Николае Штефэнеску - Загадка архива
Эмиль был весь внимание. Казалось, кража браслета начинала как-то связываться с убийством актрисы. Во всяком случае, было ясно, что Ирина Нягу лгала. Почему?
Эмиль решил пойти дальше; он начал задавать новые вопросы, связанные с показаниями Елены Фаркаш.
— Среди ваших показаний я прочёл об анонимных письмах, о телефонном звонке… Кстати, вы так и не вспомнили, кому мог принадлежать тот голос?
— Нет. Не смогла! И поверьте, что я часто мучилась этим. И со временем всё сильнее, потому что каждый раз переживала всю историю заново и каждый раз, казалось, снова слышала этот прямо загробный голос. Но сколько бы я ни пыталась определить, кому он принадлежит, — всё напрасно! Словно каким-то чудом он терял свой знакомый мне тембр… Вы мне верите?
— Конечно… Почему бы мне вам не верить?.. Вы сказали, что с тех пор не раз переживали эту историю заново. А не появился ли в связи с этим какой-нибудь новый элемент? То есть… вы понимаете, что я хочу сказать? — спросил Эмиль, опасаясь, как бы её не сбило с толку слово «элемент».
— Очень хорошо понимаю… Нет, я не вспомнила ничего нового. Кстати, вы знаете, говорили даже, будто это я её убила, чтобы отомстить за то, что она обвинила меня в краже. Боже упаси! Хорошо, что этому никто не поверил!..
Эмиль заметил, что мастерица никак не может забыть случай с браслетом и возвращается к нему, о чём бы ни заходила речь.
— У неё было много друзей?
— Ха, друзей… Да, много…
— В то время — кто был ей всех ближе? — поинтересовался Эмиль. — Разумеется, если вы это помните.
— Я ведь сказала, что помню всё! Значит, кто был ей всех ближе? Прежде всего, у неё были близкие «явно» и близкие «тайно».
— Не понимаю, — бросил Эмиль.
— Э-э… не понимаете! Ну, знакомые — друзья, с которыми она «показывалась на людях» и другие, о которых она молчала, как могила.
— Как звали тех, с которыми она показывалась?
— Так ведь… их тогда называли: актёр, депутат, капитан, директор ресторана «Альхамбра» и кто-то ещё… Ах да! Тот самый старик, который подарил ей этот несчастный браслет! Пападат!
«Опять браслет!» — подумал Эмиль и поспешил перейти к новому вопросу.
— А из тех, о которых она молчала, как могила, вы никого не могли бы назвать?
— Вы не знали Беллу Кони! Вокруг неё были только самые высокопоставленные люди. И о них никто ничего не знал.
— В своём тогдашнем показании вы заявили, что в свой последний вечер мадам Белла Кони уехала из театра с капитаном Серджиу Орнару.
— Да, с ним, он и сам так показал.
— У них была связь?
— Ну… связь… — многозначительно покачала головой мастерица. — Связь у неё была со многими… Артистка кабаре, чего же вы хотите? Считалось, что она талантлива! А красива она была, это уж точно! Как статуя! — с искренним восхищением воскликнула женщина. — Но теперь, что же… теперь всё это в прошлом.
— У вас никогда не было подозрения о том, кто бы, например, мог быть убийцей? — поинтересовалась Ана.
— Конечно было… Многие! Я каждый вечер слышала в уборной такое, что другому доведётся услышать разве что раз в жизни. И угрозы, и шутки, и всё, что угодно.
— Вы слышали, чтобы кто-нибудь угрожал ей прямо?
— Капитан Орнару, например, и не однажды. Да и актёр, маэстро Джордже Сырбу, сказал ей однажды вечером: «Дорогая Белла, наверное, я тебя убью, ты уж не обижайся!» Вы не знаете его, маэстро Сырбу. Он, даже когда сердится, всё равно говорит: «дорогая», но со всем тем может послать вас к чёрту.
— А Белла Кони что ответила?
— Она? Засмеялась. Засмеялась, как обычно… У меня всё время было впечатление, что она и над своей жизнью издевается. Удивляюсь, как она не думала, что ей ведь нужно растить дочку…
— Я слышал, что девочке живётся хорошо.
— Ну уж, хорошо… без матери, без отца… Чего уж тут хорошего!
— Я хочу сказать, что у неё есть всё необходимое.
— Я тоже слышала… её одна женщина удочерила… Вышивальщица или что-то в этом роде…
— А вы эту женщину знаете?
— Откуда мне её знать? — удивилась мастерица.
— Извините… я думал, может быть, это была какая-нибудь знакомая мадам Беллы…
— Никакая она не знакомая… Насколько мне известно даже и не родственница… Совсем неизвестная женщина.
— А как она появилась, эта неизвестная? — Эмиль наконец вслух задал вопрос, который столько раз задавал себе мысленно.
— Бог её знает! Говорят, она взяла девочку из приюта…
Слово «приют» напоминало Ане вопросы, которые обязана была задать она.
— Значит, девочку отправили в приют?
— Так ведь… кто же бы стал за ней смотреть? — пожала плечами бывшая костюмерша.
Появление этой женщины, которая словно с неба свалилась и вдруг взяла к себе девочку, всегда казалось Эмилю подозрительным. Он всё время спрашивал себя, что это за персонаж — не родственница, не знакомая, которая появляется как раз в момент драмы и берёт к себе Дойну? Но слова мастерицы, казалось бы, разъясняли дело. «Если только женщина взяла Дойну из приюта…»
Разговор прервала одна из учениц, которая вошла, чтобы попросить у мастерицы совета относительно изготовляемого парика.
Эмиль и Ана встали.
— Мы пойдём, у вас много дела…
— И ещё какого дела!.. Вы и не знаете, какое это проклятое ремесло! Перебрать целый парик, волосок к волоску… Когда я отсюда выхожу, я света белого не вижу… Честное слово!
— Красивый парик, — сказала Ана, глядя на тот, что принесла помощница мастерицы.
— Это для королевы… Если вам нравится, я могу сделать и вам… Только принесите волосы… у меня нет… Когда вам надоест ваш цвет волос, лучше надеть парик, чем краситься. Краска убивает волосы! — со знанием дела объясняла женщина.
— Да… да… я как-нибудь зайду…
— Пожалуйста… только не в самые горячие дни… Когда мы готовим, например, Шекспира, у меня просто глаза на лоб лезут!
* * *…Когда они вышли из мастерской Елены Фаркаш, было уже около двенадцати. На небе собирались тучи. Люди торопливо шли по улицам, убегая от надвигающегося дождя. Ана молчала, задумавшись.
— Что с тобой? — спросил Эмиль.
— Ничего… Я всё удивляюсь, как некоторые люди могут таить обиду всю жизнь!
— Это особый случай…
— Как бы то ни было… до сих пор у неё уже должно было пройти…
— Ведь она продолжала жить в той же среде, это и заставляло её всё время вспоминать о своей неприятности, — попытался оправдать мастерицу Эмиль.
— Но она говорила так, словно её обвинили в краже не двадцать лет тому назад, а сегодня!
— Может быть, это было единственное более или менее значительное событие в её жизни. Ведь она сама призналась, что с тех пор не раз переживала его снова… Держу пари, что каждый раз, когда она встречается с Джордже Сырбу, он говорит ей что-нибудь по этому поводу…
— Возможно, — ответила Ана. — И всё же нельзя так зло говорить о человеке, умершем двадцать лет тому назад, что бы он тебе ни сделал. Нужно учитывать обстоятельства…
Эмиль взглянул на неё краешком глаза. Конечно, Ана думала сейчас об обстоятельствах, приведших к смерти её отца. Он один знал, какое глубокое понимание и подлинный гуманизм проявила она по отношению к людям, которые невольно способствовали созданию того безвыходного положения, в которое он попал тогда.
— Всё же мы узнали кое-что новое… — сказал Эмиль, чтобы отвлечь её от грустных мыслей.
— Не слишком-то много.
— Мы и не можем рассчитывать на многое по прошествии стольких лет.
— Ты, конечно, имеешь в виду прямые угрозы капитана кавалерии и моего любимого актёра? — спросила Ана.
Эмиль засмеялся, вспомнив, каким тоном «продекламировал» актёр свою угрозу.
— Ты смеёшься над моим любимым актёром? — притворилась Ана обиженной.
— Нет! Разве я смею! — сказал Эмиль и добавил другим тоном: — Но мы узнали, что мастерица прямо обвиняет Нягу в краже браслета.
— Ведь Ирина нам это сказала… Её мужа заподозрили первым.
— Да, но Ирина Нягу скрыла от нас тот факт, что она знала электрика раньше.
— Может быть, это просто навязчивая идея мастерицы.
Эмиль вспомнил, с какой настойчивостью повторяла Ирина, что познакомилась с Нягу во время следствия после смерти актрисы.
— Значит, можно сказать, что Ирина Нягу, урождённая Добреску, нас обманула.
— Или хотела это сделать, — поправила его Ана.
— А с какой целью?
— Может быть, она ещё тогда так сказала, чтобы её не заподозрили в краже браслета, — предположила Ана.
— Хорошо… Но сейчас-то ей зачем врать? Из-за обвинения в воровстве, выдвинутого двадцать лет тому назад… Кстати, об этом она упомянула лишь вскользь…
И Эмиль снова вспомнил о своих наблюдениях, сделанных во время разговора с Ириной. Когда, почти против её воли, зашёл разговор о краже, женщина начала запинаться, останавливаться на каждом шагу, взвешивать каждое слово… Именно поэтому он и сказал ей, уходя, чтобы она разыскала его, если вспомнит что-нибудь новое.
