Джон Карр - Огонь, гори!

Джон Диксон Карр

Огонь, гори!

Посвящается сэру Аллену Лейну

Глава 1

«Кого пошлешь ты привести его?»

Невозможно совершить убийство в просторной, ярко освещенной галерее на глазах у трех свидетелей. И тем не менее одну женщину убили именно так.

По словам Чевиота, самое непостижимое преступление в его практике относится к 1829 году — то есть оно было совершено за восемь лет до вступления на престол королевы Виктории. Тогда в последний раз расцвели щеголи-денди. В своих комнатах, битком набитых драгоценными безделушками, загадочно улыбались красавицы куртизанки с белой кожей, а старый, тучный Георг Четвертый мучился одышкой в Виндзорском замке.

Но поскольку сейчас, в середине двадцатого века, суперинтендент уголовного розыска Джон Чевиот жив-здоров и его даже нельзя назвать пожилым человеком, предыдущие слова нуждаются в некоторых разъяснениях.

Однажды октябрьским вечером — было около десяти часов — Чевиот поймал такси на Юстон-роуд.

— В Скотленд-Ярд, — бросил он шоферу, усаживаясь на сиденье и захлопывая дверцу.

Чевиот — суперинтендент отделения «С-1» уголовного розыска, которое в Просторечии именуют «убойным отделом». Своим продвижением по службе Чевиот обязан заместителю главы столичной полиции, который считает, что повышать следует за способности, а не за выслугу лет.

В наши дни служба в полиции не считается зазорной даже для выпускника Винчестера и Тринити-колледжа в Кембридже. А если данный выпускник хорошо справляется со своими основными обязанностями, никто не станет возражать против его невинной причуды — рыться в Центральном архиве Скотленд-Ярда и читать о преступлениях, совершенных в древности.

За годы службы в полиции Чевиот приучился сдерживать слишком пылкое воображение. На вид он казался таким же бесстрастным, как и все остальные. Аскетическая обстановка привилегированной частной школы неплохо подготовила его к полувоенной дисциплине, принятой в полиции. И за то, что он не сошел с ума после произошедших с ним необычайных событий, ему следует благодарить женщину и собственное чувство юмора.

Итак, Чевиот сел в такси на Юстон-роуд и велел отвезти его в Скотленд-Ярд.

На улице было сыро и душно, хотя и не слишком тепло; постепенно сгущался туман. Чевиот не следил за дорогой, так как размышлял об одном деле, не имеющем отношения к нашему рассказу. Он уверяет, что не испытывал никакого дурного предчувствия. Когда такси остановилось почти в том самом месте, где ему и следовало остановиться, он даже не понял, что некие темные силы уже пронзили толщу веков и затянули его в омут прошлого.

«Если поденщица говорит правду…» — размышлял Чевиот, наклоняясь влево.

Он открыл дверцу, собираясь выйти из машины, но ударился головой; шляпа упала на пол.

Оторванный от своих мыслей, Чевиот нагнулся. Странно! Мягкая фетровая шляпа не могла произвести такого стука.

Что-то привлекло его внимание, и он посмотрел вперед. На месте обычного фонарного столба он увидел за пеленой тумана газовый фонарь, накрытый стеклянным колпаком, похожим на гробик.

Чевиот ничего не понял и даже не особенно удивился: многие районы Лондона до сих пор освещаются газом.

Он осторожно нагнулся, поднял свой головной убор за плотное изогнутое поле и полез наружу. Однако нога нащупала не обычную подножку автомобиля, а высокую ступеньку экипажа. По обе стороны экипажа висели медные масляные лампы. И хотя Чевиот ничего не видел в тусклом свете, нос его уловил запах конюшни.

Он ничего не сказал. Выражение его лица не изменилось. Он спрыгнул на землю — и его обдало брызгами грязи, толстым слоем покрывшей булыжную мостовую.

— Сколько с меня? — Чевиоту показалось, что голос его звучит громче обычного.

— Шиллинг, — буркнул кебмен.

Может, все дело было в предательской игре воображения, но Чевиота больше всего поразили ненависть и мстительность в низком голосе возницы.

— Шиллинг. Понятно, — механически повторил Чевиот. — Где я вас нанял?

Рядом злобно, с ненавистью щелкнул невидимый хлыст.

— На Юстон-роуд, да приказали везти на шотландское подворье, то бишь в Скотленд-Ярд. Ну, вот и приехали, Уайт-холл-Плейс, номер четыре, будь он неладен! — Снова щелкнул хлыст. — Стало быть, платите!

Чевиот оглядел головной убор, который держал в руке. Он напоминал современный цилиндр, только был выше и тяжелее; тускло поблескивал бобровый ворс. Чевиот осторожно дернул себя за волосы. С прической тоже творилось что-то неладное: ему показалось, что волосы стали гуще.

Суперинтендент сунул руку в карман брюк. Оказалось, что на нем длиннополый сюртук тонкого черного сукна и довольно тесные панталоны; он с трудом добрался до кармана и выудил оттуда горсть монет.

В газовом свете тускло блеснуло серебро. Увидев профиль на монетах, суперинтендент Чевиот застыл, точно громом пораженный.

Из темноты снова послышался хриплый голос невидимого кебмена.

— Фу-ты ну-ты, важная шишка! — с ненавистью проговорил он. — Небось подручный Бобби Пиля из этой… как ее… полиции, будь она неладна!

— Что такое?!

— Оглох, что ли? — еще больше взъярился кебмен. — Ишь, как вырядился, весь в пестром, точно попугай! Да вдобавок еще и зубы мне заговаривает. Небось цену хочешь сбавить? Не выйдет!

Чевиот поднял голову.

— А ну-ка тихо, — приказал он.

Когда-то одна женщина-репортер назвала внешность суперинтендента Чевиота из отдела убийств примечательной. Она написала: «У него довольно зловещие светло-серые глаза, хотя мне он показался довольно добродушным».

Разумеется, репортерша преувеличивала. И все же, увидев выражение лица своего пассажира, кебмен словно захлебнулся. Светло-серые глаза резко выделялись на впалом лице, казавшемся еще тоньше на фоне высокого остроконечного воротника и небрежно повязанного широкого черного атласного галстука.

«Да ну его!» — подумалось кучеру. Ему сразу расхотелось ругаться с «важной шишкой», у которой был такой угрожающий вид.

— Вот, возьми, — негромко сказал Чевиот и сунул кебмену два шиллинга, хотя тот даже не потрудился заранее спрыгнуть на землю и открыть перед пассажиром дверцу.

Если плата за проезд от Юстон-роуд всего шиллинг, то он дал грубияну непомерные чаевые. Кебмен жадно схватил монеты и взмахнул хлыстом. Кренясь на сторону и утопая в грязи, кеб покатил прочь и вскоре скрылся из вида. Странная ночь! Однако невидимый голос еще успел с ненавистью прокричать из темноты:

— Мусор! Шпион!

Джон Чевиот повернулся и зашагал налево. Над входом в кирпичный дом на углу горел свет. Очень неприятно было брести по холодной грязи, доходившей до щиколоток и противно чавкавшей под ногами.

Неужели все это происходит наяву?

Да нет, не может быть!

«Это старый Скотленд-Ярд, — подумал Чевиот. — Именно так он и должен выглядеть. Он находился в нескольких сотнях ярдов от того места, куда мне нужно попасть. И ничуть не изменился. Я вижу его собственными глазами; чувства и мозг меня не обманывают».

Вдруг им овладели ужас и отчаяние.

«Боже мой, неужели я не сплю? Неужели все происходит наяву?… Наверное, я перетрудился…»

Тогда-то он впервые и увидел ее…

Под самые окна дома номер четыре по Уайтхолл-Плейс подкатила черная лакированная коробка на четырех позолоченных колесах — закрытая карета, влекомая лоснящимися гнедыми лошадьми. Чевиот заметил карету не сразу — фонари, висевшие по обе ее стороны, почти погасли. И лишь когда кучер в цилиндре и красной ливрее спрыгнул на землю и подкрутил фитили, фонари загорелись ярко-желтым пламенем.

Дверца распахнулась, и взору суперинтендента предстала женская ножка; ее обладательница махнула рукой кучеру и посмотрела Чевиоту в лицо с расстояния всего десяти футов.

— Мистер Чевиот! — тихо позвала она. Голос у нее был негромкий и мелодичный. В некотором замешательстве дама опустила длинные ресницы и снова села.

Чевиот не сдвинулся с места.

Хуже не придумаешь! Он почти не успел разглядеть даму. Она показалась суперинтенденту знакомой, хотя он никогда раньше ее не видел. Явно не молоденькая девушка — ей лет тридцать, а может, и больше. Выглядит зрелой женщиной, что лишь добавляет ей обаяния.

На незнакомке было платье из белой парчи со светло-желтыми полосками; плечи и грудь обнажены, руки голые. Волосы ее, чистое золото, были разделены посередине пробором и уложены сзади венцом; лоб и уши открыты. Поразительно красивое лицо слегка нарумянено и напудрено. На губах ни следа помады; ротик маленький, однако губы полные и чувственные. Подбородок округлый. Поражали огромные глаза — темные и невинные, как у четырнадцатилетней девочки.

Однако невинной дама не являлась никоим образом.

Чевиот понял, что должен подойти к карете, однако ноги не слушались его. Краем глаза он подметил: кучер в цилиндре и красной ливрее взобрался на козлы, сел прямо, как палка, и уставился вдаль, словно намекая на то, что он ничего не слышит и не видит.