Гастон Леру - Дама в черном
Зазвонил колокол. Вместе с подошедшим Артуром Рансом мы отправились к «Волчице», в низком зале который этим вечером был накрыт стол. Когда мы все собрались, естественно, за исключением Старого Боба, который был в Париже, госпожа Эдит поинтересовалась, не видел ли кто-нибудь из нас у замка маленькую лодку с незнакомцем на борту.
— О, я узнаю, кто это был, — продолжала она, так как никто ей не ответил, — я знаю гребца, он большой друг Старого Боба.
— Вы действительно знаете этого рыбака, сударыня? — спросил Рультабиль.
— Он иногда приходит в замок и продает рыбу. Местные жители дали ему странное прозвище: «Палач моря». Хорошенькое имя, не правда ли?
VII. О предосторожностях, принятых Рультабилем для защиты замка Геркулес на случай вражеской атаки
У Рультабиля даже не хватило любезности поинтересоваться объяснением этого странного прозвища. Казалось, он был погружен в мрачные размышления.
Странный обед! Странный замок! Странные люди!
Томное изящество госпожи Эдит не смогло поднять настроения присутствующих. Здесь были две пары новобрачных, четверо влюбленных, которые должны были бы излучать радость жизни, однако обед вышел на редкость грустным: призрак Ларсана витал над присутствующими.
Надо сказать, что с тех пор, как профессор Станжерсон узнал страшную правду, он так и не смог освободиться от этого призрака. Не ошибусь, утверждая, что первой жертвой драмы в Гландье явился именно этот выдающийся ученый. Он потерял все: веру в науку, тягу к работе и, самое главное, веру в свою дочь. В течение стольких лет она была предметом его постоянной гордости, участницей всех его работ. Он был ослеплен ее решением не выходить замуж, чтобы не расставаться с отцом и с научной работой. И вдруг он узнает, что дочь отказывалась выйти замуж только потому, что уже была женой негодяя Бальмейера!
В тот день, когда Матильда решилась во всем признаться отцу, в тот день, когда, упав к его ногам, она рассказала о драме своей молодости, профессор Станжерсон сжал ее в своих объятиях и объявил, что никогда еще она не была ему так дорога, как теперь, когда он узнал о ее страданиях. Матильда ушла, немного успокоенная. Но, оставшись один, профессор почувствовал себя другим человеком — он потерял свою дочь, свое божество!
Профессор Станжерсон равнодушно воспринял свадьбу дочери с Робером Дарзаком, хотя тот и был его любимым учеником. Напрасно Матильда окружала отца нежным вниманием. Она чувствовала, что он ей больше не принадлежал. Когда его взгляд обращался на дочь, то расплывающийся взор фиксировал не ее, а лишь тот образ, который, увы, остался в прошлом. Рядом с ней он постоянно видел не уважаемую фигуру порядочного человека, а вечно живой и вечно ненавидимый силуэт другого, ее первого мужа, похитившего у него дочь.
Он больше не мог работать. Великий секрет разложения материи, который профессор Станжерсон поклялся подарить человечеству, ушел обратно в небытие, откуда было он его на мгновение извлек. И люди двинутся дальше, веками еще повторяя глупые слова: «Ex nihilo nihil»[1].
Да, не очень-то весело прошел этот обед, чему в немалой степени содействовала и окружающая обстановка. Стены зала, освещенные единственным старым канделябром из кованого железа, были увешаны восточными коврами и старинными рыцарскими доспехами эпохи первого нашествия сарацинов.
За обедом я посматривал на присутствующих, определяя причины всеобщего грустного настроения. Господин и госпожа Дарзак сидели рядом друг с другом, ибо хозяйка дома решила не разлучать молодоженов. Из них двоих наиболее печальным был, конечно, Робер Дарзак, который не произнес ни слова, тогда как госпожа Дарзак принимала участие в разговоре, обмениваясь какими-то банальным репликами с Артуром Рансом.
Должен признаться, что после сцены между Рультабилем и Матильдой, нечаянно подсмотренной мною из окна, я ожидал увидеть ее более подавленной появлением угрожающей фигуры Ларсана. Но нет, напротив, разница между ее испуганным лицом на вокзале и нынешним хладнокровием была колоссальной. Можно было подумать, что это появление скорее успокоило ее.
Когда я позднее поделился своими наблюдениями с Рультабилем, то молодой репортер согласился со мной и чрезвычайно просто объяснил это явление. Матильда, по его словам, больше всего боялась возврата сумасшествия, и уверенность, что она не стала жертвой галлюцинации больного сознания, несколько ее успокоила. Она предпочитала защищаться от живого Ларсана, а не сражаться с его призраком.
При первой встрече Матильды с Рультабилем в Четырехугольной башне, пока я одевался к обеду, он успокоил ее именно тем, что рассказал о том, как Робер Дарзак своими глазами видел Ларсана на вокзале. Узнав, что Робер скрыл это, боясь еще больше ее испугать, и первый телеграфировал Рультабилю, призывая его на помощь, она глубоко вздохнула, причем вздох ее больше походил на рыдание. Она схватила руки Рультабиля и внезапно начала их целовать, как мать целует руки своего маленького ребенка. Матильда была благодарна молодому человеку, к которому ее инстинктивно влекло материнское чувство. Именно в этот момент они и увидели через бойницу Ларсана. Сперва они с удивлением смотрели на него, неподвижно и молча. Затем Рультабиль в бешенстве бросился к морю, но Матильда его удержала.
Конечно, естественное воскрешение Ларсана было менее ужасным, чем непрерывное и неестественное воскрешение этого человека в ее болезненном сознании. Она уже больше не видела Ларсана повсюду. Она видела его лишь там, где он действительно находился.
За обедом, то нервная и вспыльчивая, то терпеливая и мягкая, Матильда отвечала Артуру Рансу и проявляла нежную заботу о господине Дарзаке. Она была чрезвычайно внимательна и следила, чтобы сильный свет не падал ему в глаза. Робер благодарил ее, но казался очень печальным.
Появление Ларсана весьма своевременно напомнило Матильде, что, перед тем как она стала госпожой Дарзак, она была женой Ларсана перед Богом, а также, с учетом некоторых заокеанских законов, и перед людьми. Если преступник желал разрушить счастье молодых супругов, то он полностью в этом преуспел. В первый же вечер после появления Ларсана Матильда дала понять Роберу Дарзаку, что в Четырехугольной башне достаточно помещений и можно разместиться отдельно.
Матильда Станжерсон была весьма набожной. Когда смерть Ларсана казалась окончательно установленной, она, как вдова, с разрешения своего исповедника вышла замуж вторично. И вдруг оказалось, что она не вдова и не жена, а двоемужница! И вот через сорок восемь часов после свадьбы господин и госпожа Дарзак вынуждены были занять отдельные комнаты в глубине башни. Теперь читатель поймет, чем объяснить грусть Робера Дарзака и нежные заботы Матильды. Не будучи в курсе всех этих подробностей, я догадывался о главном.
Я перевел взгляд на Артура Ранса, и мои мысли обратились было к новому предмету наблюдения, как вдруг появился дворецкий и сообщил, что привратник Бернье желает поговорить с господином Рультабилем. Репортер извинился и вышел.
— Как, — удивился я, — разве эти люди больше не служат в Гландье?
Вы, конечно, помните, что супруги Бернье были привратниками в имении у господина Станжерсона. В «Тайне Желтой комнаты» я рассказал, как их объявили соучастниками покушения на мадемуазель Станжерсон и как Рультабиль спас их от этого несправедливого обвинения. Благодарность этих людей была беспредельной, и с тех пор Рультабиль всегда мог полагаться на их преданность. Однако господин Станжерсон решил навсегда покинуть Гландье, и все слуги оттуда выехали. Так как Рансы нуждались в привратниках для замка, то господин Станжерсон порекомендовал этих честных людей, на которых он не имел оснований жаловаться, за исключением одной незначительной истории с браконьерством, едва не закончившейся для них весьма плачевно. Теперь они поселились в одной из башен у арки и наблюдали за всеми входящими и выходящими из форта Геркулес.
Рультабиль, кажется, не удивился сообщению дворецкого. Вероятно, он уже знал о присутствии Бернье в Красных скалах. Пока я одевался и занимался бесполезными разговорами с господином Дарзаком, Рультабиль, надо думать, не терял времени даром.
Неожиданный уход Рультабиля сгустил тучи за столом еще больше. Каждый задавал себе вопрос: не связано ли это с появлением Ларсана? Госпожой Дарзак вновь овладело волнение. Вслед за ней признаки беспокойства стал проявлять и Артур Ранс. Надо сказать, что супруги Ранс не знали истории госпожи Дарзак, так как им, естественно, никто не сообщал о тайной свадьбе Матильды и Жана Русселя. Но Артур Ранс участвовал в драме в Гландье и, конечно, поведал о ней своей жене. Поэтому им было известно, с каким ожесточением сыщик преследовал госпожу Дарзак.
