Николас Блейк - Конец главы
— Сын ваш — беспардонный враль?
— Помилуйте, что вы!
— Могу я верить его показаниям?
— Каким показаниям? Не понимаю…
— Он говорит, будто видел вас в комнате мистера Протеру в то утро, когда были восстановлены купюры, словом, почти что поймал вас с поличным.
И Найджел рассказал ей все, что услышал сам. На лице мисс Майлз отразилась целая гамма чувств, но ему трудно было определить, насколько они искренни; быть может, она просто примеряла их и тут же сбрасывала, как новые шляпки. Остановилась она наконец на чувстве оскорбленного материнства.
— Ах, этот Киприан! Как вы могли… — с надрывом произнесла она. — В какое время мы живем, если дети дают показания против собственных родителей. И к тому же ложные показания!
— Значит, вы не были в комнате Протеру?
— Да разве я могу помнить? Столько месяцев прошло. А я так часто туда забегаю.
— Ваш сын пришел попросить денег. Может, вам это что-то напомнит?
— Боюсь, что нет, — ответила она со скорбным сдержанным достоинством. — Понимаете, ведь это случается очень часто. Киприан вечно влезает в долги. Понять не могу, на что только он тратит деньги. О Господи, неужели он и у вас пытался взять взаймы?
— Нет… Простите, что я об этом спрашиваю, но вы видели оскорбительные отрывки из «Времени воевать»?
Ее лоб наморщился от напряжения.
— Дайте подумать. Конечно, я о них знала. Мистер Протеру рассказывал мне о том, что написал Тор. И я, вероятно, видела верстку у него на столе. Но…
— Вы говорили об этом вашему сыну?
— Возможно. — Ее зеленые глаза широко раскрылись. — Ах, неужели вы можете подумать, что Киприан способен на такой поступок?
В ее голосе прозвучало сомнение, и Найджелу почудилось, что сделано это с умыслом. Он почувствовал глубокое отвращение: разговаривая с такими нравственными шулерами, как Миллисент Майлз и ее сынок, словно купаешься в грязи. Ему никогда еще так не хотелось отказаться от этого расследования.
— Я пытаюсь исключить людей, которые никак не могли этого сделать, — сказал он. — Физически или психологически. Вы давно знакомы с мистером Джералдайном?
Она разразилась трескучим добродушным смехом:
— Ну, его-то вы не можете подозревать! Я познакомилась с ним много лет назад. При довольно странных обстоятельствах. Потом мы не виделись до недавнего времени. А что?
— Я двигаюсь ощупью… отыскиваю звенья цепи. Существует ли, например, какая-нибудь связь между мистером Джералдайном и генералом Торсби, кроме, конечно, издательской?
— Понятия не имею.
Миллисент Майлз явно теряла к нему интерес. Она смотрела рассеянно, словно молча решала, как ей лучше поступить. Лицо ее стало жестким.
— Должен сказать, что второй оскорбительный абзац написан превосходно, — сказал Найджел. Он стал цитировать: — «Но губернатор, поглощенный более приятными занятиями — приемами, открытием благотворительных базаров и послеобеденной нирваной, — не принял никаких мер и, напротив, мешал военным рассеять толпу. Результатом его преступной нерадивости стало большое количество жертв и разрушений. Побоище в казармах…»
— «Гекатомба»? — рассеянно поправила его мисс Майлз.
— По-моему, там сказано «побоище».
— Нет, «гекатомба». У меня превосходная память на слова. — Теперь она была вся внимание. — Я точно помню, как Стивен прочел мне этот абзац. Мне запало это слово «гекатомба», но я не знала, как оно пишется. У меня всегда хромала орфография.
Через несколько минут Найджел ушел. Он не мог предполагать, что один из вопросов, которые он сегодня задал, прямо приведет к убийству.
VI. Сняты
— Какие меры вы примете, если я скажу, что купюры восстановил Стивен Протеру?
— Я вам не поверю! — отрезала Лиз Уэнхем. — Не говоря уже ни о чем другом, вся его жизнь связана с этим издательством. Нет, это абсолютно немыслимо.
— Ну а если бы я предъявил неопровержимые доказательства? — упорствовал Найджел.
— Что ж, нам пришлось бы с ним расстаться, — помолчав, сказал Артур Джералдайн. — Да-да, Лиз, пришлось бы. Но ведь вы же…
— И ему трудно будет найти другое место?
— Такое, как это, — да.
— Конечно, уход от нас будет для него большим ударом, — сказала Лиз. — Не в смысле денег. Вернее, не только в материальном плане.
— Мы все понимаем, что у него было бесконечно больше возможностей это сделать, чем у любого другого.
— Да, да… — Оба компаньона, потрясенные чудовищностью подозрения, заговорили разом.
— Погодите, — прервал их Найджел. — Вы уверены, что у Стивена не было никакой побудительной причины это сделать. Согласен. Но, может быть, у кого-то было очень острое желание его скомпрометировать, погубить его. Мы все время предполагали, что виновник хотел навредить издательству или генералу Торсби. Но пока нам известно только то, что Миллисент Майлз пятнадцать лет назад была публично посрамлена генералом Торсби и что в июле фирма отклонила предложение ее сына. В качестве мотивов это кажется мне до смешного недостаточным.
— Согласен.
— С другой стороны, Стивен Протеру был главным препятствием к переизданию ее романов. В тот день ее видели одну в комнате Стивена. Она знала об опасных местах в рукописи. Как я уже говорил, употребление ею слова «гекатомба» трудно объяснить иначе, как подсознательной оговоркой по Фрейду. К июлю она еще недостаточно долго просидела здесь, чтобы решить, уволите ли вы Протеру, основываясь лишь на подозрении, пусть даже самом серьезном.
— Но все это так по́шло и мелодраматично, — возразила Лиз Уэнхем. — Я недолюбливаю Миллисент Майлз, но все же не могу поверить, что она способна сделать такую гадость только для того, чтобы мы переиздали ее романы.
— Согласен, если это единственный мотив. Но я уверен, что у нее вообще зуб на Стивена.
— Почему? Они ведь и знакомы всего…
— Если им верить. Я в этом сомневаюсь. Они ненавидят друг друга до глубины души. И разговаривают с той, я бы сказал, фамильярностью, которую порождают презрение или ненависть, как будто они прожили вместе всю жизнь.
Рыбий рот Артура Джералдайна растянулся в гримасе.
— Возможно, вы и правы. Но зачем им делать вид, будто они познакомились совсем недавно?
— Вот именно: зачем? Голова у меня пухнет от этих вопросов. Зачем, например, фирме «Уэнхем и Джералдайн» пускать сюда мисс Майлз на неопределенное время? Ведь она уже несколько месяцев как переехала на новую квартиру.
Старший компаньон выглядел несколько растерянным.
— В традициях фирмы предоставлять авторам комнату для работы…
— Говоря по правде, ее не так-то легко выселить, — призналась Лиз Уэнхем. — Я уже сколько раз намекала. Вы ей должны сказать напрямик, Артур. Ведь вы еще в сентябре собирались это сделать.
— А кстати, почему она так за это держится? — спросил Найджел.
— Из скупости. Экономит на электричестве.
— Бросьте, Лиз. Не такая уж она мелочная.
— А может, для того, чтобы быть тут, когда придет верстка «Времени воевать» — в надежде к ней подобраться и подложить свинью Стивену? — предположил Найджел. — Зачем иначе сидеть бок о бок с человеком, которого не переносишь?
Они совещались в кабинете Джералдайна, куда Найджела вызвали вскоре после его разговора с Миллисент Майлз, чтобы он сообщил о своих успехах. Он сказал, что установить виновника по почерку в данном случае невозможно, а отпечатки пальцев, вероятно, ничего не дадут. Верстку на законном основании держали в руках не меньше полудюжины сотрудников издательства, не говоря об авторе, наборщике и самом Найджеле. Если виновник не имел права держать ее в руках, он, надо полагать, постарался не оставить своих отпечатков. Если компаньоны хотят, Найджел готов взять у всех отпечатки пальцев. Джералдайн и Лиз согласились, что, учитывая ничтожные шансы на успех, игра не стоит свеч, не говоря уже о неприятном осадке, который это оставит у служащих. Поэтому было решено попросить отпечатки только у тех, кому полагалось держать в руках верстку. Если на верстке обнаружатся другие отпечатки, компаньоны подумают, какие принять меры, чтобы обнаружить их владельца. Каким образом установить их происхождение.
— Я мечтаю присутствовать при том, как вы, Артур, попросите мисс Майлз приложить свои пальчики, — ласково улыбаясь, сказала Лиз.
— Не дай Бог, чтобы это понадобилось!
Старший компаньон явно сожалел о том, что затеял расследование. Вид у него был озабоченный — шли приготовления к судебному процессу о клевете, — но старомодная вежливость не изменяла ему и теперь. Он то и дело заговаривал о крайне неэтичном поведении генерала Торсби.
— Но послушайте, Стрейнджуэйз, значит, он вам чуть ли не прямо сказал, что желает спровоцировать этот процесс? Просто неслыханно! Я дам указания нашим адвокатам об этом заявить.