Найо Марш - Пение под покровом ночи
Далее идут мужчины. Я уже много порассказал тебе о нашем мистере Мэрримене, и ты представляешь, что это за фрукт. Как педагог, он уже вышел в отставку, однако свою педагогическую оригинальность сохранил и она проскальзывает во всем, начиная от «нет» на все случаи жизни и кончая аксиомами собственного изготовления, которые отнюдь не всегда применимы к данной ситуации. Он презирает полицейских, постоянно прячется за свою резкость и, держу пари, до конца путешествия еще учинит настоящий скандал.
Обин Дейл. Что касается его образования, тут все покрыто мраком. Ясно, что не принадлежит к высшим кругам общества. Ведет себя так же, как и перед камерой, и подчас кажется, будто у него два измерения. Строит из себя свойского парня, пьет раза в три больше, чем ему нужно. Что ж, может, он и в самом деле свойский парень. Питает пристрастие к детским проказам и совсем недавно приобрел себе в лице мистера Мэрримена врага на всю жизнь, заставив стюарда подать ему за завтраком яичницу из пластика.
Джордан. Представитель британской католической церкви. В обычном путешествии мог бы составить мне приятную компанию. Из всех мужчин на судне кажется мне наиболее интересным, но всегда ловлю себя на мысли: каково тому же регулировщику Фейту, когда дорогу переходит интеллигентный служитель церкви? Могу поклясться, что и в этом священнике есть что-то от неосторожного пешехода.
Кадди. Методистская школа. Торговец мануфактурой. Не слишком приятен. Любопытен до неприличия. Тщеславен. Весьма злобен. Мог бы заинтересовать психиатра.
Мэйкпис. Фелстед, Нью-Колледж, далее больница Святого Томаса. Он и есть психиатр. Принадлежит к ортодоксальной группе Британской медицинской ассоциации. Тоже из средней прослойки общества. Хочет специализироваться на судебной психиатрии. Производит впечатление умного малого.
Макангус. Шотландская высшая школа. Филателист. Добродушный евнух (конечно не в прямом смысле этого слова). Слишком уж покладист. Но, разумеется, никто не знает, что кроется за его покладистостью. Тоже очень тщеславен. Способен волноваться по пустякам. Как ты уже поняла, красит волосы.
Итак, любимая, теперь ты в курсе дела. В вечер накануне Лас-Пальмаса я, с молчаливого согласия капитана, который потворствует мне лишь потому, что втайне надеется на мое полное фиаско, устраиваю небольшую вечеринку. Ты только что прочитала характеристики всех моих гостей. Моя затея с вечеринкой всего лишь эксперимент, который может обернуться скучнейшей неудачей, но, черт возьми, что еще мне остается делать? Мне были даны указания не прибегать к крайним мерам, не называть своего настоящего имени и не вести расследования в обычном смысле этого слова, а двигаться осторожно, на ощупь, стараясь исподволь выяснить, есть ли среди пассажиров такие, у кого нет алиби для одного из трех роковых чисел. Еще мне приказано предотвратить очередное убийство, не вызывая вражды со стороны Хозяина, который от одного предположения о том, что этот наш субчик находится на его судне, багровеет от недоверия и злобы. Пожалуй что миссис Д.-Б. и мисс Кармайкл наиболее подходящие кандидатки в его жертвы, а там — кто его знает. Быть может, и в миссис Кадди есть изюминка, которую мне не удалось разглядеть. Что же касается мисс Эббот, то тут я, кажется, не ошибусь, если скажу, что ее шансы стать жертвой равны нулю. Однако может случиться так, что когда мы войдем в зону тропиков, у меня тоже появятся шансы стать жертвой (разумеется, не в прямом смысле, так что успокойся), — представь меня, нарушающего покой милой парочки, расположившейся в уединенном уголке на шлюпочной палубе. И все равно женщин придется оберегать. В Лас-Пальмасе меня должны ожидать новые сведения из штаба о результатах расследования, произведенного Фоксом в родных краях. Будем надеяться, что они прольют хоть капельку света. В настоящее же время все пребывает в полнейшем мраке и…
В дверь постучали. В каюту вошел бледный юнга с радиограммой, помощник радиста.
— Шифрованная, мистер Бродерик.
Когда юноша ушел, Аллейн расшифровал послание, прочитал его и, немного поразмышляв, снова принялся за письмо.
Не торопись со своими подозрениями. Получен сигнал от Фокса. Оказывается, некая молодая особа по имени Бижу Броун из магазина скобяных товаров после тридцатидневных мучительных раздумий пришла в Ярд и сообщила, что 5 января неподалеку от Стрэд-он-де-Грин ее чуть было не задушили. Сначала преступник предложил ей букетик рождественских роз и сказал, что у нее на шее паук. Он попытался затянуть на ней нитку с бисером, но та оборвалась, так как была хлопчатобумажной. Дальнейшему помешал прохожий. Преступник скрылся. Ночь была очень темной, и девушка только и сумела сообщить Фоксу, что преступник тоже темный, говорит очень вежливо, носит перчатки и длинную черную бороду.
2Вопрос о вечеринке Аллейн прежде всего утряс с капитаном Бэннерманом.
— Пусть у вас такое не принято, однако есть надежда, что это сможет нам помочь выяснить кое-что о наших пассажирах.
— Позвольте спросить, каким образом?
— Минутку. Сейчас вам все станет ясно. И, если не возражаете, сэр, мне необходимо ваше сотрудничество.
— Мое? Так-так. И что же вы намерены делать?
— Сейчас объясню.
Капитан Бэннерман слушал Аллейна с унылым и бесстрастным видом. Когда тот закончил, капитан хлопнул ладонями по коленям.
— Безумная идея, — сказал он. — Но если это поможет вам убедиться, что вы ищете не там, где нужно, игра стоит свеч. Одним словом, я согласен.
Заручившись поддержкой столь авторитетного на судне лица, как капитан, Аллейн изложил свои намерения относительно вечеринки старшему стюарду, который выразил недоумение. Обычно, объяснил он, на судне устраиваются традиционные вечеринки с коктейлями, к которым он, Деннис, с удовольствием изобретает всякие лакомства и заводит музыку.
Однако благодаря престижу Аллейна (его все считали весьма важной персоной), а также благодаря его родственным связям с управляющим, препятствия были устранены. Деннис ходил красный от возбуждения, стюарды были очень любезны, а шеф-повар, португалец по национальности, чей умирающий интерес к своему искусству вдруг ожил благодаря впрыскиванию эликсира из огромных чаевых, был полон энтузиазма.
Итак, столы сдвинули вместе, искусно накрыли, тщательно отобрали вина, и вот в назначенный час все девять пассажиров судна, капитан, первый помощник, главный механик, Аллейн и Тим Мейкпис, для начала подкрепив свои силы напитками в салоне, собрались в столовой на поздний обед.
Аллейн сидел на одном конце стола с миссис Кадди по правую руку и мисс Эббот по левую. Капитан восседал на противоположном, между миссис Диллинтон-Блик и Джемаймой, — обстоятельство, сломившее последние остатки его сопротивления столь необычному отходу от заведенного порядка и в то же самое время вооружавшее его против роли, которую ему предстояло сыграть.
Аллейн оказался радушным хозяином. Его профессиональное умение заставить людей разговориться, подкрепленное личным обаянием, которое его жена называла не иначе, как «неприличным», — все это создавало праздничную атмосферу. Ему очень помогала миссис Диллинтон-Блик, неподдельный энтузиазм которой плюс изогнутая линия шеи уже каждое в отдельности стимулировали веселье. Она была так ослепительна, что каждое ее слово сияло, как бриллиант. Сидящий поблизости от нее отец Джордан тоже был на высоте. Обин Дейл, величественный в своем вельветовом смокинге, буквально источал очаровательные манеры и потчевал соседей рассказами о тех беззлобных шутках, которые он успешно сыграл над «ребятами» — так он называл своих коллег-знаменитостей в таинственном телемире. Миссис Диллинтон-Блик встречала каждый его рассказ взрывами смеха.
В петлице у мистера Макангуса красовался гиацинт. Тим Мейкпис от души наслаждался обществом Джемаймы, она же, казалось, сама удивлялась своей оживленности. Мистер Мэрримен тоже расцвел или, по крайней мере, пустил ростки под воздействием безупречно подобранных вин и очень вкусной пищи. Мисс Эббот расслабилась и что-то весело доказывала своим лающим голосом сидевшему напротив мистеру Кадди. Оба офицера быстро освободились от бесполезного груза старательно выработанных приличных манер.
Супруги Кадди оказались большими хитрюгами. Миссис Кадди сидела с видом человека «себе на уме», улыбка мистера Кадди давала все основания предположить, что ему довелось узнать что-то не совсем пристойное. Время от времени они обменивались взглядами.
Однако едва на смену «Монтраше» подали «Пьера Джуэ» в великолепной бутылке, супруги Кадди сбросили свои маски заговорщиков. Миссис Кадди, которая до последней минуты все уверяла Аллейна, что никогда не берет в рот спиртного, кроме капельки портвейна по большим праздникам, была вынуждена сдаться и изменить своему аскетизму, что она сделала весьма непринужденно. Мистер Кадди потихоньку потягивал из бокала и время от времени задавал ехидные вопросы насчет вин, без конца скучно повторяя, что они ему не по карману, что он человек простой и не приучен к шикарной еде. Аллейн никак не мог заставить себя проникнуться симпатией к мистеру Кадди.
