Энтони Беркли - Отравление в Уичфорде
— Но вы меня поразили! Вы превращаете в прах мои самые заветные иллюзии. Так вы, значит, пишете не для того, чтобы ощущать радость творчества?
— Увы, миссис Пьюрфой, от вас, как видно, ничего не утаишь. Нет, я пишу не для этого. Я пишу, чтобы заработать на жизнь. Возможно, есть среди пас такие, кто пишет именно из высших творческих импульсов (кое-какие слухи о них до меня доходили), но поверьте — это очень редкие и экзотические птички.
— Ну что ж, вы, во всяком случае, откровенны, улыбнулась миссис Пьюрфой.
— Молли, у Роджера есть конек, — ввернул Алек, он очень любит плести словеса, но к писательству это не имеет никакого отношения.
— В чем же суть этого увлечения, Алек?
— Ты это узнаешь еще до того, как кончится обед, загадочно намекнул Алек.
— Он хочет сказать, что я не позволю ему всецело завладевать беседой, миссис Пьюрфой.
Миссис Пьюрфой взглянула на одного собеседника, йотом на другого.
— Наверное, я тупа, потому что ничего не понимаю.
— Наверное, Алек хочет сказать, что я слишком многолословен и все время болтаю, — объяснил Роджер.
— О, и это все? Но я буду очень рада. Люблю послушать того, кто умеет говорить.
— Слышал, Алек? — ухмыльнулся Роджер. — Наконец-то меня оцепили по заслугам.
На этом месте разговор был прерван появлением темноволосой, короткостриженной девицы в бледно-зеленом вечернем платье.
— Моя старшая дочь, — с материнской гордостью возвестила миссис Пьюрфой. — Шейла, дорогая, это мистер Шерингэме.
— Как по-ожива-аете? — протяжно осведомилась темноволосая, стриженая девица. — Вы и есть великий Роджер Шерингэме? Прочла некоторые ваши книжки. Превосходно. Привет, Алек, старый хрыч. Обед уже готов, мам?
— Через десять минут сядем за стол, дорогая. Мы ждем отца.
— А надо ожидать его стоя? Что, если мы подождем его сидя? — И девица устало плюхнулась в самое большое кресло.
Алек сел рядом, и они сразу же начали обсуждать матч между командами "Джентльмены" и "Игроки". Роджер опустился возле хозяйки на кушетку в стиле "честерфилд".
— Алек не говорил, что у вас есть дочь, миссис Пьюрфой, — заметил он.
— Не говорил? А у меня их две и сын, но мальчик и вторая дочка сейчас в отъезде.
— Вы не ошибаетесь, нет? — спросил Роджер вкрадчиво. — Эта леди, которая сейчас втолковывает Алеку, что он ничего не смыслит в крикете, действительно ваша дочь?
— Безусловно, мистер Шерингэме, а что?
— О, ничего. Я просто подумал, не ошиблись ли вы в узах родства? Я бы сказал, что вы дочь, а она — мать.
Миссис Пьюрфой рассмеялась.
— Да, Шейла немного мудрено себя ведет, все время демонстрирует, какая она современная, но знаете, это лишь поза. И друзья у нее такие же. Хотя сегодня она несколько перебарщивает, очевидно специально в честь вашего визита. Изо всех сил делает вид, будто авторитетов для нес не существует. Боюсь, она ужасно стереотипна, как вся теперешняя молодежь.
— Современная девица, смотри vide passim[2] воскресные газеты. Но поскребите ее — и под внешним покровом найдете самую обыкновенную особу, какими они были всегда, несмотря на то, что сейчас они пудрятся.
— Прекрасная мысль, — улыбнулась миссис Пьюрфой, но если вам интересен тип современной девушки, "поскребите" как следует Шейлу, мистер Шерингэме, ей это только на пользу. Ну разве я не бесчеловечная мать? Но, честное слово, у меня иногда руки чешутся, чтобы как следует и очень старомодно отшлепать ее! А заодно и большинство ее заносчивых друзей!
— Вы совершенно правы! — рассмеялся Роджер. — Это единственный способ в таких случаях. Надо принять соответственный закон и в каждом городе учредить должность официального шлепальщика, а чтобы он справился, положить жалованье, возрастающее в зависимости от числа отшлепанных: чем больше — тем выше (я не шучу). И посадите их на строгий рацион: по одной губной помаде в месяц, по унции пудры на этот же срок, двадцать сигарет в неделю и лишь по четыре "к черту" в день — вот тогда мы смогли бы… А, вот и ваш муж!
В противоположность жене мистер Пьюрфой был высок и неимоверно тощ, лицо имел хмурое, но иногда во взгляде его проблескивала неожиданная юмористическая искорка. Вид у него был усталый, но он довольно тепло пожал руку Роджеру.
— Очень сожалею, что заставил вас так долго ждать но сегодня было чудовищно много операций, и так бывает всегда, когда мне хочется уйти пораньше.
— У вас сейчас очень много работы? — осведомился Роджер.
— Очень. Наступила осень, а это для нас, врачей, означает большую занятость. Ну так что ж, приступим к обеду? Молли, ты, надеюсь, не хочешь, чтобы мы направились в столовую попарно?
— Ну конечно нет, дорогой. У нас же не торжественный обед. Шейла, милая, ты не покажешь дорогу мистеру Шерингэма?
И небольшое общество без всяких церемоний перешло в столовую и расселось по местам. Пока горничная была в комнате, разговор касался будничных тем, но уже очень скоро все обратились к тому, что больше всего занимало сейчас умы.
— Итак, мистер Шерингэме, — спросила Шейла, — что вы думаете о нашем потрясающем событии?
— Вы, конечно, имеете в виду дело Бентли? — поинтересовался севший рядом Роджер. — Думаю, это довольно примечательное дельце.
— И это все, что вы можете сказать? А я-то думала, что у вас составилось более оригинальное суждение но этому поводу.
— Знаете, у меня возникают самые стереотипные суждения, когда речь идет об убийствах. И так было всегда, даже в детстве. А вы что думаете об этом?
— Да ничего. Нет! Я думаю, что эта женщина, Бентли, не виновата.
— О, неужели?! — воскликнул искренне удивленный Роджер.
— Шейла, дорогая! — вмешалась миссис Пьюрфой. — Почему же ты так думаешь?
— Да не пугайся ты, мам. Я просто хотела высказаться пооригинальнее.
— Понимаю, — заметил довольно разочарованно Роджер. — Это камешек в мой огород, а?
— Ну, я бы удивилась, если бы оказалось, что она действительно не виновата, — высокомерно возразила Шейла, — тем более что все без исключения считают ее преступницей.
— В силу общепринятости мнений, вы хотите сказать? Но если виноват кто-то другой, то он очень хитро все подстроил.
— Ничего не знаю насчет общепринятости мнений, но это же факт, что люди всю жизнь заблуждаются, чего бы это ни касалось. Большинство думает, что она виновата. Значит, она невиновна. Двинь мне соус, Алек, спа!..
— Любопытный аргумент защиты, — серьезно заметил Роджер. — Вы согласны, мистер Пьюрфой?
— Что она невиновна? Нет, боюсь, не могу согласиться с этим. И хотел бы, да не вижу для этого пи малейшего основания.
— Ну, значит, она действительно не виновата, теперь я совершенно в этом убедилась, — негромко пробормотала девица.
— Шейла, Шейла! — воскликнула мать.
— Извини, мам, но ты же прекрасно знаешь: пана всю жизнь попадает пальцем в небо. А это доказывает, что я права, и, наверное, я о том напишу защитнику этой женщины.
— Вот видите, как с нами, родителями, обращается современная молодежь, улыбнулся доктор Пьюрфой.
— Шейла, — вдруг взорвался Алек, — наверное, после обеда я накостыляю тебе по шее, как в детстве.
— Ну к чему такое зверское обращение? — возразила мисс Пьюрфой.
— Потому что ты его заслужила.
— Благодарю тебя, Алек, — с чувством сказал доктор Пьюрфой. — Ты смелый мужчина. Хотел бы я обладать твоим мужеством.
— Вот это мне правится, папа, — негодующе заявила дочь, — ведь только на прошлой неделе ты испортил мое лучшее вечернее платье.
Однако Роджер не позволил разговору углубиться в лабиринт шутливых семейных перебранок.
— А вы знакомы с семейством Бентли или с людьми, имеющими отношение к событию? — спросил он Шейлу.
— С Бентли незнакома. Немного знаю Сондерсон и определенно встречалась с Алленом. Разумеется, знаю врачей, Джеймса и Питерса.
— Вы знакомы с миссис Сондерсон? Правда? — с любопытством переспросил Роджер. — Что собой представляет эта женщина?
— Противная лицемерка, — выпалила мисс Пьюрфой.
— Шейла! — запротестовала мать.
— Но, мама, ты и сама это прекрасно знаешь, так к чему умолчания? Правда, папа?
— Если сведения, которыми я располагаю, верны, то ты еще очень мягко выразилась, — с абсолютно серьезным видом констатировал доктор Пьюрфой.
— Я уже кое-что вычитал из газетных публикаций, задумчиво продолжал Роджер, — но что именно вы подразумевали под словом "лицемерка", мисс Пьюрфой?
— Да вы только вдумайтесь в ее поступки! Уже этого вполне достаточно, разве нет? Да, у нее нет мужа, который мог бы научить ее, как вести себя в приличном обществе (она уже вдова, как вы знаете), но есть вещи, которые просто не полагается делать. Ведь, в конце концов, все полагали, что она дружит с супругами Бентли, но она поступила как двуличная бестия. Она душу прозакладывает дьяволу, чтобы только о пей говорили в обществе. И сейчас она просто на седьмом небе от радости. Я бы ничуть не удивилась, если бы вдруг все узнали, что это она отравила Бентли и только для того, чтобы ее имя попало в газеты. Вот такой она цветочек полевой!