Джон Карр - Клетка для простака
– Постой, Хью. Ты сказал: «возможно, у нас есть шанс побороться»?
– Нечто в этом роде.
– Иными словами, ты хочешь сказать, что не собираешься меня поддерживать?
Хью воздел руки к потолку:
– Бренда, вопрос не в том, собираюсь я тебя поддерживать или нет. Если ты настаиваешь на своей версии, я, конечно, с тобой. Но ты, кажется, не отдаешь себе отчета в том, насколько это серьезно. Ты не в школе, которую так ненавидела, и речь идет не о булавке, воткнутой в стул классной дамы. Это убийство. Ты выступаешь против Скотленд-Ярда. Прежде всего надо выяснить, на каком мы свете, и уж потом…
– Я не отдаю себе отчета, насколько это серьезно? – воскликнула Бренда. – Это ты не отдаешь себе отчета. И против кого бы я ни выступала, я не позволило им арестовать тебя, если это в моих силах.
– Послушай, может, я тупица, но я не понимаю, каким образом нагромождение небылиц может мне помочь. Кроме того, меня никто не собирается арестовывать.
Избранная им тактика была явно ошибочной. Он понял, что за деланной холодностью Бренды скрывается гнев; понял, что она разъярена и обижена.
– Ах вот как, не собирается? – взорвалась она. – А знаешь ли ты, что Мария клянется, будто видела, как ты, стоя над телом Фрэнка, бил его граблями?
– Но это же бред истерички. Он не имеет ни малейшего отношения к делу.
– Не имеет? Как и отпечатки моих туфель?
Последовала пауза, после которой Бренда заговорила жестко и напряженно:
– Ты не знаешь, что произошло здесь, наверху. По крайней мере, ты не удосужился спросить. Поднимаясь к дому, я… я так любила тебя, что ничего не видела перед собой. Как ты бросился мне на помощь, не задав ни одного вопроса, не допуская даже мысли, что я могла это сделать. А знаешь, что я обнаружила здесь? Я обнаружила, что Ник, Мария и этот Хедли ждут меня на верхней площадке лестницы. Первое, что я услышала, так это то, что Фрэнка убил ты: Ник и Мария все решили между собой.
У меня уже возникло такое предчувствие, и я очень беспокоилась. Я знала, что Мария наплетет с три короба всяких ужасов. Что я должна была делать? Если бы я сказала правду, а именно что на корте вообще не было никаких следов, пока я сама их не оставила, они бы мне просто не поверили. Ты сам не поверил. Но если бы я сказала, что настоящий убийца был обут в мои туфли, они не могли бы обвинить тебя. Ты так же не мог бы надеть мои туфли, как человек с Луны. Это все.
Голос Бренды стал еще жестче и сдержаннее:
– Мне жаль, если моя версия представляется тебе такой глупой. Мне жаль, если она не устраивает твой юридический ум. Возможно, я не дала себе времени «взвесить все факторы». Если бы ты видел лицо Ника и слышал, что он говорил, то, возможно, поступил бы так же. После того, что ты для меня сделал, я чувствовала, что умру, если не отведу от тебя обвинение. Когда ты сюда пришел, я думала, ты поймешь. Возможно, я даже ждала слов благодарности. Ты же только и делаешь, что выискиваешь огрехи, и держишься так, будто я тебя предала. Ты не был так щепетилен, когда говорил о фальсификации улик. Отлично. Можешь делать и говорить все, что угодно; но это мои показания, и я буду их придерживаться.
Затянувшееся молчание становилось невыносимым. Бренда надела туфли на высоком каблуке; когда она шла через комнату к окну, Хью слышал, как они царапают натертый пол.
– Извини, Бренда. Я не понял.
– Не важно. Это не имеет значения.
– Конечно же имеет. Кстати, если девушка так влюблена, что ничего не видит перед собой…
– К чему беспокоиться?
Оставалось только одно, и он это сделал. В смятении чувств она стояла, прижавшись к нему, обвив его шею руками, когда заскрипели тормоза полицейских машин, забивших подъездную дорогу; сумерки наполнились громкими голосами, в саду замелькали неясные очертания.
– Возьми себя в руки, – сказал Хью. – Полиция уже здесь. Это наша версия, и мы будем держаться ее.
– Свет зажечь?
– Пожалуй, да.
Бренда поспешно подошла к выключателю и нажала на него. Настенные канделябры с пергаментными экранами озарили бледно-зеленые стены длинной комнаты. Они осветили изысканное старинное серебро, рояль и стоявшую на нем вазу с белыми гвоздиками, глубокие, обитые белым шелком кресла. Осветили они и растрепанного молодого человека без пиджака, и Бренду в коричневой юбке и джемпере, влюбленно ему улыбавшуюся. В это же самое мгновение – словно под действием того же выключателя – в конце сада вспыхнуло белое сияние. Кто-то включил прожектора на деревьях над теннисным кортом. Они образовали дымные нимбы над кронами деревьев и, словно в театре, высветили каждый лист, сияя в просветах между тополями. И через эту ярко освещенную сцену двигались человеческие фигуры. Их было шесть, почти каждый нес футляр с фотоаппаратом. Но внешность одного из вновь прибывших – невероятно крупного и дородного мужчины в черном плаще размером с палатку, в шляпе с загнутыми полями, плотно сидящей на копне седоватых волос, – была столь ошеломительной, что Хью тут же показал на него Бренде.
– Взгляни-ка, – хмуро сказал он.
– Ну? Что в нем такого? Кто это?
– Последний, кого я хотел бы здесь видеть, – ответил Хью. – Это Гидеон Фелл.
Словно услышав свое имя, доктор Фелл развернулся, как старинный галлон, и, моргая, посмотрел в сторону ярко освещенного дома. Они увидели очки на широкой черной ленте, необъятное красное лицо, сияющее, как у Санта-Клауса, и бандитские усы. С выражением искренней доброжелательности и рассеянности он вошел в сад, двигаясь в направлении ближайшего дерева, на которое и наткнулся бы, если бы констебль в форме не взял его за руку и не вывел на подъездную дорогу. Доктор Фелл вежливо приподнял шляпу – то ли перед констеблем, то ли перед фигурами в окне, это было неясно – и позволил констеблю оказать ему подобное одолжение.
Бренда нервно хихикнула:
– Он не выглядит таким уж опасным. У него дружелюбный вид.
– Да. Многие убийцы были того же мнения.
Молчание.
– Что ты хочешь этим сказать, Хью?
– Только то, что грядет генеральное сражение. И не с кем-нибудь, а именно с этим типом…
– Он проницательнее того, другого?
– Нет, но у него более богатое воображение. Он большой друг Хедли и гроза тех, кто затевает темные дела. Его конек как раз такие дела, как это. Скрести пальцы и моли Бога, чтобы он не связал слишком глубокие отпечатки следов с корзиной для пикников, набитой фарфором. Бренда, нам необходимо найти слабое место.
– Какое слабое место?
– Добрый вечер, сэр, – прозвучал из окна голос, от которого они подскочили. – («Придется прерваться», – решил Хью.) – Мое имя Гейтс, инспектор Гейтс, – продолжал вновь прибывший. – Я ищу доктора Янга и суперинтендента Хедли.
– Они внизу, на теннисном корте. Там, где вы видите свет прожекторов.
– Ах, хорошо, – любезно поблагодарил инспектор Гейтс. – А как ваше имя, сэр?
Хью назвал свое имя, затем представил Бренду.
– Понимаю, – прибавил вновь прибывший. – Значит, вы мистер Роуленд? Возможно, мы вскорости захотим встретиться с вами обоими. Не уходите.
Он кивнул и удалился, но зловещая атмосфера осталась.
– Бр-р-р, – вырвалось у Бренды.
– Да, начинается.
– Тебе не кажется, что он мог нас услышать?
– Нет, конечно нет. Не надо видеть привидения всякий раз, как заскрипит мебель. Они такие же люди, как и мы. Но нам необходимо найти в нашей истории слабое место и подправить его. – И он рассказал ей о подслушанном разговоре. – Хедли заявил, что ты все рассказала здраво и начистоту. За исключением одного пункта, который ты, вероятно, разъяснишь позже. Какого пункта? Где ты поскользнулась? В чем это слабое место?
– Ума не приложу.
Хью ненадолго задумался.
– Подожди-ка, – пробормотал он. – Вторая пара туфель, которую ты носила, была не слишком чистой, а? Твой рассказ о том, что весь день на тебе были одни и те же туфли. Но вспомни: ты играла в теннис на очень пыльном корте. Вторая пара, случайно, не была слишком чистой?
– Нет, с этим все в порядке. Я по меньшей мере два раза играла в теннис в этих туфлях, и с тех пор их не чистили.
– Между этими туфлями есть какая-нибудь разница? Кто-нибудь, например Китти, мог бы сказать, что в шесть часов на тебе были одни туфли, а в восемь – другие?
– Нет. Они совершенно одинаковые. А почему ты вспомнил Китти?
Если бы его ногти были длиннее, он бы принялся их грызть.
– Потому что я не понимаю, отчего Китти, абсолютно ничего не зная, решила, что ты говорила не правду. Она пришла ко мне на корт и заявила, что твой рассказ полная чушь. В конце концов, он более чем здрав. Чем больше я об этом думаю, тем более здравым он мне кажется. Почему она так сказала?
– Китти оказала мне большую услугу, – сказала Бренда глухим голосом, – очень, очень большую услугу. Она нанесла последний удар по моей нравственности. Что бы я ни говорила, она, разумеется, сказала бы, что я лгу. Она была влюблена во Фрэнка.
