Джон Карр - Паника в ложе "В"
— Кто такой лейтенант Карло Спинелли?
— Вы же слышали — полицейский. Кроме этого, я знаю только то, что Гулик сообщил мне по телефону. «Один из наших образованных полисменов; окончил Нью-Йоркский университет в 41-м». А теперь держитесь — я продолжаю. «Приглашены Констанс Лафарж, одобрены Марджери Вейн. Филип Нокс и его приятельница»! Вот и весь чертов перечень! Мы уже пригласили нескольких наших друзей, так теперь придется им отказать? Можете не отвечать — и так все ясно. Правда, к вам, Фил, она явно неравнодушна — согласилась без возражений. Я написал «и его приятельница», потому что так сказала Конни. Мы не знали, что вы приведете жену.
— Какой же ты хитрец, Фил! — воскликнула Конни. — Мы даже не знали, что ты женат! Ты об этом ни слова не проронил. Твоя жена очень славная, и мы от нее в восторге, но…
— Вы имеете в виду, действительно ли мы женаты? — осведомилась Джуди.
— Конечно нет, дорогая! Сейчас многие женщины не носят обручальное кольцо. Но… когда вы поженились?
— Почти двадцать семь лет назад.
— Двадцать семь лет?! — Конни выпучила глаза. — Шутки в сторону — теперь ясно, что тут какая-то ошибка.
— Никакой ошибки, миссис Лафарж. Почему вы так считаете?
— Зовите меня Конни. Вас зовут Джуди, верно? Я считаю так, потому что, во-первых, Фил никогда не упоминал, что у него есть жена, тем более такая хорошенькая, а во-вторых, прошу прощения, но вы не выглядите достаточно пожилой, чтобы…
— Чтобы что? — спросил Нокс. — Если ты имеешь в виду то, что я думаю, Конни, то тебя ожидает сюрприз.
— Мистер Лафарж, Фил, — скромно промолвила Джуди, — слишком цивилизован, чтобы использовать вульгарные выражения в присутствии жены. Ты не хочешь последовать его примеру?
— А кто использует вульгарные выражения? Я только сказал…
— Мы все слышали, что ты сказал. Но я знаю, что ты имел в виду.
Джадсон Лафарж сердито взмахнул шляпой.
— Черт возьми! — рявкнул он. — Неужели всем приспичило уподобляться ее королевскому высочеству, когда она в ярости? Не обижайтесь, Джуди, но мне хорошо знакомы эти нотки в женском голосе. Кстати, говоря о ее высочестве, не хотите ли взглянуть на театр, пока она не вернулась и снова не разбушевалась? Только не верьте этой чепухе про привидения — нет тут никаких привидений, кроме разве что Усталого Уилли. Здесь есть «зеленая комната»,[61] как в старых театрах, хотя ее используют в основном для игры в крап.[62] Через зрительный зал идут два прохода. Видите эти вращающиеся двери по обеим сторонам портрета ее высочества? Если вы, Джуди, пойдете вместе с Конни в правый проход, а мы с Филом — в левый…
— Он не упомянул не только о вас, дорогая Джуди, но и о том, что произошло на корабле, когда какой-то полоумный стюард выстрелил в леди Северн. Она сама рассказала нам об этом, приехав сюда.
— Ради бога, Конни! — перебил ее муж. — Ты слышала, что я пытался сказать?
— Да, дорогой, не волнуйся. Мы с Джуди должны пройти через дверь справа. Пошли и давайте надеяться, что все будет в порядке.
Подведя Нокса к двери слева, обитой коричневой кожей, Джадсон толкнул ее, оставив вращаться, и они вошли в зал.
Освещение здесь было включено лишь частично, но казалось светлее, чем в фойе. В отличие от бело-розового фойе в зале господствовали темно-бордовый бархат и позолота. В насыщенной запахами краски и пудры атмосфере ощущалось дыхание старины.
В проходе между тянущимися с обеих сторон рядами красных плюшевых стульев стояло, глядя на вошедших, существо, похожее на гоблина.[63] Это был мужчина среднего роста, хотя из-за узкой талии и широких плеч он казался несколько выше. Курчавые волосы имели красно-коричневатый оттенок. На нем были светло-голубой камзол, расшитый серебром, и синие, подбитые ватой короткие штаны по моде шестнадцатого века. К левому бедру была прикреплена обоюдоострая рапира, а к правому — main-gauche, кинжал для левой руки с резной рукояткой.
Но вошедшие едва взглянули на шпагу и кинжал. К правому плечу гоблин прижимал рукоятку арбалета, а стрела с четырьмя остриями была нацелена прямо на них. Левая рука странного существа поддерживала рукоятку, а указательный палец правой лежал на спусковом крючке.
— Ни с места, если жизнь вам дорога! — прогремел голос.
Джадсон Лафарж швырнул свою шляпу через несколько рядов.
— Ты что, Бэрри, совсем спятил? Положи эту чертову штуковину! Судья Каннингем уже говорил тебе…
— Стоять! — повторил гоблин. — Не двигайтесь, и я гарантирую, что никто не пострадает. Внимание!
Послышался зловещий щелчок. Что-то мелькнуло в воздухе в нескольких дюймах от левого уха Нокса и ударилось в заднюю стену. Нокс резко повернулся. Железная стрела вонзилась в стену примерно на половину своей длины возле висящей там афиши.
— Видите? — осведомился гоблин неожиданно нормальным голосом. — Я боялся, что кто-нибудь шагнет на «линию огня». Но все обошлось.
— Обошлось?! — рявкнул Лафарж. — Слушай, ты, Вильгельм Телль!..[64]
— Вашими устами глаголет истина, папаша Джад! — подхватил гоблин. — Положите яблоко на ваш череп, и я его продырявлю — я имею в виду яблоко. Я так напрактиковался с этой штукой, что могу попасть в таракана на стене — они в театре еще попадаются, хотя тут и навели чистоту. Позвольте вам продемонстрировать…
Мистер Бэрри Планкетт, актер-менеджер труппы Марджери Вейн, выпрямился и двинулся им навстречу, держа арбалет за кожаный ремень.
— Значит, ты напрактиковался? — угрожающим тоном спросил Джадсон Лафарж.
— Да. Как я говорил…
— Вот и отлично. А теперь слушай меня, Робин Гуд. В пьесе только трое фехтуют по-настоящему…
— Ромео, Тибальт и Меркуцио. Соответственно Тони Феррара, Ли Хаксли и ваш покорный слуга. Думаете, я этого не знаю?
— Погоди! Есть еще один парень — приятель главного героя. Он мало участвует в пьесе, но появляется в самом начале, когда слуги этих Хэтфилдов и Мак-Коев — ну, тех, у которых вендетта — вступают в схватку, выбивает у них оружие и велит прекратить драку, пока их не упрятали в кутузку.
— Бенволио! — догадался мистер Планкетт. — Его играет Бен Редфорд. По какой-то не попятной для меня причине всем кажется очень забавным, что Беи будет играть Бенволио. Судья Каннингем настаивает на настоящих шпагах и кинжалах из его коллекции, и я с ним согласен. Тони, Ли и Бен — тоже. Ну так в чем дело, папаша Джад? Вы возражаете?
— Кто я такой, чтобы возражать? Моя работа — следить, чтобы вы не обанкротились. Я хочу сказать, что вы четверо не должны носить арбалет, как и старики Монтекки и Капулетти. За каким же чертом он тебе понадобился?
— Я позаимствовал его у Джейка Харпендена, который играет Самсона в первой сцене и ловко научился им орудовать. Смотрите! — С арбалетом в руке Планкетт вышел в проход между последним рядом и задней стеной и указал на стрелу, торчащую рядом с афишей. — Обратите внимание — в этом месте находится позолоченная розетка, и я угодил прямо в нее.
Сильным рывком правой руки Планкетт выдернул стрелу. Раскрошившаяся белая штукатурка посыпалась на пол.
— Теперь, — осведомился Лафарж, — ты хочешь разрушить весь театр? Что скажет страховая компания?
— А разве мы собираемся предъявлять ей требования? Никакого ущерба не причинено. Заполните дыру замазкой, покрасьте сверху, и стена будет как новая.
— Ты просто чертов псих! — рассвирепел Лафарж. — Вместо того чтобы портить вещи, на ремонт которых требуется целое состояние, лучше бы стрелял в афиши!
— В афиши? Боже упаси! В этой одежде отсутствуют карманы, — Бэрри Планкетт хлопнул себя по бедрам, — поэтому у меня нет при себе ни спичек, ни зажигалки. А впрочем, я и так хорошо вижу. «Театр «Гейети», Дублин, 6 марта 1901 года. Эдам Кейли в «Сирано де Бержераке» Эдмона Ростана». А афиша справа еще древнее: «Королевский театр «Друри-Лейн».[65] В следующую среду 23 мая 1827 года на бенефисе мисс Келли…» — С арбалетом и стрелой в руках он подошел к остальным. — Мне говорили, что, когда тут еще был кинотеатр, эти афиши хранились в старом доме Эдама Кейли завернутыми в пергамент! А вы хотите, чтобы я стрелял в них! За какого вандала вы меня принимаете?
Джадсон Лафарж, наконец, перестал кипеть от злобы.
— Боюсь, я становлюсь рассеянным. Я вас даже не представил. Бэрри Планкетт — Филип Нокс, писатель. Ты когда-нибудь слышал о нем?
— Слышал ли я о Филипе Ноксе?! — воскликнул актер. — Да только за одну биографию Генриха Наваррского[66] я горжусь, что могу пожать ему руку!
Чтобы сделать это, Бэрри пришлось отложить арбалет и стрелу. После обмена рукопожатиями звучный голос актера наполнил зал:
Как Бога славит каждый деньИ молодой, и старый,Так будем прославлять вездеМы короля Наварры.[67]
Оглянувшись, он добавил:
