Энтони Гилберт - Профессиональное убийство
Крук предупредил меня, что бессмысленно запрашивать разрешение осмотреть Плендерс снаружи или внутри. Для этого он найдет частного детектива — и рекомендовал одного из них по фамилии Маркс. Но прежде всего он хотел выслушать версию Фэнни.
Мы встретились неподалеку от тюрьмы в Робертстауне, где Фэнни содержали до суда, и по пути Крук интересовался, можно ли устроить ей перевод в Центральный уголовный суд, если дело зайдет так далеко.
— Скорее всего власти предержащие сочтут, что у нас недостаточно оснований, и, пожалуй, так оно и есть. Но мне нужен Центральный суд. Я спас там немало убийц. Тамошняя атмосфера меня устраивает, — беспечно сказал он.
— Кого ты думаешь пригласить на роль главного адвоката? — спросил я. — Полагаю, обвинителями будут Рубенс или О’Мэлли.
— И хочешь для защиты кого-нибудь того же калибра? Знаешь, это будет стоить немалых денег. Если на то пошло, я и сам чертовски дорогой.
— А какие у тебя первые впечатления от данного дела?
— Пока никаких. Подожди, пока я не увижусь с этой женщиной. Все будет зависеть от ее показаний. Учти, я думаю, что она может быть вовлеченной — преступно вовлеченной в дело. По опыту знаю, что женщины такого типа почти всегда ненадежны.
— Нельзя так говорить, пока ты не познакомился с ней, — заявил я.
— И вот еще что — скрывай от суда свою заинтересованность. Кто ты? Просто гость в том доме. Имей это в виду.
— Можешь на меня положиться.
После окончания школы я побывал в стольких дипломатических затруднениях, говорил столько потрясающей лжи, выпутывался из стольких компрометирующих ситуаций, что возмутился его предположением, будто могу сдуру испортить все дело.
— Как долго ты ее знаешь? Четыре месяца? Срок небольшой. Кстати, между нами, на тот случай, если тебя спросят — какие у вас отношения?
— Насколько это касается меня, она кандидатка в весталки.
Крук усмехнулся.
— Мой друг, у тебя есть истинно поэтическая жилка, — заметил он. — Однако чья это заслуга? Ну вот мы и пришли.
Фэнни, как всегда, выглядела одетой с иголочки: в черном платье, с прической. Я представил ей Крука, и она протянула ему руку для пожатия.
— Рада вас видеть, — сказала она. — Мне нужен профессиональный совет.
— Раньше прийти не мог, — непринужденно произнес Крук. — Нужно было ознакомиться с версией полиции. Бессмысленно тратить время на пустые разговоры, пока я не узнал, от чего нам защищаться. А теперь, дорогая моя, давайте выслушаем вашу версию. Скажу сразу, я знаю, какие показания вы дали полиции. Хотите что-нибудь добавить или убрать?
— Нет, — спокойно ответила Фэнни. — Там все правда.
— Все, что там содержится, — кивнул Крук. — Но вы уверены, что ничто больше не может нам помочь?
— Нет.
— В таком случае давайте заполним несколько пробелов, — вкрадчиво проговорил Крук. — Начнем с письма, которое вы написали Брайди. Что там было такое, о чем он не мог сразу сказать?
— Он не мог сказать о том, чего там не было, и это ни в кой мере не могло пролить свет на данную загадку. Это было личное письмо.
— Брайди помог бы установить истину.
— Хорошо. — Смутить Фэнни было очень трудно. — Он предложил мне выйти за него замуж. Саймон это знает. — Она бросила на меня взгляд. — Я не могла. Во-первых, у нас не получилось бы семьи, во-вторых, я не та женщина, на какой ему следует жениться. Я слишком… опытна. Не знаю, многое ли из моей прошлой жизни всплывет в суде, но если все, что происходило со мной с шестнадцатилетнего возраста, станет известно, то заранее повешусь. Я пробивала себе путь в жизни четырнадцать лет, с тех пор как мне осточертело подавать мороженое с содовой первокурсникам из Принстона. Вела нелегкую жизнь и добивалась своего. Нужно сразу же ставить себе цель. Я стремилась к обеспеченности — да, Саймон, это так, и тот, кто начинал, как я, делал бы то же самое, если он не слабоумный. Ты, — она повернулась ко мне, — однажды назвал меня авантюристкой.
— Не нужно рассказывать это в суде, — заметил Крук. — Ну и что? Вы думали, этот молодой человек — как его фамилия? Брайди? — рыцарь Галахад?
— Дело не в этом. Важно было то, что я хотела бы выйти за него замуж — и, естественно, не могла. Написала ему письмо, изложила свою историю — разумеется, в смягченном виде — и отправила. Мне следовало скрыться к тому времени, когда он его получит, я считала, что это важно.
Она вела свой рассказ, не пытаясь ничего объяснять, и мы принимали его за чистую монету. Но я видел, что Круку не нравится эта история.
— Конечно, существовала вероятность, что он больше не захочет вас видеть, — грубовато сказал Крук, — и это было бы мучительно. Я знаю, каково сидеть, глядя в окно, и чувствовать, что уши у тебя вырастают такими длинными, как нос у принцессы в сказке, прислушиваться, не раздадутся ли шаги почтальона, а затем обнаружить, что в почтовом ящике опять реклама.
Фэнни слабо улыбнулась.
— Да. Вы не нуждаетесь в моих объяснениях. А потом существует еще Роуз Пейджет. Она действительно любит Брайди, стала бы для него хорошей женой. Право, во взглядах Нормана есть нечто восточное. Ему нужна не жена-товарищ, а просто женщина. Понимаете, что я имею в виду? Роуз это вполне устроило бы. И я решила уехать. В Париже у меня есть друзья, я нашла бы там работу. Деньги можно занять где угодно. Нового адреса я не оставляла, не хотела, чтобы мисс Верити писала мне о том, кто звонил, а кто нет. Не желала знать, насколько заинтересован Норман и заинтересован ли вообще. Полицейским я сказала правду, что заболела пневмонией, это не входило в мои планы, я лежала, ничего не зная о Сэмми, пока Дорис не сообщила мне.
— У вас, конечно, есть доказательства?
— Да, в полиции.
— Они должны будут предоставить его в суде. Теперь расскажите, что произошло тем вечером, когда вы и Рубинштейн вышли из дома.
— Мы помчались в Кингс-Бенион. Боялись опоздать к поезду. Сэмми был багровым от ярости; в таком состоянии ему не следовало садиться за руль. Я постоянно держалась за ручку дверцы, чтобы выскочить в случае опасности. Он отчаянно гнал машину. Мы не обменялись и десятком слов. Сэмми только спросил, не боюсь ли я езды по Черному Джеку. В хорошую погоду так можно сэкономить целых десять минут, а я не хотела оказаться в Кингс-Бенион в шесть тридцать пять и полтора часа дожидаться следующего поезда в обществе одного Сэмми. Но все-таки предпочла этот вариант насильственной смерти в той же компании. Сэмми не стал спорить. Сказал: «Думаю, там очень опасно в такую погоду», — и мы понеслись дальше. Может, нам встретилось несколько автомобилей, но я их не заметила. Помните того водителя, который спросил у своего друга, мимо какого кладбища они проезжают, там было много памятников, и услышал в ответ, что это каменные столбы с указанием расстояния в милях? Мне вспомнилась эта история. Когда мы въехали в Кингс-Бенион, произошла небольшая авария, и рыночная площадь была закрыта. Станция находится прямо за ней. Я сказала Сэмми, чтобы он не беспокоился обо мне, и выскочила из машины. На поезд едва успела. В такую туманную погоду пассажиров было меньше, чем обычно; в моем вагоне сидели две женщины и мужчина в шляпе-котелке. Я не смогу узнать никого из них, и, уверена, они не узнают меня. Мы сидели по углам, одна женщина подняла ноги на сиденье; но в суде об этом не рассказывают. На вокзал поезд пришел с опозданием. Мы должны были прибыть туда в восемь двадцать, а прибыли около девяти. Мне очень хотелось есть, а в квартире у меня не было никакой еды. Я зашла в закусочную «Парнас» и там поела. Об этом тоже сообщила полицейским. Они спросили, помню ли, в каком из двух залов я сидела. Я ответила — в переднем. Там было много посетителей. За столиком я сидела одна. Заказала шотландского вальдшнепа и кружку светлого пива. Как выглядел официант, не обратила внимания. И не замечала времени.
— Полицейские ожидали всех этих подробностей?
— Очевидно. Еще их насторожило, что я, выйдя из вагона, не заметила на вокзале ничего странного. Я сказала, что вокзал выглядел как всегда темным, серым, унылым, и самые непривлекательные на свете люди встречали знакомых или ждали поездов. Берджесс уговаривал меня вспомнить какое-нибудь необычное происшествие, но я ответила, что ничего не случилось. Кстати, было там что-то?
— Кажется, один парень путешествовал с обезьянкой, зверек освободился от своей цепочки и принялся носиться по станции. Там был газетный фотограф, собралась толпа, чтобы посмотреть на это зрелище. Подобное обычно замечают, — сухо произнес Крук.
— Если бы я и увидела обезьяну, думаю, для меня она не особенно отличалась бы от прочих двуногих на вокзале в туманный воскресный вечер. Но я не видела ее. И она не могла находиться одновременно на всех четырнадцати платформах.
— К какой платформе прибыл поезд?
