Энтони Беркли - Убийство на верхнем этаже
Он решил перенять ее же прямолинейность.
— Знаете, мисс Барнетт, а вы напрасно пошли в секретарши.
Она выключила пылесос, чтобы ответить.
— Почему?
— Вы так виртуозно управляетесь с этой машиной!
— То есть лучше бы мне пойти в уборщицы?
— Возможно, — рассмеялся Роджер. — Но я не это хотел сказать. Просто вы выглядите как человек, созданный для жизни на свежем воздухе, а не в конторе.
— По образованию я учительница физкультуры и работала в… — Она назвала очень известную женскую школу.
— И расстались с этой профессией ради пишущей машинки?
Она кивнула:
— Платили отвратительно, а кроме того, я терпеть не могу дисциплины.
— В каком смысле: подчиняться дисциплине или насаждать ее?
— И в том, и в другом, — без улыбки ответила мисс Барнетт. — Поэтому я прошла курс стенографии и машинописи и сейчас жалею об этом.
— Почему?
— Не могу найти работу. Поэтому-то у меня и есть время на уборку этой дыры неописуемой.
— Послушайте… У меня есть кое-какая работа для секретарши. Если вы…
— Благодарю вас. В благотворительности пока не нуждаюсь, — твердо заявила мисс Барнетт. — И поскольку вы так явно интересуетесь состоянием моих дел, могу сразу сказать, что у меня вполне приличный доход, чтобы жить по-людски. Впрочем, вы наверняка это уже выяснили. Мой отец, знаете ли, спустил не все. Между прочим, следует ли считать нашу беседу официальной?
— Не следует. Боюсь, что вы неверно меня поняли. Я сказал, что приехал из Скотленд-Ярда, и это действительно так, но я там не служу. Меня зовут Роджер Шерингэм. Я писатель. Предложение остается в силе. Мне и вправду нужна секретарша. И если вам, в свою очередь, нужна работа, то вот она перед вами.
— Роджер Шерингэм? Я читала ваши книги. Однако ваше решение довольно внезапно, вы не находите?
— Там, где дело касается человеческих характеров, моя профессия требует быстрых решений, — самоуверенно заявил Роджер. — Но на самом деле к этому решению меня подвигла ваша ловкость в обращении с пылесосом.
— Что ж, мистер Шерингэм, если ваше предложение серьезно, я приму его. Сколько вы намерены мне платить?
Роджер смешался. На ум пришла сумма, смутно и подсознательно связанная с образом кабинета и пишущей машинки.
— Сорок пять шиллингов в неделю.
— Этого недостаточно, — мгновенно отреагировала девушка. — Вам требуется секретарша или машинистка-стенографистка?
— Ну, я полагаю, что секретарша, — неуверенно произнес Роджер, представления не имеющий, в чем, собственно, разница.
— Значит, вы должны предложить мне оклад, приличный для секретарши, — строго объяснила мисс Барнетт.
— И какой оклад приличный для секретарши? — робко осведомился Роджер.
— Меньше чем за три гинеи в неделю я ваше предложение принять не могу.
— В таком случае три гинеи.[3]
— Прекрасно. В девять утра в следующий понедельник я приступлю к работе. Будьте любезны сообщить мне ваш адрес. Благодарю вас, мистер Шерингэм, — произнесла она, записав адрес, тоном «я-вас-не-задерживаю» и снова включила пылесос.
Роджер вышел в коридор в состоянии полного изумления. «Зачем, во имя всего святого, — спрашивал он себя, — зачем я это сделал? Мне ведь ну совершенно не нужна секретарша! И даже если б была нужна, никогда в жизни я не взял бы ЕЕ! „Оклад, который приличен!..“ Я, черт возьми, не хочу приличную секретаршу! Если б я хотел, то именно неприличную, то есть такую, за которой можно приволокнуться. Великий писатель в минуты отдохновения и все такое… Но кому в голову может прийти ухлестывать за мисс Стеллой Барнетт? Уж скорее за стулом. И все-таки это странно, потому что она, безусловно, хороша: ореховые глаза, решительный подбородок хорошей формы, твердый, но ничуть не тяжелый, цвет лица прекрасный, волосы густые и мягкие. Да, несомненно хороша. Но привлекательности — ни на грош. Встречал ли я когда-нибудь хорошенькую женщину, которая не была бы привлекательна? Красота и привлекательность почти синонимы. Но мисс Барнетт — исключение. И вообще говоря, удивительная особа. Пожалуй, нечего убиваться, что я поддался импульсу и нанял ее. Пожалуй, она себя оправдает. И в конце концов, — успокоил себя Роджер, поворачивая ручку двери в спальню, — всегда можно ее уволить».
Но уже тогда он отдавал себе отчет: чтобы уволить мисс Барнетт-младшую или использовать угрозу увольнения как оружие против нее — для этого понадобится кто-то очень уж смелый, не ему чета.
Он вошел в спальню.
Собственно, Роджеру совсем незачем было возвращаться в спальню. Возможно, он направился туда, инстинктивно ища общества представителя своего пола после столь волнующей беседы с представительницей пола противоположного. И теперь под вопрошающим взглядом сержанта Эффорда он с трудом нашелся, чем объяснить свое появление.
— Значит, ваши люди здесь уже все закончили, — сказал он, просто чтобы что-то сказать.
— Все, сэр?
— Я хочу сказать, неприкосновенность теперь вовсе не обязательна…
— А… вы про молодую леди. Да, гостиная нам больше не нужна, и шеф распорядился, чтобы я предоставил ее в распоряжение мисс. — Сержант хмыкнул: — Она прямо рвалась начать уборку и не отставала от меня, пока я не связался с шефом и не получил его добро.
Роджер понимающе хмыкнул в ответ.
— Впрочем, спальню и кухню мы пока запрем на ключ, — продолжал сержант. — В кухню я и иду.
— Я с вами, — сказал Роджер.
Продолжая болтать, они вышли в коридор, сержант очень старательно закрыл на ключ и опечатал Дверь спальни, а потом вскрыл и отомкнул дверь в кухню. Там он принялся что-то вымерять, а Роджер слонялся по этой крошечной площади, пока не замер, вдруг посерьезнев, у газовой плиты. Что-то тут было не так.
Сержант, настроенный поболтать, повествовал о том, сколько трудов он потратил в поисках свидетелей, которые видели, как Малыш входил в дом; расспросы отняли уйму драгоценного времени и ни к чему не привели.
— Не то чтобы я на что-то надеялся, — философически резюмировал он, — но все равно следовало всех опросить. Конечно, нечего было и ждать, чтоб Малыш позволил кому-то себя заметить, это на него непохоже.
— А трудно было найти тех людей, которых назвала миссис Бойд, — водопроводчика и прочих? — рассеянно поинтересовался Роджер, размышляя упорно: «Да что же такого необычного в этой плите? Ага, она крохотная и очень легкая, вот оно что».
— Трудно! — фыркнул сержант. — Но мы нашли всех. Во всяком случае, всех, кто может что-то знать. Кстати, мистер Шерингэм, а вы знаете, мы получили подтверждение, что Малыш не мог войти в дом после десяти часов вечера, когда парадную дверь запирают. Тут нам повезло. В тот вечер что-то случилось с замком, заклинило и он не защелкивался. Я про автоматический американский замок говорю, ключ к которому есть у всех жильцов. А на двери есть еще старый тяжелый врезной замок, уже много лет им не пользовались, но у мисс Бойд есть ключ, и она заперла дверь на него. Ей из-за этого пришлось выходить открывать дверь каждому, кто пытался войти после десяти вечера. Так что у нас есть полный список тех, кто возвращался домой между десятью и двенадцатью, позже этого часа уже никто не входил. В этом списке только жильцы. Это сэкономило мне уйму труда.
— А плиту передвигали? — вдруг спросил Роджер. Ну конечно! Какой же он болван!
Сержант помолчал, перестраиваясь на новую тему.
— Передвигали? Нет, сэр. В кухне все стоит на своем месте, ни до чего не дотрагивались.
Роджер посмотрел на плиту, что-то прикидывая, потом — на сержанта.
— Эта плиточка ведь очень маленькая, согласитесь? Вы один вполне могли бы поднять ее, сержант.
Сержант, в свою очередь, прикинул эту плиту на вес.
— Вполне возможно, сэр. А что?
— Подумайте сами, сержант, разве не странно? Плита обвязана веревкой точно посередине и стоит в добрых трех футах от наружной стены. Помню, когда в прошлый раз я увидел ее, то подумал: не могут ли ваши специалисты определить вес человека, повисшего на веревке, обвязанной вокруг этой плиты, по расстоянию, на которое плита сдвинулась под тяжестью этой нагрузки. Видите, она сдвинулась всего на несколько дюймов.
— И что из этого следует, сэр?
— Я повторю еще раз: плита стоит в трех футах от окна. Разве это не странно? В прошлый раз мне не пришло в голову, какая легкая эта плита. Разве не естественней было бы этой плите под тяжестью повисшего тела придвинуться в упор к окну? А?
На глазах Роджера вполне подвижный сержант как-то странно одеревенел.
— Малыш — он и есть Малыш, сэр, легкий как перышко и росточка совсем махонького.
— Прямо-таки невесомый, — сухо констатировал Роджер.
— Кроме того, здесь на подоконнике есть потертость, там, где натянулась веревка.
— Хм! — Роджер осмотрел подоконник. — Да, есть. Но краска тут на краю выглядит так, будто ее терли наждаком, а не веревкой.
