Джон Карр - Клетка для простака

Джон Диксон Карр

Клетка для простака

Глава 1

Любовь

Она сидела на диване в дальнем конце темной гостиной. Рядом с ней на столе стоял чайный сервиз с уже остывшим чаем и почти нетронутым печеньем. Хью Роуленд навсегда запомнил, как она выглядела в это мгновение: густые светлые волосы, чуть прикрывающие мочки ушей, голубые глаза, живые и игривые, прекрасные линии стройного тела, – она хоть и была небольшого роста, все же не казалась толстушкой. В белой блузке без рукавов, теннисных шортах и теннисных туфлях, она сидела на обитом ситцем диване, поджав под себя голые ноги. Хью Роуленд постоянно чувствовал на себе ее пристальный, предостерегающий взгляд.

Возможно, оттого, что день стоял знойный, чувства тоже постепенно накалялись. Высокие окна были открыты в заросший сад. В гостиной царил полумрак, но за стенами дома сияло солнце. Сам предвечерний свет, казалось, дышал жаром; яркий и вместе с тем слегка приглушенный, он словно просачивался сквозь стекло. В раскаленном сверкающем мареве не чувствовалось ни малейшего движения воздуха, листья деревьев застыли в полной неподвижности. Трава отливала не правдоподобно яркой зеленью; внезапно пролетевший воробей нарушил незыблемый покой омертвелого сада. Внизу, где терраса спускалась к деревьям, окружавшим теннисный корт, каждый лист ярко сверкал на фоне темнеющего неба.

Хью Роуленд отвернулся от окна.

– Послушай… – резко начал он.

Девушка знала, что он сейчас скажет. После продолжительного молчания, которое наступило, когда были исчерпаны все дежурные темы, ему просто не оставалось ничего другого.

– Приближается гроза, – поспешно заговорила Бренда Уайт. Она быстрым движением опустила ноги на пол и села подчеркнуто прямо. Кровь прилила к ее лицу, и румянец ярко светился под нежной кожей. – Еще чаю?

– Нет, благодарю.

– Боюсь, что этот остыл. Хочешь, я позвоню, чтобы принесли свежего.

– Нет, спасибо. Почему ты улыбаешься?

– Я не улыбаюсь. Просто у тебя такой вид. Профессиональный молодой адвокат, собирающийся с силами.

Да, с горечью подумал он, молодой адвокат с жалованьем восемьсот фунтов в год. Молодой адвокат, живущий подачками отца. Молодой адвокат, чей единственный выходной – суббота, которая сегодня проходит так бездарно.

– Несмотря на мой профессиональный вид, – сказал он, – сейчас я должен переговорить с тобой по личному вопросу.

Он подошел и остановился перед ней. Стараясь не смотреть на него, девушка заговорила четко и отрывисто.

– Ты не знаешь, почему остальные задерживаются? – спросила она, взглянув на часы. – Я велела Фрэнку прийти в пять часов, а сейчас уже двадцать минут шестого. Он должен был захватить Китти и двигаться прямо сюда. Слышишь? Кажется, это гром. Если мы не поспешим, то у нас не хватит времени даже на гейм, не говоря уже про сет.

Хью не сводил с нее глаз.

– Ты о Фрэнке Доррансе?

– В том-то и беда с теннисом, – пожаловалась Бренда, встряхнув часы у самого уха. – Всякий раз, когда у тебя выдается свободная минутка для игры, другой никак не может, или наоборот. Понимаешь? И тебе ни за что не поиграть. Вот здорово было бы, если бы Ник изобрел теннисный робот, как он обещал, – механизм или куклу, все равно, лишь бы отбивал удары, – тогда можно играть одной.

– Не знаю, так ли уж это здорово.

– Конечно здорово. Обычные «возвратки» не так уж и хороши, правда? Я имею в виду те, у которых мяч прикреплен к резиновому шнуру. Ты ударяешь и…

– Я просто упрямая свинья, – мрачно сказал Хью и сел рядом с ней на диван.

Пружины заскрипели. Несмотря на душную, чреватую грозой погоду, он был в твидовом пиджаке, с шелковым шарфом вокруг шеи. Прикидываясь совершенно безразличной, Бренда слегка отодвинулась, но ее рука по-прежнему касалась рукава его пиджака. Даже этот эфемерный контакт приводил Хью в смятение и мешал высказать то, что он собирался.

Однако, хотя ситуация, начинавшая приобретать сугубо личный характер, и могла затуманить его сознание, он все же сохранил способность к аналитическому мышлению. Бренда вовсе не кокетничала. Кокетство было чуждо ее природе, – она скорее презирала кокеток. Она, конечно, знала, что Хью ее любит. Каждый ее жест, каждый взгляд, каждое, казалось бы, ничего не значащее слово подтверждали это. Но сколь бы неинтересным, отталкивающим или даже комичным ни находила она данное обстоятельство, это еще не причина такого ее отношения ко всему, что касается Фрэнка Дорранса, и он всеми способами пытался понять, что за этим кроется.

– Я всего лишь хочу задать тебе один вопрос, – сказал он. – Невесте на него нетрудно ответить. Ты намерена пойти до конца и выйти замуж за Фрэнка Дорранса?

– Разумеется.

– Так ты в него влюблена?

– Что за вопрос!

– Ладно, пойдем дальше. Он тебе нравится?

Вместо ответа, Бренда лишь слегка повела плечом. Сложив руки на коленях, она смотрела мимо него на солнечное сияние за окнами.

– Начнем с того, – упрямо продолжал он, – что моим признанием я никого не предаю. Фрэнк знает, что я терпеть его не могу, и этот факт доставляет ему явное удовольствие. Я его предупредил, что намерен признаться тебе…

– Хью!

– Значит, все решено. А теперь взвесим все за и против этого замечательного брака. Полагаю, следует признать, что Фрэнк привлекательный молодой человек…

– Ужасно привлекательный, – согласилась Бренда.

Она лгала. Распознавать ложь входило в его профессиональные обязанности, поэтому Хью сразу понял, что ничего подобного она не чувствует. В ее голосе прозвучала едва уловимая нотка, которая тут же пропала, – но Хью ее услышал.

Хью Роуленд почувствовал такое облегчение, что едва не задохнулся. Ведь именно это его и тревожило. До сих пор он не был полностью уверен в Бренде. Пожалуй, девять девушек из десяти сочли бы Дорранса неотразимым. Фактически Фрэнк и сам подчеркивал это с мальчишеским высокомерием и нахальством, которые большинству кажутся столь привлекательными. Что бы Фрэнк ни говорил, он всегда улыбался, и потому любые выражения сходили ему с рук. Фрэнк – двадцатидвухлетний баловень судьбы, никогда не попадавший в глупое положение.

Бренда… сколько же ей? Двадцать семь? Хью Роуленд полагал, что так, хотя никогда особо не задумывался: во всяком случае, года на два, на три меньше, чем ему самому. Двадцать семь. Очаровательная девушка, которую двадцатидвухлетний Фрэнк Дорранс всячески старается поставить на место.

Именно это последнее обстоятельство и побудило Хью перейти в наступление.

– Значит, ты выходишь за него замуж по той же причине, по которой он женится на тебе: из-за денег Нокса.

– Возможно, и так.

– А возможно, и нет?

Ее ответ последовал с такой поразительной быстротой, что он в недоумении подумал, не заготовила ли Бренда его заранее.

– Почему ты так говоришь?

– Потому что я не верю тебе.

Бренда опять заговорила, но как-то нерешительно:

– Ах, пожалуйста. Не иначе как погода привела нас обоих в такое настроение. Но ты не должен делать из меня идеал, прежде всего ты.

– Идеал здесь ни при чем, совсем ни при чем. Боже мой, конечно же нет! Ладно, забудем об этом и посмотрим на вещи с практической точки зрения. Почему я должен осуждать тебя, если ты выходишь замуж за деньги? Вполне разумная причина для замужества – но лишь при том условии, что женщине хотя бы нравится ее будущий муж.

– Конечно. – Она слегка повернула голову и поспешно добавила: – Ты этому веришь?

– Да. – И все же он решил высказаться начистоту: – Нет, будь я проклят, если верю. Как ни странно, я разделяю старомодное убеждение, что для замужества необходима хоть малая толика великой страсти. Ладно, Бог с ней, со страстью, она не всегда подчиняется разуму, я готов признать, что деньги – более чем достаточная причина для замужества, но при условии, что будущий муж, по крайней мере, нравится тебе и вы сумеете поладить. Но в том-то и дело – мне начинает казаться, что Фрэнк тебе абсолютно безразличен. Ты его вовсе не любишь.

– Неправда. Но продолжай.

– Так вот, условия тебе известны. Если ты примешь деньги по завещанию Нокса, то исключен не только развод, но даже раздельное проживание. Разве можешь ты, такая практичная, рассчитывать на счастливую семейную жизнь?

– Навряд ли, – спокойно призналась Бренда. – Но я никогда и не надеялась на счастливый брак, если такие вообще существуют.

Она посмотрела на него через плечо. В ее голосе не было ни капли цинизма. Она всего-навсего констатировала то, что, по ее убеждению, являло собой непреложную истину.

– Наверное, жара виновата, – сказал Хью после некоторой паузы, во время которой она, не дрогнув, выдерживала его взгляд. – Все это вздор, слышишь? Вздор! Что на тебя нашло?

– Возможно, в девяти случаях из десяти это действительно вздор. Но не в моем. К тому же, если я не выйду за Фрэнка, все очень усложнится. Ник страшно расстроится. Даже Фрэнк расстроится.