Николае Штефэнеску - Загадка архива
— А о том, что Нягу кто-то звонил в тот день в театр? — снова спросил Эмиль.
— Вероятно, назначали свидание.
— Где? — спросил Эмиль, и по его тону было ясно, что ответ для него очень важен.
— Где? — пожала плечами Ана. — Может быть, в театре, может быть, в кино… а может быть… в доме артистки.
— Может быть, в доме, — повторил как бы про себя Эмиль и принялся монотонным голосом распутывать нить своих догадок: — Электрик мог уйти из театра только после окончания спектакля. Значит, почти одновременно с Беллой Кони. Я сказал «почти», потому что артистка обычно задерживалась: нужно было разгримироваться, может быть, выпить стаканчик с очередным поклонником…
— Ты хочешь сказать, что в тот час, когда было совершено преступление, Нягу находился в доме артистки?
— Вполне возможно.
— И убил её, чтобы отомстить за обвинение в краже! — воскликнула Ана тоном, о котором нельзя было сказать наверное, шутливый он или серьёзный.
— Ну, не совсем так…
Эмиль хотел что-то добавить, но, заметив, что они подошли к большому зданию, на первом этаже которого находилась кондитерская «Нестор», резко остановился. Несколько мгновений он колебался, потом взял Ану за локоть.
— Пойдём со мной! У меня есть для тебя сюрприз! — сказал Эмиль и потянул её на боковую улочку, где был вход в здание.
— Не хочу больше никаких тайн! — воспротивилась Ана.
— Не бойся! Пошли! — настаивал он с той же загадочной улыбкой.
— Ну, готово! Теперь-то уж мы поймаем убийцу!
Девушка из библиотеки
— Они вошли в огромный холл, отделанный чёрным мрамором. Здание было старое, из тех, что построили ещё накануне второй мировой войны.
Эмиль остановился перед списком жильцов и, найдя то, что искал, коротко объявил:
— Четвёртый этаж.
Это известие не слишком обрадовало его сотрудницу, ибо на кабинке лифта висело красноречивое объявление: «Лифт испорчен».
Они начали покорно подниматься по лестнице. Рядом с ними шёл какой-то старичок, задыхающимся голосом произнося бурные проклятия по адресу кооператива «Лифт»:
— С тех пор, как они сделали капитальный ремонт, он больше стои́т, чем движется! Чтоб им пусто было! Двадцать лет ходил, а как только отремонтировали — встал, и ни с места! А деньги за обслуживание, небось, берут!
На втором этаже старик остановился, чтобы передохнуть, и Эмиль с Аной продолжали подниматься, не сопровождаемые больше «комплиментами» по адресу кооператива «Лифт».
На четвёртом этаже они остановились.
— И в самом деле, как тут не начнёшь браниться — воскликнул Эмиль. — Впрочем, мне движение необходимо. Меня подстерегает склероз!
— Кто здесь живёт? — с любопытством спросила Ана.
— Ещё минуточку — и ты всё поймёшь! — ответил Эмиль, нажимая на кнопку одного из звонков.
Им открыла пожилая женщина.
— Мадам Флорика Аиоаней? — спросил Эмиль.
Ана не сдержалась, чтобы не бросить ему укоризненного взгляда:
— Ага, вот как!.. и ты молчишь?!..
— Да, — дрожащим голосом ответила женщина.
— Извините, пожалуйста, за беспокойство, — начал Эмиль. — Но мы хотели бы вас кое о чём расспросить… мы из милиции…
— Пожалуйста… входите! — пригласила их женщина.
Они прошли прихожую, и женщина впустила их в небольшой холл.
Флорика Аиоаней была женщина лет семидесяти, худенькая, низкая, одетая в простое чёрное платье. Её поседевшие волосы имели голубоватый оттенок: как видно, когда-то они были блестящего чёрного цвета. Сзади волосы были собраны в огромную шишку. Казалось, что женщина их никогда не подстригала.
— Садитесь! — пригласила она их, всё тем же дрожащим голосом.
«Гости» сели. Ана огляделась. Это была двухкомнатная квартира, чистая, хорошо обставленная. Одного хозяйского взгляда было достаточно, чтобы определить, что в этом доме всего вдоволь. Радиоприёмник, маленький проигрыватель. И повсюду вязаные салфеточки, кружева, вышивки. Всё сделано искусно, со вкусом. «Она вышивает, — подум Ана, — и, как видно, следит за модой».
Женщина взглянула на них вопросительно. Её голова по-прежнему слегка тряслась, что выдавало, однако, не страх, а удивление. Эмиль отметил это про себя. Не зная, с чего начать, он бросил на Ану умоляющий взгляд. Девушка его поняла и завела рассказ о научном исследовании, о «дипломной работе»… Женщина смотрела на них, как огорошенная; казалось, она не могла поверить, что через столько лет кто-то ещё интересуется этой историей и не находила слов для того, чтобы выразить своё удивление. Она буквально застыла на месте, но голова затряслась ещё сильнее. Увидев всё это, Ана впервые подумала, что, может быть, плохо сделала, вмешавшись в эту кампанию по «откапыванию мертвецов».
— Извините, пожалуйста, что мы вас побеспокоили, — попытался успокоить женщину Эмиль. — Если вы не можете нам помочь, мы уйдём.
— Нет… Нет… вы можете остаться! — возразила она.
Эмиль глядел на неё молча. Он даже забыл те вопросы, которые собирался задать. Опять начинать всё сначала? Старуха, казалось, свалилась с того света. Эмиль уже было решил не спрашивать её ни о чём. Ана отплатила ему за это решение тёплой, утвердительной улыбкой.
Эмиль откашлялся.
— Нет, мы больше ничего от вас не хотим, — решительно заявил он и взглядом попросил у Аны поддержки.
— Мы пришли скорее для того, чтобы повидать вас! — подхватила она.
— Мы раскопали эту печальную историю, и нам захотелось посмотреть, как живёт дочь актрисы… то есть Дойна…
Женщина сидела, склонив голову, словно пытаясь собраться с мыслями. Ана и Эмиль, не сговариваясь, оставили её на какое-то время в покое. Наконец, пронзив их острым взглядом, женщина резко заговорила:
— Дойна — моя дочь….
Потом так же резко остановилась и испуганно спросила:
— Который час?
— Двенадцать!
Женщина облегчённо вздохнула:
— Дойна придёт в час… Прошу вас не говорить ей ни о чём… она не знает… ведь ей тогда было два года… Она даже и не помнит матери… Она… она думает, что я — её мать… Прошу вас… чтобы она не узнала…
— Она не узнает! У нас нет никаких оснований говорить ей об этом… Успокойтесь, пожалуйста! И повторяю: если вам не хочется говорить с нами, мы уйдём… Пусть будет… пусть будет так, словно мы и не приходили… — попытался пошутить Эмиль.
— Нет, погодите… теперь погодите… раз уж вы пришли… По правде… по правде говоря, мне нечего сказать… Я почти ничего не знаю…
— Если вы согласны, я вас кое о чём спрошу.
— Да, пожалуй, так будет лучше.
— Вы родственница бывшей танцовщицы Беллы Кони?
— Нет… я ей не родственница… Я её даже и не знала…
— А почему вы взяли девочку? — вмешалась Ана.
— Почему? Потому что… Я жила одна, муж погиб на фронте, в Чехословакии… Сын тоже… Я подумала, дай возьму ребёночка, усыновлю… После смерти матери Дойну отправили в приют, потому что родственников у неё не было… Там мне её и предложила директорша. Когда я туда пришла, понимаете….
— Да, да… конечно!
— Тогда все только и говорили что о той печальной истории. Я и взяла девочку… Их дом опечатали… Когда её взяла, мне дали оттуда мебель, постельное бельё… Потом я переехала на другую квартиру. Та была слишком большая… Ох, боже мой!
— И вы растили Дойну одна?
Тень беспокойства прошла по лицу женщины, или, по крайней мере, так показалось Эмилю.
— Одна! — проговорила она наконец.
— На деньги, заработанные вышиванием?
— Да, вышиванием, — послышался, как эхо, голос хозяйки. — За вышитые вещи платят хорошо, — добавила она немного живее.
— И они такие красивые! — воскликнула Ана, поглаживая скатерть.
— Я ведь уже шестьдесят лет этим занимаюсь… — просто сказала женщина и снова задумалась.
Эмиль взглянул на Ану, спрашивая, не пора ли им уходить. Казалось, что они больше ничего не вытянут из этой доброй, спокойной женщины. Но она вдруг начала сама:
— Моя Дойна… она хорошая девочка… Очень хорошая…
— Она учится? — спросила Ана.
— Конечно. В медицинском, на пятом курсе, — гордо ответила женщина. — Первая на курсе. Получает стипендию! Лишь бы бог дал ей удачи!
Ана вздрогнула, почувствовав, что из кухни доносится запах горелой еды.
— Вы забыли что-то на огне?
— На огне? — удивлённо спросила старуха и потом, испуганно: — Ах да! Мясо! Господи, наверное, сгорело!
Она встала и быстрыми мелкими шагами направилась на кухню.
— Можно, я вам помогу? — предложила Ана и тоже встала.
Женщина не ответила, и Ана вошла с ней в кухню.
Оставшись один, Эмиль внимательно огляделся.
Две-три фотографии молодой девушки — конечно Дойны. Эмиль внимательно рассматривал портрет. В девушке было сходство с матерью, насколько Эмиль помнил её по фотографиям.
