Лео Брюс - Дело без трупа

Всё же она любила молодого Роджерса. В этом не было сомнений. Глубокая и прочная любовь, которая, по-моему, готова была простить ему очень многое и многое сделать для него. Каким же дураком был этот парень, что не женился на ней давным-давно. Если только не существовало препятствия, о котором мы ничего не знали.

Я подумал о миссис Мердок, с её мрачной претенциозностью, настойчивостью в использовании в разговоре о бизнесе таких слов как «клиент», «ланч», «официант», и о довольно унылом виде её отеля. Она была таким типом женщины, которая, если бы не вынуждена была признать определённые факты, бодро лгала бы направо и налево, лишь бы не впутать отель в нежелательную историю.

Затем миссис Уокер. С улыбкой я подумал, насколько безвкусной она выглядела. Как она была рада дать адрес молодого Роджерса заинтересованной мисс Смайт, и как она злорадствовала по поводу того, что девушка приехала «получить должное». Во всей её болтовне ярко сквозило удовольствие, с которым она наблюдала за развитием событий, и огорчение, которое она чувствовала от того, что не может уже сейчас выступить главным свидетелем. Я словно видел её перед собой, с неопрятными рыжими волосами и не очень чистым лицом, когда она вываливала перед нами свою драгоценную информацию.

Были и другие, кто продемонстрировал неожиданную сторону своего характера. Миссис Симмонс, хозяйка этого отеля, с её ходьбой на цыпочках из-за уважения к мёртвому телу в доме, даже если это было тело убийцы; мистер Симмонс с его эгоистичным беспокойством о влиянии события на прибыль; Чарли Мидоус, наслаждающийся возможностью поучаствовать в расследовании, и официант в «Риверсайде», уступающий настырному Бифу.

Ни один из этих людей никогда не был бы для меня никем большим, чем случайный прохожий, но внезапный катаклизм в их городе, который всегда вызывается убийством, разбил их обычно прочный щит.

Было ещё, конечно, слишком рано, чтобы сформулировать теорию о самом преступлении, и было слишком много вопросов, остававшихся без ответа. Если бы, например, молодой Роджерс действительно убил девушку, поскольку такое предположение казалось довольно разумным, то когда и где он это сделал? Не на пустоши, как мы вообразили днём, поскольку девушку видели сидящей на его мотоцикле без десяти шесть около станции. И как или где он мог сделать это после этого? Если она не поехала на шестичасовом поезде, то где она была в течение этих двадцати минут или больше, которые он провёл в «Драконе», то есть до 6.10? Или опять, если он убил девушку, почему исчез Ферфакс? А иностранец?

Если исключить девушку и выбрать в качестве убитого Ферфакса, то когда Роджерс мог это сделать? Он повёз человека на заднем сидении своего мотоцикла и в течение того короткого промежутка времени между запуском мотора в Риверсайде и приездом в «Розовый коттедж» убил его и избавился от трупа? Практически невозможно. А может быть  Ферфакс оставался  весь день вдали от «Риверсайда» и был убит Роджерсом после того, как последний проводил Смайт на её шестичасовой поезд? Если так, то где? Каким образом? И, прежде всего, почему?

Что касается иностранца, то здесь всё было слишком туманно. У нас не было никакого намёка даже на его национальность, не говоря о причине находиться в Брэксхэме. Но предположим, что молодой Роджерс убил его, кем бы он ни был, днём или вечером, — кого тогда я видел через дорогу, когда Биф и Симмонс несли труп? Кто навестил труп той ночью и почему?

Хорошо было Стьюту рассуждать о системе и расписании — пусть бы он лучше ответил на несколько из этих вопросов. Да ведь по сути, Боже ж ты мой, мы были в такой же тьме, как и раньше. Мы даже не знали настоящего имени молодого Роджерса!

ГЛАВА XIII

Когда на следующий день я прибыл в отделение, детектив-инспектор Стьют едва успел буркнуть мне доброе утро, как принялся жаловаться на Бифа.

— Ещё не явился! — сказал он. — У этого человека нет никакого чувства времени. — Он одарил меня довольно мрачной улыбкой. — Вы испортили его, знаете ли, описывая ту удачу, которая выпала ему в деле Терстонов. Бедный парень вообразил, что он — детектив.

— Не думаю, что он когда-нибудь так считал, — возразил я.

Именно в этот момент появился Биф, выглядя несколько заторможенным и раздражительным, как всегда рано утром.

— Ну, сержант, — сказал Стьют, — я уже сделал половину дневной работы. Я дал инструкции в Лондон, чтобы они разыскали адрес этой девицы Смайт или проследили её историю до последних событий. Если она именно такова, как мы предполагаем, найти её квартирку не должно быть очень трудно, хотя, жива ли она или нет, ещё неизвестно.

Он перевернул несколько бумаг и продолжил бодрым голосом:

— Я также принял меры, чтобы была обыскана пустошь, — во всяком случае для начала на двести ярдов в каждую сторону от дороги. Они там формируют поисковые группы. К счастью, охотничий инстинкт в людях всё ещё достаточно силён, поэтому поисковые группы набрать нетрудно.

Стьют сделал паузу и зажёг сигарету.

— Затем — вы меня слушаете, сержант? — я передал почтальону, который обслуживает Хай-стрит, чтобы он прибыл сюда сразу же, как только закончит свой маршрут.

— А он-то вам зачем? — это были первые слова, которые произнёс Биф.

— Я хочу узнать, были ли доставлены молодому Роджерсу какие-нибудь другие письма, о котором его тётя и дядя ничего не знали. Обычное рутинное расследование, Биф. Именно такое, какое вы должны были уже сделать. Жаль, что вы не могли понять, что это дело невозможно решить каким-то гениальным озарением, а лишь постоянным сбором фактов.

— Так точно, сэр, — выпалил Биф.

— Затем, поскольку я понял, что вы об этом забыли, я приказал обыскать внутренности того склада около «Дракона».

— Ах, да, понимаю, — сказал Биф, посасывая кончики усов.

— И наконец, я взглянул на мотоцикл. Как я понял, вы позволили ему оставаться у старого Роджерса. Я приказал привезти его сюда. Это должно было быть сделано сразу.

— Зачем? Там не на что было смотреть. Я его осмотрел сам.

— Мне лучше судить, сержант. А теперь, не будете ли вы так любезны выслушать, какие сообщения пришли этим утром? Спасибо. Лаборатория сообщает, что краска на манжетах рубашки и на рукаве пальто — действительно человеческая кровь. Бутылка, из которой пил молодой Роджерс, содержала цианистый калий. А парочку Ферфаксов ещё не обнаружили.

— Ну, мы знали о краске и бутылке, — сказала Биф, — таким образом, мы не намного продвинулись.

— Минуточку! — перебил Стьют. — У меня тут имеется отчёт от человека, который опросил единственного из стюардов, плававших с молодым Роджерсом и у которого действительно было, что сообщить.

Биф поднял голову. Это, казалось, его заинтересовало.

— Имеется лишь один небольшой пунктик, — сказал Стьют, — и он заключается в следующем. Молодой Роджерс, очевидно, имел привычку привозить домой много лотерейных билетов из Буэнос-Айреса. Он вёз их в запечатанном конверте и сказал этому стюарду, что всегда немного опасался, что их найдут на таможне.

— Это всё?

— Да. Наш человек очень старался выяснить какие-нибудь подробности, но Роджерс никогда не говорил никому, что он делал с этими билетами в Англии.

— Ну, всё равно, это стоит знать, — сказал Биф.

— Всё, связанное с этим делом, стоит знать, — сказал Стьют. — Лишь координируя все эти сведения, мы добьёмся правды.

Раздался стук в дверь, и в комнату вошёл констебль Голсуорси. Этот крупный, прекрасно сложенный сельский парень с румяным молодым лицом и довольно умными глазами производил впечатление почтительной независимости, что заставило меня именно его рассматривать в качестве наиболее эффективного полицейского, а не констебля Смита из Чопли, который практически стал любимчиком Стьюта.

— Здесь Фосетт, почтальон, сэр, — сказал он Стьюту.

— Введите его.

Садясь на стул, Фосетт выглядел немного смущённым. Его обмен фразами с Бифом обычно был менее формальным.

— Я хочу, чтобы вы, Фосетт, хорошо подумали. Вы можете вспомнить, какие письма доставляли молодому Роджерсу в последнее время?

Фосетт обдумал этот вопрос очень тщательно.

— Было одно, — сказал он наконец.

— Когда оно прибыло?

— Не могу сказать в точности. Приблизительно за день до его возвращения домой.

— Вы не заметили почтовый штемпель?

— Нет. Не заметил. Если бы я обращал внимание на каждый почтовый штемпель на письмах, которые доставляю….

— Ни почерка?

— Нет.

— И вы не можете вспомнить никаких других за последнее время?

— Нет.

— Ни одного из-за границы?

Этот вопрос заставил Фосетта вновь задуматься.

— Было одно из-за границы, — сказал он наконец, — но не думаю, что оно было для него. Оно было для мистера Роджерса.