Адива Гефен - Алмазная пыль
— Почему Нана[17]?
— А почему бы и нет?
Я успокоилась. Всё будет хорошо. Они славные ребята. Люди с чувством юмора не могут быть злыми или глупыми.
— Что я могу для вас сделать, капитан Шамир Нана и Джейми Раанана?
— Ответить на пару вопросов, касающихся трупа, — только и всего, — ответил Раанана. — Вы когда-нибудь видели эту женщину?
— Нет.
— Может быть, похожую на нее женщину, — здесь или в любом другом месте?
— Нет
— Не было ли случая, что вы приехали навестить дедушку, а она как раз выходила? — спросил Шамир. Раанана вышел на веранду.
Опять всё сначала?
— Мы уже сказали полицейским. Я никогда не видела ее! Ни я, ни дедушка и уж конечно не Якоб! Впрочем, если вы его попросите, он признается, что встречался с Индирой Ганди.
— Понятно. Но оставим пока остальных… Они сами будут давать показания. Как вы думаете, что могло здесь понадобиться такой женщине?
— Понятия не имею. Может, она действительно проститутка, и какому-нибудь нервному клиенту не понравилось, как она делает минет?..
Он покраснел. Тоже неплохо…
— Мы проверяем версию о проститутке. А он? — Шамир вперился в спящего Якоба взглядом охотника на крокодилов. — Он случайно не рассказывал вам, что он видел?
— Ничего.
— Он наверняка что-нибудь видел или слышал.
— Вы сказали, что он сам будет давать показания, не так ли? Я думаю, что он ничего не знает. Разве вы не видите? Он не очень хорошо понимает, что вокруг него творится.
— Можно узнать, почему эти двое живут на свалке?
В своем отчете он, конечно же, напишет: «Я встретился с двумя стариками, выброшенными на обочину общества, о которых семья позабыла».
— По собственному желанию, — поторопилась я объяснить. — Дедушка предпочитает жить рядом с лабораторией. А Якоб… — я замялась. Трудно объяснить, что значит Якоб для дедушки. — Якоб здесь вроде охранника. Он наш близкий… Ну, вроде родственника…
— Охранник? — Шамир бросил взгляд на времянку.
— Познакомьтесь с ним и решайте сами. Вы уже знаете, кто эта женщина?
— Нет, но скоро узнаем. Нам кажется, что она приехала сюда на машине. Возможно, на такси. Может быть, кто-то ее подвез. Мы нашли отпечатки шин у западных ворот. При ней нет никаких документов… Скажите, здесь можно курить?
— Только если угостите меня тоже!
Он протянул мне сигареты и галантно поднес зажигалку. Союз отверженных. В наше суровое постникотиновое время курящий — враг народа. Разрушитель здоровья. Экологический террорист. Ну и пусть! Всё это стоит пяти минут краденного счастья! Мы стояли на веранде и курили. Даже при недостаточном росте Шамир был симпатичным и знающим себе цену мужчиной. Не из тех, кого валит с ног пятая кружка пива. Если бы мы с ним столкнулись в тель-авивском баре, вечер мог бы иметь продолжение, где рост значения не имеет.
— Почему твой дедушка сам не позвонил? — Голос Шамира вернул меня в мини-драму, разыгрывающуюся в дедушкином дворе.
— Он боялся вас. Ему восемьдесят пять лет, капитан!
— Боится тот, у кого есть причина бояться. У дедушки есть причина?
— Да.
Шамир бросил окурок и придавил его каблуком:
— Я слушаю.
— Он, — указала я на спящего Газету. — Вот кто его пугает. Дедушка боится, что кто-нибудь может подумать, будто его нужно отправить в сумасшедший дом. Дедушка всю жизнь его бережет.
— Думаете, он в чем-то замешан?
— Кто? Дедушка?! Он замешан только в своих порошках.
— Порошки? — Глаза сыщика взволнованно заблестели. Дедушка с порошками… Звучит весьма пикантно!
— Алмазные порошки, — сказала я. Его глаза изумленно распахнулись. К этому я тоже привыкла.
— Это совсем не так увлекательно, как кажется, — поспешила я погасить нарастающее волнение капитана Шамира. — Речь идет о сероватой пудре, сделанной из остатков алмазов. Это такое сырье для промышленности, которую дедушка сам изобрел.
Он задумчиво жевал кончик авторучки, разочарованно глядя на меня.
— Как вы думаете, почему они перенесли тело в домик?
Он продолжал жевать авторучку. Уловка детективов — предоставляют подозреваемым самим описывать место преступления, путаться и вилять, пока не проговорятся. Знаю я их фокусы из «Закона и порядка»!
— Вы у меня спрашиваете?
— Совершенно верно.
— Почему бы вам не спросить у них?
— Потому. И я жду ответа, а не уверток. — Его тон стал очень серьезным. — Что, по-вашему, произошло здесь сегодня ночью?
— Понятия не имею. Я не сыщик. Я просто гражданка, которая вас вызвала.
Он что-то записал в блокноте и огорченно посмотрел на меня.
— Понятно. Просто гражданка. Расскажите мне об этом дедушкином друге.
— Он славный. Он не из тех, кто может убить, — он даже на муравьев старается не наступать.
— И все же, что заставило его перетащить тело и охранять его?
— Он не совсем вменяем. Он думал, что это труп немецкой шпионки. — Я широко зевнула. Надоели мне эти вопросы! — Послушайте, детектив, я смертельно устала. И старики тоже. Может, мы потом обо всем поговорим? Вы видите, с кем имеете дело — не слишком-то похоже на серийных убийц.
На веранде возник Джейми Раанана.
— Пойдем со мной, — позвал он Шамира, и оба поспешили во двор.
Я вошла в кабинет с пустой чашкой в руке. Поставила ее на массивный письменный стол. Дедушка в парадном костюме всё еще сидел за столом, слушая радио. Дикторша мягким голосом заверила, что сразу после новостей будут передавать музыку.
— С кем ты там разговаривала? — спросил дедушка.
— С каким-то сыщиком.
Дедушка внимательно на меня посмотрел. В его глазах был страх.
— Что ему известно?
— Они проверяют… Им уже известно, что вы перенесли тело, и они захотят узнать почему.
— Что ты ему сказала?
— Ничего. Они сначала попробуют установить, кто эта женщина, найти орудие убийства, причину смерти, в котором часу она умерла — всю эту чепуху, которую ищут в фильмах… Потом они спросят, действительно ли ты с ней не знаком, и ты скажешь им всё, что захочешь. Но мне, своей Габи, скажи сейчас. Ты ее знаешь? Деда, пожалуйста, не отвечай сразу, сначала подумай.
Дедушка покраснел от злости.
— Гут, гут, — сказал он. — Найн, найн, нет, алзо, пошел спать, старики — они такие, быстро устают. Скажи этим двоим из полиции — дедушка спит. Всё.
Он чего-то боялся.
— Хорошо, дедушка. Иди спать. Что делать с Газетой?
— Его зовут Якоб! Сколько раз тебе говорить?! Якоб Роткопф! Сколько можно тебя просить — немного уважения, Габи, немного уважения. Кто не уважает других, того тоже не уважают! — Дедушка стукнул кулаком по столу, и моя чашка подпрыгнула.
— Я не хотела тебя рассердить. Но если ты идешь наверх спать, захвати с собой своего друга, господина Якоба Роткопфа, который спит здесь как ребенок, иначе придет какой-нибудь гениальный сыщик, разбудит его и услышит от твоего господина Роткопфа, что ты — шведский шпион, собирающийся взорвать здание ООН.
Дедушка Макс посмотрел на меня синими глазами. В них промелькнула буря гнева, превращающая глубокую синеву в темный уголь. Папа говорит, что у меня глаза точь-в-точь, как у дедушки и ведут себя так же. Дед глубоко вздохнул и, ни слова не говоря, склонился над свернувшимся в кресле Якобом, схватил его в охапку и на глазах изумленных Джейми и Шамира, стоящих на пороге, вышел с ним из комнаты и стал подниматься по лестнице на второй этаж.
— Помощь не требуется? — спросил Джейми. Я отрицательно помахала рукой. Не нуждаемся ни в какой помощи. Я поднялась вслед за дедушкой, вошла в спальню и посмотрела на него.
— С тобой всё в порядке?
Дедушка не ответил. Он показал на свое ухо, давая понять, что уже отключил слуховой аппарат, и потому любое мое слово будет лишним, повернулся ко мне спиной и вышел.
На стуле висел его синий пиджак — выходной пиджак, который бабушка чистила щеткой перед каждым парадным выходом. Нимало не колеблясь, я пошарила в карманах. В правом кармане нашла сложенную кипу, которую он держит для похорон. В левом — клочок бумаги. Чек из такси на сумму восемьдесят семь шекелей, датированный вчерашним числом, время — пять часов вечера. Дедушка не ездит на такси. С тех пор, как папа запретил ему водить машину, он договорился с Иеошуа Тирошем, который возит его в случае необходимости, — он даже стал другом семьи. Странно. Почему он поехал на такси? Я продолжила поиски. Во внутреннем кармане нашлось еще кое-что. Мятый белый конверт. В нем лежала фотография картины, на которой были три девушки в обтягивающих брюках и сине-белых тельняшках с белыми матросскими воротниками. Девушки стояли, обнявшись, на цветастом ковре — спокойные и раскованные. Снимок был покрыт пятнами и измят. Лиц девушек было не разобрать. Внизу была размытая подпись и число — октябрь 1910. Кто-то от руки приписал название: «Три девушки в матросских костюмах».
