Джозефина Тэй - Поющие пески. Дело о похищении Бетти Кейн. Дитя времени

— Вы шутите!

— Нисколько. Ирландия являлась центром притяжения всех сил, сохранивших верность Йоркам. Йорки были там весьма популярны, и получить оттуда приглашение было равносильно смертному приговору. Хотя я не могу представить себе, почему Генрих так опасался юного Джона.

— Его права на трон были все же законнее, чем у Генриха, — усмехнулся Грант. — Он являлся хоть и незаконнорожденным, но единственным сыном короля, в то время как Генрих был правнуком незаконнорожденного сына младшего сына короля.

На некоторое время в палате воцарилось молчание. Затем в тишине послышался вздох Кэррэдайна.

— О чем вы?

— О том же, что и вы.

— Это были узаконенные убийства, — произнес Грант. — Убийства под прикрытием закона. А вот двум детям серьезное обвинение не предъявишь.

— Да, вы правы, — согласился Кэррэдайн, наблюдая за воробьем на подоконнике. — Следовало найти какой-либо иной путь. В конце концов дети являлись весьма важными фигурами.

— Я бы сказал — ключевыми.

— С чего мы начнем?

— С того же, с чего начинали, рассматривая наследников Ричарда. Надо узнать, где находились все замешанные лица в первые месяцы царствования Генриха и чем они занимались. Ну, хотя бы в первый год его правления. Где-то нормальный ход событий должен будет нарушиться, так же, как это случилось при подготовке коронации юного наследника.

— Совершенно верно.

— Вам удалось что-нибудь разузнать про Тиррела? Кем он был?

— Удалось. Он был вовсе не тем, за кого я его принимал. Он представлялся мне каким-нибудь прихлебателем. А вам?

— И мне тоже. А разве не так?

— Нет. Он был важной персоной. Сэр Джеймс Тиррел Гиппингский. Состоял в различных… комитетах, если можно так выразиться, при Эдуарде IV. А при осаде Бервика был удостоен звания «рыцаря-знаменосца», не знаю, правда, что оно значит. И при Ричарде он вполне благоденствовал, хотя я нигде не нашел сведений, принимал ли он участие в битве при Босворте или нет. Туда многие подоспели слишком поздно, так что я не думаю, чтобы это имело какое-либо значение. Во всяком случае, придворным угодникам, как я считал, он не был.

— Интересно. А как ему жилось при Генрихе VII?

— А вот это и в самом деле интересно. Для столь верного и удачливого слуги Йорков он неожиданно стал процветать и при Генрихе. Генрих назначил его комендантом замка Гисне, что в английских владениях во Франции. Затем его отправили послом в Рим. Он входил в состав комиссии, готовившей Этапльский договор. Генрих даровал ему пожизненную ренту с некоторых земель в Уэльсе, но потом сменил на равноценные доходы в графстве Гисне — не могу понять, почему…

— А я могу, — сказал Грант. — Не обратили ли вы внимание, что все почести и поручения, которыми его удостаивали, были вне Англии? Даже рента с земельных доходов?

— Ну и что? Что вы хотите этим сказать?

— Пока что ничего… Может быть, он просто считал, что для его бронхита климат Гисне лучше подходит. Вообще-то, когда начинаешь знакомиться с событиями тех лет, видишь, что любое из них может трактоваться по-разному. Как шекспировские пьесы, они могут вызывать бесконечные интерпретации. И долго продолжался этот «медовый месяц» Тиррела с Генрихом VII?

— О, довольно долго. Все шло отлично до 1502 года.

— А что случилось в 1502 году?

— Генрих прослышал, будто Тиррел готовился помочь одному из йоркских арестантов в Тауэре бежать в Германию. Тогда он отправил весь гарнизон Кале осадить замок Гисне. Это показалось ему недостаточным, поэтому он послал еще и своего лорда хранителя печати… — вы знаете, что это значит?..

Грант кивнул.

— Отправил своего лорда хранителя печати (что за звание вы, англичане, придумали), чтобы тот предложил Тиррелу, гарантируя ему безопасность, подняться на борт корабля в Кале для беседы с канцлером казначейства.

— Что вы говорите?!

— Представьте себе! Ну, и Тиррел оказался в подземелье Тауэра и был обезглавлен «в большой спешке и без суда» 6 мая 1502 года.

— Ну, а что известно о его пресловутом признании в убийстве принцев?

— Такого не было.

— Что?!

— Не смотрите на меня так. Я тут ни при чем.

— Но я думал, что он признался в убийстве!

— Да, судя по различным источникам. Но в них только упоминается самый факт признания, и все… Самого признания, понимаете, его протокола — нет! И, видимо, не было.

— Вы хотите сказать, что Генрих ничего не обнародовал?

— Ни единого слова. Его придворный летописец, Полидор Вергилий, сочинил рассказик о том, как убили принцев. Уже после казни Тиррела.

— Но если Тиррел признался, что умертвил мальчиков по наущению Ричарда, почему же он не был публично казнен за это преступление?

— Представления не имею.

— Позвольте мне внести ясность. О признании Тиррела до его казни ничего не было известно. Тиррел якобы признался в том, что давным-давно, в 1483 году, почти двадцать лет назад, он примчался в Лондон из Уорика, взял ключи от Тауэра у его коменданта — забыл его имя…

— Брэкенбери. Сэр Роберт Брэкенбери.

— На одну ночь получил ключи от Тауэра у сэра Роберта Брэкенбери, умертвил мальчиков, отдал ключи и вернулся к Ричарду. Такое признание должно было, видимо, положить конец нашумевшей загадке двадцатилетней давности, но почему-то с Тиррелом ничего не делают публично.

— Вот именно, ничего.

— Н-да, мне бы было неловко передавать в суд такое сырое дело.

— Мне тоже неловко все это видеть. Самая несусветная чушь, какую я только видел.

— Они хотя бы допросили Брэкенбери, чтобы он подтвердил факт передачи ключей?

— Брэкенбери погиб при Босворте.

— Значит, и он умер весьма кстати. — Грант задумался. — А знаете, если Брэкенбери погиб при Босворте, то появилась еще одна маленькая улика в нашу пользу.

— Что за улика?

— Если, конечно, все случилось именно так. Я хочу сказать, если по приказанию Ричарда ключи были отданы на одну ночь, тогда многие служители Тауэра должны были знать об этом. Просто непостижимо, что хотя бы один из них не донес об этом Генриху, когда тот захватил Тауэр. Особенно если мальчики исчезли. Брэкенбери погиб. Ричард погиб. Тот, кто завладел Тауэром, должен был представить мальчиков народу. Либо заявить: «Комендант однажды ночью отдал ключи, и с тех пор принцев никто не видел». Требовалось во что бы то ни стало найти человека, получившего тогда ключи. Он был бы уликой номер один в деле против Ричарда, и такая улика стала бы козырным тузом Генриха.

— К тому же Тиррел был хорошо известен в Тауэре, и его бы безусловно узнали. В небольшом Лондоне того времени он был приметной особой.

— Да. Будь эта история правдой, Тиррела открыто судили бы за убийство мальчиков и казнили бы еще в 1485 году, защитить его было некому. — Грант потянулся за сигаретами. — Мы же знаем, что Генрих казнил Тиррела лишь в 1502 году и возвестил через своих летописцев, будто Тиррел признался, что двадцатью годами раньше умертвил принцев.

— Совершенно верно.

— И он никак не объяснил, почему Тиррела не судили за это зверское деяние в свое время.

— Да, вы правы. Генрих крался бочком, как краб. Он никогда не шел к цели прямо, даже к убийству. Генриху требовалось представить его чем-то иным. Он годами ждал любого мало-мальски законного оправдания, чтобы закамуфлировать убийство. Знаете ли вы, что Генрих сделал в первую очередь, став королем?

— Нет.

— Казнил тех, кто при Босворте сражался за Ричарда, обвинив их в измене. И знаете, как он умудрился обосновать это юридически? Объявив задним числом дату своего вступления на престол за день до битвы! Человек, который мог придумать такое, способен на все. Но он недолго торжествовал, — прибавил Кэррэдайн с саркастической усмешкой и взял сигарету, предложенную Грантом. — Отнюдь. Англичане, да помилуй их Бог, помешали ему.

— Каким образом?

— Вежливо, типично по-английски, преподнесли ему акт парламента. В нем говорилось, что за верную службу законному суверену, каковым Ричард оставался до самой смерти, никого нельзя ни обвинить в измене, ни заключить под стражу. Тот же акт не позволял конфисковывать их имущество. Генрих был вынужден подчиниться. Чисто английская безжалостная вежливость. Никаких тебе уличных демонстраций или швыряния камней из-за того, что им не по душе пришелся его обман. Просто вежливый убедительный парламентский акт, который Генрих был вынужден проглотить. Бьюсь об заклад, он кипел от ярости…

Когда Кэррэдайн ушел, Грант улегся под одеяло и принялся курить одну сигарету за другой, размышляя о йоркистских наследниках, которые процветали при Ричарде III и нашли свой конец при Генрихе VII.

Кое-кто из рода Йорков, возможно, «сам напросился». Но другие… Удивительное совпадение: все, кто стоял между троном и Тюдорами, исчезали — весьма кстати для последних.