Колин Декстер - Панихида по усопшим
– Она открыта, – прокричал голос из 14А. – Я не могу подойти ближе.
На этот раз закон подлости оказался в нерабочем состоянии, и он сделал правильный выбор. Два шага привели его в узкий, покрытый ковром, проход, который служил в качестве коридора (лестница была сразу же за заколоченной стеной слева, и это оставляло мало места для маневра). Прямо перед ним сидела миссис Элис Роулинсон в инвалидной коляске, и трость с резиновым набалдашником прочно устроилась на ее коленях.
– Что вы хотите? – Ее глаза зорко рассматривали его.
– Я сожалею, что побеспокоил вас, – вы миссис Роулинсон, не так ли?
– Я спросила, что вы хотите, инспектор.
Лицо Морса, должно быть, передало его удивление, и старушонка без труда прочитала его мысли.
– Рути рассказала мне о вас все.
– Ох. Я просто подумал, если…
– Нет, ее нет. Войдите! – Она сразу заработала в первом раунде два очка. – Закройте за собой дверь.
Морс спокойно послушался, и оказался резко отброшен в сторону, когда попытался помочь ей проехать через дверь в конце коридора. Она расположилась в своем кресле посреди аккуратно меблированной гостиной, остановив всего лишь четыре фута свободного пространства для него. Предварительные переговоры были завершены, и она сразу же бросилась в атаку.
– Если вы хотите заполучить мою дочь на уикэнд, вам это не удастся! Вам лучше понять это с самого начала.
– Но миссис… – Он был подавлен опасной близостью ее палки. (Воинственная старая ведьма! – подумал Морс.)
– Я не одобряю многих аспектов в жизни современной молодежи – юношей, вроде вас, я имею в виду – особенно их невыносимую невоспитанность. Но я думаю, что они правы в одном. Вы понимаете, что я имею в виду?
– Видите ли, миссис… – резиновый набалдашник был не далее трех дюймов от его носа, и его голос прервался на полуслове.
– У них достаточно здравого смысла, чтобы заниматься сексом, прежде чем они поженятся. Вы согласны?
Морс кивнул, выразив слабое согласие.
– Если вы собираетесь прожить с кем-то пятьдесят лет… – она покачала головой от такой перспективы. – Не то, чтобы я была замужем в течение пятидесяти лет… – тон ее голоса резко понизился на несколько градусов и стал более задумчивым, но сразу же выровнялся. – Хотя я уже сказала. Вы не можете забрать ее. Она мне нужна, и она моя дочь. У меня преимущество.
– Уверяю вас, миссис Роулинсон, я не имел ни малейшего намерения…
– У нее были мужчины раньше, чтоб вы знали.
– Я не сомневаюсь…
– Она была очень милой девушкой, моя Рути, – теперь она говорила спокойнее, но глаза ее оставались проницательными и цепкими. – Она больше не малышка.
Морс решил, что самое разумное для него, промолчать. Старая дама совсем рехнулась.
– Вы знаете, в чем ее беда?
Это был неприятной момент для Морса, который считал, что ее разум давно погряз в сферах вроде геморроя; но она сидела, глядя на него, и ожидала ответа. Да, он хорошо знал, какими были неприятности Рут Роулинсон. Знал даже слишком хорошо. Ее проблема была в том, что она должна была заботиться об этой озлобленной старой боевой секире, изо дня в день.
– Нет, – сказал он.
– Кому вы рассказываете, – ее губы жестко скривились, – вы лжете мне, инспектор. Вы знаете ее проблемы, а также знаете, что надо делать.
Морс кивнул.
– Вы правы. Я не думаю, что смог бы продержаться рядом с вами достаточно долго.
Теперь ее улыбка была совершенно искренней.
– Знаете, вы начинаете походить на человека, о котором рассказывала Рути. (Возможно, подумал Морс, она не настолько рехнулась, в конце концов?) – Вы иногда бываете грозным, разве нет?
– Все время. Если бы Рут вышла замуж – что было бы с вами?
– У нее были шансы – хотя я не думаю, что по большей части это был ее выбор.
– Реальные шансы?
Ее лицо стало более серьезным.
– Безусловно, один из них.
– Что ж, – Морс сделал вид, что встает, но не двинулся дальше.
– Какой была ваша мать, инспектор, она вам нравилась?
– Она была доброй, и я любил ее. Я часто думаю о ней.
– Рути стала бы хорошей матерью.
– Она не слишком стара?
– Сорок два исполнится завтра.
– Надеюсь, что вы испечете ей торт, – пробормотал Морс.
– Что? – ее глаза вспыхнули. – Вы не понимаете, что ли? Печь? Готовить? Как я могу делать что-нибудь подобное? Я даже не могу добраться до входной двери.
– А может, попробуете?
– Вы становитесь дерзким, инспектор. Вам пора. – Увидев, что Морс покраснел, она смягчилась. – Нет, простите. Пожалуйста, садитесь снова. У меня бывает не так много посетителей. Вы считаете, что я их не заслуживаю, верно?
– А у вашей дочери бывает много посетителей?
– Почему вы спрашиваете об этом? – ее голос снова стал резким.
– Просто пытаюсь быть вежливым, вот и все.
Морсу досыта приелась беседа с престарелой дамой, но ее ответ приковал его к стулу.
– Вы подумали о Джозефсе, не правда ли?
Нет, он не имел в виду Джозефса.
– Да, правда, – сказал он, настолько категорически, насколько ему позволило возбуждение.
– Он был не в ее вкусе. И у него была жена, – она фыркнула. – На что он был нужен? Конечно, если вы одинокий холостяк…
– Вы знали об этом?
– Я знаю многие вещи.
– Может, вы знаете, кто убил Джозефса?
Она покачала головой.
– И также я не знаю, кто убил Лоусона.
– Я знаю, миссис Роулинсон. Он сам убил себя. Вы найдете информацию об этом, она содержится в отчете коронера. Это так же, как крикет, знаете ли: если судья объявляет победителя, а вы при этом не присутствовали, то сможете прочитать об этом в газетах на следующее утро.
– Я никогда не любила крикет.
– Как и Джозефса, не так ли?
– Да, не любила. А также я не любила Лоусона. Он был гомосексуалистом, знаете ли.
– В самом деле? Я никогда не слышал о каких-либо правовых препятствиях подобным наклонностям.
– Вы, конечно, не настолько наивны, каким пытаетесь казаться, инспектор?
– Нет, – сказал Морс, – я нет.
– Я ненавижу гомосексуалистов, – палка угрожающе поднялась, плотно сжатая руками, окрепшими за долгие годы, проведенные в инвалидном кресле. – Я бы охотно многих из них передушила.
– И я бы охотно добавил вас в список подозреваемых, миссис Роулинсон, но боюсь, что не смогу. Видите ли, если кто-то убил Лоусона, как вы предполагаете, этот кто-то должен был отнести его на колокольню.
– Если только Лоусон не убил в церкви кого-то еще и не перенес на башню.
Это была идея; Морс медленно кивнул, удивляясь, почему он не подумал об этом сам.
– Боюсь, мне придется вышвырнуть вас, инспектор. Сегодня день моего бриджа, и я всегда утром привожу себя в порядок и немного тренирую руки.
Это был ее победный трюк, и Морс признал этот факт.
Рут фиксировала замок на своем велосипеде, когда подняла голову и увидела Морса, стоявшего у двери, и мать, сидевшую в коляске позади него.
– Привет, – сказал Морс. – Я сожалею, что не застал вас, но мы миленько побеседовали с вашей матерью. На самом деле я пришел спросить, не хотите ли вы куда-нибудь сходить со мной завтра вечером.
С ее бледным лицом и ее растрепанными волосами, она вдруг показалась ему очень заурядной, и Морсу стало интересно, почему она так сильно занимала его мысли.
– Это ваш день рождения, верно?
Она кивнула неопределенно. Она была озадачена, и на ее лице отразилась нерешительность.
– Все в порядке, – сказал Морс. – Ваша мать говорит, что так будет лучше для вас. На самом деле ей очень нравится эта идея, не так ли, миссис Роулинсон? (Один из трюков Морса.)
– Ну, я… но я хотела бы…
– Не возражай, Рути! Как говорит инспектор, я думаю, что так будет лучше для тебя.
– Я заеду за вами в семь, – сказал Морс.
Рут подобрала свою сумку, и постояла рядом с Морсом на пороге.
– Спасибо, мама. Это было очень мило с твоей стороны. Но – (обращаясь к Морсу) – Я сожалею. Я не могу принять ваше приглашение. Мне уже сделали другое предложение – кое-кто другой.
Жизнь была странной штукой. Несколько секунд назад она выглядела обычной женщиной; а теперь она оказалась призом, который просто выхватили из его рук, и для Морса на сутки вперед замаячили пустота и одиночество. То же самое произошло (если б только он знал), и для Рут.
Глава тринадцатая
– Какого черта вы хотите? – прорычал главный инспектор Белл из Городской полиции.
Две недели в Малаге, которые совпали с забастовкой испанского гостиничного персонала, не способствовали чувству юмора; и текущие дела, которые он охотно оставил (как всегда) после себя, никуда не делись. Но он хорошо знал Морса: они были старыми спарринг-партнерами.
– Испанские бордели все еще бойко функционируют?
– Я был с женой, откуда мне знать?
– Расскажите мне что-нибудь о деле Лоусона.
– Будь я проклят, если что-то скажу. Дело закрыто – и оно не имеет к вам никакого отношения.
