Джозефина Тэй - Поющие пески. Дело о похищении Бетти Кейн. Дитя времени
На книгу, которую принес Кэррэдайн, Грант поначалу взглянул без особого энтузиазма. Называлась она «Жизнь и царствование Ричарда III» и принадлежала перу некоего Джеймса Гэйрднера. Кэррэдайн уверял, что Грант найдет сей труд весьма стоящим. «Просто писк», — заверил он.
Поскольку любые сведения о Ричарде были для Гранта любопытны, он принялся листать книгу. Вскоре он понял, что означало бретоновское «просто писк». Доктор Гэйрднер упорно верил в то, что Ричард убийца, но поскольку был честным ученым, то не мог замалчивать факты. Правда, чтобы приспособить их к своей теории, Гэйрднеру пришлось изрядно повертеться. Такой акробатики Гранту давно не доводилось наблюдать.
Доктор Гэйрднер, не боясь обвинения в непоследовательности, признавал за Ричардом мудрость, отвагу, ум, обаяние, а также популярность и доверие, которыми он пользовался даже у поверженных им врагов; тут же, не переводя дыхания, автор сообщал, что Ричард распустил гнусные сплетни о собственной матери и умертвил двух беззащитных детей. Такова традиция, твердил достойный ученый муж и торжественно подписывался под этим. Ничего дурного и злобного в характере Ричарда, согласно Гэйрднеру, не было, и все же он расправился с невинными детьми… Даже враги доверяли его справедливости, полагались на его милосердие, однако он убил собственных племянников… Его честность была вне сомнений — и все же он убил ради собственной выгоды…
В качестве акробата доктор Гэйрднер был просто чудом, человеком без костей. Грант дивился, какой частью мозга думают историки, делая тот или иной вывод вопреки логике простых смертных. Нигде на страницах художественной или документальной литературы и, конечно, никогда в жизни он не встречал людей, хотя бы отдаленно напоминавших Ричарда в изображении Гэйрднера или Елизавету Вудвилл в изображении Олифанта.
Грант, конечно, понимал, что убийства, случается, совершают и вполне приличные люди. Но не такие убийства и не по таким причинам. Человек, которого изобразил Гэйрднер в «Жизни и царствовании Ричарда III», мог убить только в состоянии аффекта. Такой человек мог убить жену за неожиданно открывшуюся неверность. Убить компаньона, чьи тайные спекуляции разорили их фирму и оставили детей без средств к существованию. Лишь дикая вспышка страстей могла заставить его убить, но запланировать убийство заранее либо убить из низменных побуждений он не мог.
Нельзя сказать: поскольку Ричард обладал такими-то качествами, он не был способен на убийство. Но вполне можно утверждать: поскольку Ричард обладал этими качествами, он не был способен на такое убийство.
Убийство юных принцев было бы актом глупым, а Ричард был личностью одаренной. Это было бы низким убийством, а он был человеком большой честности. Это было бы бездушным убийством, а он славился своей добротой.
Можно пройтись по списку его признанных добродетелей и понять, что любая из них делала его участие в убийстве мальчиков маловероятным. Взятые же вместе, они практически исключали такую версию.
15
- Вы забыли спросить про одну личность, — сказал Кэррэдайн, врываясь в палату, словно весенний ветер, счастливый и радостный.
— Привет! Кого это я позабыл?
— Стиллингтона.
— А ведь правда! Достопочтенный епископ Батский!.. Если Генриху так не нравился «Титулус региус», как свидетельство правоты Ричарда и незаконнорожденности его собственной жены, ему еще больше должны были быть ненавистны стоявшие за ним люди. Что же произошло со стариной Стиллингтоном? Он тоже пал жертвой юридически оправданного убийства?
— Да. Старик не хотел играть.
— Играть? Во что?
— В любимую игру Генриха. Он вышел из нее. Либо он был стреляным воробьем, либо же таким наивным, что вообще не заметил ловушки. Я полагаю, что он был таким простаком, что никакой провокатор не мог его спровоцировать на что-нибудь серьезное. И Генрих обвинил его по мелочи, осудил и забыл освободить. Стиллингтон так и не вернулся домой…
— Что-то вы сегодня разошлись. Садитесь и успокойтесь. Неужели нам, наконец, повезло? Или я ошибаюсь?
— Повезло — не то слово! Случилось нечто прекрасное, невообразимо прекрасное!..
— Нашли тот разрыв в цепи, который мы искали?
— Да, нашел, но он случился позже, чем мы думали. В первые месяцы все шло своим чередом, как и можно было предполагать. Генрих одержал верх, ни словом не упоминая о мальчиках, обустроился и женился на их сестре. Парламентским актом превратил сторонников Ричарда в изменников, подтасовав всего только одну дату. Это принесло ему кучу конфискованных поместий. Между прочим, кройландский монах был совершенно возмущен этим деянием Генриха. «Боже, — писал он, — на кого опереться королю в день битвы, если его сторонников в случае поражения могут лишить жизни, состояния и наследственных прав?!.»
— Генрих не полагался на своих соотечественников.
— Да. Он понимал, что англичане раньше или позже докопаются до истины. Однако в начале правления Генриха все шло именно так, как и можно было бы предположить. Он одержал победу в августе 1485 года и женился на Елизавете в январе следующего года. Первый ребенок родился у Елизаветы в сентябре 1486 года в Винчестере, и при родах и крещении присутствовала ее мать. Затем осенью она вернулась в Лондон — я имею в виду вдовствующую королеву. А в феврале — примечаете — ее до конца дней заточили в монастырь.
— Елизавету Вудвилл?! — воскликнул Грант, пораженный услышанным. Такого он ожидал меньше всего.
— Да. Елизавету Вудвилл. Мать принцев и жены самого Генриха.
— А вдруг она отправилась в монастырь добровольно? — спросил Грант после некоторого раздумья. — Не столь уж необычный поступок для знатных дам, утомленных придворной жизнью. Знаете, жизнь в монастыре не была такой уж тяжелой. Для богатых по крайней мере…
— Генрих отнял все, чем она владела, и сослал ее в монастырь в Бермондси. Это, кстати, вызвало тогда немалую шумиху.
— И неудивительно. Кстати, как он это объяснил?
— Тем, что она благоволила Ричарду.
— Вы это серьезно?
— Вполне.
— Это официальное объяснение?
— Нет. Такова версия любимого летописца Генриха.
— Полидора Вергилия?
— Да. В указе Совета, который приговорил ее к заточению, говорилось: «По различным причинам».
— Вы цитируете? — не веря своим ушам, спросил Грант.
— Да, слово в слово. Так и сказано: «По различным причинам».
На мгновение Грант опешил.
— М-да, он был не мастак выносить вердикты. Я бы на его месте придумал полдюжины куда почище.
— Либо он не желал напрягаться, либо считал, что вокруг только доверчивые идиоты. Обратите внимание, доброе отношение Елизаветы к Ричарду не тревожило его все восемнадцать месяцев с тех пор, как он занял трон. Видно, до поры до времени все шло гладко. Он даже делал ей подарки — поместья и все такое прочее.
— Но какова была истинная причина? Ваши предположения?
— Я подметил маленькую деталь, которая может вам кое-что подсказать. Меня лично она натолкнула на одну идею.
— Говорите.
— В июне того года…
— Которого?
— 1486, первого года замужества Елизаветы. В январе она вышла замуж за Генриха и в сентябре родила принца Артура, а ее мать суетилась вокруг нее.
— Ну и что?
— В июне того же года сэр Джеймс Тиррел получил общее прощение. А точнее, 16 июня.
— Но в то время это ничего не значило, скажу я вам. Довольно обычная процедура. Особенно по завершении службы. Или при назначении на новую должность.
— Знаю. В первом прощении не было ничего удивительного.
— В первом прощении? А что — было и второе?
— Да. Второе прощение сэра Джеймса последовало ровно через месяц после первого. А точнее, 16 июля 1486 года.
— Так, так… Это и впрямь удивительно.
— Во всяком случае, весьма необычно. Я спрашивал у одного старичка историка — он обычно сидит рядом со мной в библиотеке Британского музея и всегда готов помочь — так вот, он говорит, что ему никогда не встречалось такое двойное прощение. Очень удивился, когда я показал ему записи о двух прощениях в «Воспоминаниях о Генрихе VII».
— 16 июня Тиррел получил прощение, — задумчиво произнес Грант. — 16 июля он получает повторное прощение. В ноябре или около того мать мальчиков возвращается в город. А в феврале ее приговаривают к пожизненному заключению.
— Это наводит вас на размышления?
— Конечно.
— Вы думаете, что виновником тому был Тиррел?
— Возможно. Не правда ли, весьма примечательно, что стоит нам обнаружить нарушение нормального хода событий, как Тиррел — тут как тут. Причем с очередной необъяснимой переменой в судьбе. Когда возникли слухи об исчезновении мальчиков? Я имею в виду — когда об этом заговорили в открытую?
