нравиться. Люди в него или влюблялись, или нет. Он не был кумиром и рубахой-парнем.

— А Воэн?

— Прихлебатель.

— Да?

— Сторожевой пес. Ничто не должно мешать моему гениальному другу. В этом духе.

— Да?

— Перестань повторять одно и то же. Ты хочешь познакомиться с Воэном?

— Если это не сложно.

— Заезжай вечером на такси, и мы поищем его. Наверняка найдем где-нибудь. А также его противников, И они тебе нужны, — сторонников Харриет Вейн.

— Девушек, которые давали показания?

— Да. Думаю, Эйлунид Прайс тебе понравится. К любым штанам она относится с сарказмом, но при этом настоящий друг.

— Хорошо, Марджори, я приеду. Ты со мной пообедаешь?

— Я бы с радостью, Питер, но, боюсь, не смогу. У меня масса дел.

— Ладно. Тогда я буду около девяти.

Как и было намечено, в девять вечера Уимзи и Марджори Фелпс сидели в такси, намереваясь приступить к объезду студий.

— Я провела телефонное расследование, — заметила Марджори, — думаю, мы найдем его у Кропоткиных. Они сторонники Бойза, большевики, любители музыки, и у них отвратительные напитки, но чай с лимоном хорош. Такси подождет нас?

— Да. Судя по твоему рассказу, нам может потребоваться срочное отступление.

— Хорошо быть богатым. Это здесь, во дворе направо, за конюшнями Петровича. Лучше я пойду первой.

Они поднялись по узкой загроможденной разным хламом лестнице, с верхней площадки которой доносились звуки рояля, скрипки и звон кухонной утвари.

Марджори громко постучала в дверь и распахнула ее не дожидаясь ответа. Тяжелая волна спертого воздуха, дыма и грохота ударила Уимзи в лицо.

Крохотное помещение, тускло освещенное одной-единственной лампочкой под стеклянным колпаком, было до отказа забито людьми; ноги в шелковых чулках, оголенные руки и бледные лица мерцали, как светлячки в полутьме. Посередине плавали клубы табачного дыма. Зловонная, раскаленная докрасна плита, в которой пылал антрацит, расположенная в одном углу, и гудящая газовая печь в другом усугубляли сходство с преисподней. На плите кипел огромный котел, на столе стоял массивный самовар, у печи смутно видневшаяся фигура переворачивала сосиски, жарившиеся на сковородке, а еще кто-то вделывал рыбу, в которой тонкое обоняние Уимзи распознало копченую селедку. Лохматый рыжеволосый юноша сидел за пианино, стоявшем у входной двери, и наигрывал что-то в чешском духе в сопровождении скрипки, на которой играло какое-то расхлябанное существо неопределенного пола. Никто не обратил внимания на пришедших. Марджори, переступая через ноги сидящих на полу, пробралась к худой женщине в красном платье и, склонившись, что-то зашептала ей на ухо. Женщина кивнула и поманила Уимзи. Тот приблизился, извиняясь налево и направо, и лаконично был представлен хозяйке: «Это Питер, это Нина Кропоткина».

— Очень рада, — перекрывая шум, прокричала мадам Кропоткина. — Садитесь рядом. Ваня принесет вам что-нибудь выпить. Правда, здорово? Станислав такой гений, это его новое произведение «Метро на Пикадилли». Нет, правда, великолепно? Он пять дней ездил на эскалаторе, чтобы собрать всевозможные звуки.

— Колоссально! — провопил Уимзи.

— Вы тоже так думаете? Значит, вы в состоянии это оценить? Конечно, написано для большого оркестра, на пианино это не звучит. Нужны духовые, ударники — бр-р-р. Но и так можно ухватить общую суть, форму. А, он заканчивает. Превосходно! Великолепно!

Невыносимый грохот стих. Исполнитель утер с лица пот и огляделся. Вид у него был изнуренный. Скрипач уложил скрипку и встал, что дало возможность по ногам определить его пол как женский. Комната заполнилась голосами. Мадам Кропоткина перескочила через сидящих гостей и схватила покрывшегося испариной Станислава за щеки. Сковородка, плюясь жиром, взлетела с плиты, раздался крик «Ваня!», и перед Уимзи возникло мертвенно-бледное лицо.

— Что вы будете пить? — осведомился его обладатель низким, утробным голосом. И тут же над плечом Уимзи угрожающе заколыхалась селедка.