Дороти Сэйерс - Смертельный яд

— Она была потрясена, — сказала мисс Прайс, — но, по-моему, рада, что избавилась от него. Ничего удивительного. Эгоистичная тварь! Он использовал ее — сначала изводил целый год, а потом унизил. И он был из тех приставучих людей, от которых невозможно отделаться. Она обрадовалась, Сильвия, — какой смысл это отрицать?

— Да, возможно. Для нее это стало облегчением. Но она тогда не знала, что он убит.

— Да, убийство, конечно, все немного испортило, если это убийство, во что лично я не верю. Филипп Бойз всегда хотел выглядеть жертвой, и жаль, если в конце концов ему это удалось. Я думаю, он для этого и принял яд.

— Да, иногда так случается, — задумчиво промолвил Уимзи. — Но это трудно доказать. Я хочу сказать, что присяжные склонны полагаться на более ощутимые мотивы, например — деньги. Но в этом деле я не могу найти никаких денег.

Эйлунд рассмеялась.

— У них никогда не было денег, если не считать тех, что зарабатывала Харриет. Глупая публика ни в грош не ставила Филиппа Бойза. А он не мог этого простить Харриет.

— Однако ему были выгодны ее успехи?

— Конечно, но он все равно чувствовал себя оскорбленным. Она должна была помогать его работе, а не зарабатывать деньги своей халтурой. Впрочем, все мужчин таковы.

— Вы о нас не слишком высокого мнения, да?

— Я знакома со слишком большим количеством иждивенцев и маменькиных сынков, которые берут в долг, а затем исчезают, — ответила Эйлунид Прайс. — А впрочем, и женщины хороши, если они мирятся с этим. Слава богу, я сама никогда не сидела ни на чьей шее и никому не давала взаймы, разве что женщинам, но они всегда отдают.

— Те, кто много работает и знает цену деньгам, всегда отдают долги, — заметил Уимзи. — Правда, это не распространяется на гениев.

— Гениальных женщин не балуют, — мрачно промолвила мисс Прайс, — поэтому у них меньше заскоков.

— Кажется, мы отошли от нашей темы, — вмешалась Марджори.

— Отчего же, — ответил Уимзи, — вы пролили свет на центральные фигуры в этой истории, так сказать главных действующих лиц, как говорят газетчики. — Он ухмыльнулся. — Многое удается разглядеть в отблесках того адского пламени, что бьется об основание эшафота.

— Не надо так говорить, — взмолилась Сильвия. Где-то зазвонил телефон, и Эйлунид Прайс пошла снимать трубку.

— Эйлунид ненавидит мужчин, — заметила Сильвия, — но она очень хороший человек. — Уимзи кивнул. — А насчет Фила она ошибается. Естественно, она его не выносила и поэтому думает…

— Это вас, лорд Питер, — сообщила вернувшаяся Эйлунид. — Неситесь во весь опор. Вас хотят видеть в Скотленд-Ярде.

Уимзи поспешил к телефону.

— Это ты, Питер? Я уже прочесал весь Лондон в поисках тебя. Мы нашли паб.

— Не может быть! Точно. Идем по следу пакетика с белым порошком.

— Слава богу!

— Ты можешь завтра с утра сразу приехать? Возможно, он уже будет у нас.

— Примчусь быстрее лани. Мы еще с тобой повоюем, Кровавый Инспектор Паркер.

— Надеюсь, — дружелюбно откликнулся Паркер и повесил трубку.

Уимзи ринулся обратно в комнату.

— Ставки мисс Прайс взлетели, — сообщил он. — Пятьдесят к одному, что это самоубийство. Я готов прыгать от счастья.

— Жаль, что не могу к вам присоединиться, — промолвила Сильвия Мэрриотт, — но я рада, что ошибалась.

— А я рада, что оказалась права, — бесстрастно добавила Эйлунид Прайс.

— И вы правы, и я прав, и все прекрасно, — сказал Уимзи.

Марджори Фелпс только посмотрела на него и ничего не сказала. Она вдруг почувствовала, как на нее навалилась страшная тяжесть.

ГЛАВА 9

Каким образом мистеру Бантеру удалось превратить доставку записки в приглашение на чай, известно лишь ему одному. В половине пятого того же самого дня, который столь счастливо закончился для лорда Питера, он сидел на кухне мистера Эркхарта и жарил пышки. Он достиг в этом вершин мастерства и, если был слишком щедр на масло, то это не причиняло никакого вреда, разве что кошельку мистера Эркхарта. Совершенно естественно разговор зашел об убийстве. Ничто так хорошо не сочетается с раскаленной плитой и сдобными пышками, как дождь за окном и добрая порция уютных ужасов. Чем сильнее дождь и чем ужаснее подробности, тем пышки вкуснее. В данном случае все необходимые ингредиенты присутствовали в полной мере.

— Он был страшно бледный, когда пришел, — говорила кухарка, миссис Петтикан. — Я видела его, когда меня послали к нему с грелками. Я отнесла три штуки — одну к ногам, одну к спине и одну к животу. Бледный и весь дрожал. А как его рвало, вы даже себе не представляете! И стонал он так жалобно.

— А мне он показался зеленым, — возразила Ханна Вестлок, — я бы сказала желтовато-зеленым. Я думала, у него начинается желтуха — похоже на те приступы, что случились у него весной.

— Да, тогда он тоже плохо выглядел, — согласилась миссис Петтикан, — но не идет ни в какое сравнение с последним разом. И боли в ногах у него начались страшные. И судороги. Это ужасно поразило сестру Уильяме, она очень приятная женщина и совсем не заносчивая. Ко мне обращалась «миссис Петтикан», а не «кухарка» как некоторые, словно они из своих денег платят мне жалованье. Так вот, она сказала: «Миссис Петтикан, никогда в жизни не видела таких судорог, кроме одного раза, который был точь-в-точь как этот, и, помяните мои слова, миссис Петтикан, эти судороги не просто так». Но я в то время мало что поняла.

— Это характерный признак отравления мышьяком, — заметил Бантер. — Так, по крайней мере, говорит его светлость. Очень неприятный симптом. А у него раньше было такое?

— Ну, только не судороги, — ответила Ханна, — хотя я вспоминаю, что, когда он болел весной, он тоже жаловался, что у него дергаются руки и ноги. Это его очень беспокоило, потому что он как раз дописывал одну статью и очень мучился, да еще с его плохим зрением.

— Насколько я понял сэра Джеймса Лаббока, который представлял обвинение, все эти подергивания и плохое зрение свидетельствуют о регулярном приеме мышьяка, — сообщил мистер Бантер.

— Какая отвратительная женщина, — сказала миссис Петтикан. — Съешьте, пожалуйста, еще одну пышку, мистер Бантер, — надо же было так его мучить! Я еще понимаю — стукнуть по голове или ударить ножом со злости, но чтобы медленно подсыпать яд, надо быть дьяволом в человеческом обличье.

— Иначе и не скажешь, миссис Петтикан, — поддержал ее гость.

— Не говорю уж о том, как тяжело он умирал, — добавила Ханна. — Слава богу, что мы все не оказались под подозрением.

— Да, действительно, — согласилась миссис Петтикан. — Когда хозяин сказал нам, что бедного мистера Бойза выкопали и нашли в нем этот мышьяк, у меня голова закружилась, словно меня раскрутили на каруселях. «О сэр! — сказала я, — и это в нашем доме!» Вот что я сказала, а он ответил: «Искренне надеюсь, что нет, миссис Петтикан».

Придав своей истории макбетовский оттенок, миссис Петтикан удовлетворенно продолжила:

— Да, так я ему и сказала. «В нашем доме», — сказала я и потом три ночи ни на минуту не могла сомкнуть глаз со всей этой полицией.

— Вам же не трудно было доказать, что это произошло не в вашем доме? — предположил Бантер. — Мисс Вестлок дала такие прекрасные показания на процессе, что и для судьи, и для присяжных все стало ясным как день. Судья вас даже поздравил, мисс Вестлок, но, думаю, он поскупился — вы так хорошо и убедительно выступали перед целым судом.

— Я никогда не страдала от застенчивости, — призналась Ханна, — а после всех этих осторожных разговоров с хозяином и с полицией я знала, какие мне будут задавать вопросы, и, можно сказать, подготовилась.

— Удивительно, что вы с такими подробностями смогли описать давно прошедшие события, — восхитился Бантер.

— Видите ли, мистер Бантер, на следующее утро после того, как заболел мистер Бойз, к нам сюда пришел хозяин и, усевшись в кресло, очень дружелюбно сказал: «Боюсь, мистер Бойз болен серьезно». Так он сказал. «Он считает, что съел что-то нехорошее. Возможно, это цыпленок, — сказал он. — Поэтому я хочу, чтобы мы вспомнили все, поданное вчера за обедом, и подумали, что бы это могло быть». — «Ладно, сэр, — ответила я, — но не думаю, чтобы мистер Бойз мог съесть у нас что-нибудь несвежее, мы с кухаркой, не говоря уже о вас, сэр, ели то же самое, и все было свежее и вкусное». Так я сказала.

— И я сказала то же самое, — добавила кухарка. — Это был такой простой обед — ни устриц, ни мидий, ничего, некоторые их не переносят. Пара ложек хорошего, крепкого бульона, тушеный цыпленок с овощами и омлет — что может быть лучше? Есть, конечно, люди, которые не переносят яиц ни в каком виде, вот, например, моя мать — дай ей кусок пирога, в который вбито яйцо, и она вся покрывалась сыпью, прямо на удивление. Но мистер Бойз очень любил яйца, а в омлетах вообще души не чаял.