Лилиан Браун - Кот, который читал справа налево

Квиллер обратил внимание на винтовую лестницу:

— Наверху у вас находится другая экспозиция?

— Нет, там размещаются мой офис и мастерская по изготовлению рам. Не хотите ли взглянуть на мою мастерскую? Она может показаться вам интереснее, чем полотна и скульптуры.

Ламбрет провел его мимо хранилища, где полотна крепились в вертикальных ячейках, и затем вверх по лестнице. В мастерской стоял верстак, заваленный всяким хламом; чувствовался устойчивый запах клея или лака.

— Кто делает вам рамы? — спросил Квиллер.

— Очень талантливый мастер. Мы предоставили ему лучшую мастерскую в городе и широкий выбор деревянных планок. — Ламбрет кивнул в сторону планки, лежащей на верстаке: — Вот эта, например, стоит тридцать пять долларов за фут.

Пристальный взгляд Квиллера обратился в направлении примыкавшего к мастерской офиса, из которого доносился какой-то шум. Он изумленно посмотрел на портрет, косо висевший на стене. Балерина в прозрачном голубом одеянии была изображена в момент прерванного движения — и всё это на фоне зелёной листвы.

— Кажется, теперь я начинаю кое-что понимать, — сказал он. — Это мне действительно нравится.

— Я рад за вас. Это полотно Гиротто, как вы видите по надписи.

Квиллер был взволнован.

— Я видел Гиротто вчера в музее. Должно быть, это образец настоящего искусства.

— Так оно и будет, когда полотно будет закончено.

— Вы хотите сказать, что оно ещё не завершено? Ламбрет нетерпеливо вздохнул:

— Здесь только половина картины. Она была повреждена. Боюсь, я не смогу предоставить вам возможность увидеть Гиротто в хорошем состоянии.

Тут Квиллер заметил доску объявлений, сплошь завешанную вырезками из газеты. Он сказал:

— Я вижу, «Дневной прибой» довольно неплохо отзывается о вашей галерее.

— У вас в газете отличная рубрика, посвященная искусству, — сказал Ламбрет. — Маунтклеменс знает об искусстве больше, чем кто-либо другой в городе, не исключая самозваных экспертов, и он обладает таким качеством, как честность, непоколебимая честность.

— Гм, — сказал Квиллер.

— Без всякого сомнения, вы услышите Маунтклеменса, обличающего всех подряд, потому что он избавляется от шарлатанов и поднимает на новую высоту уровень художественного вкуса в городе. Недавно он оказал городу неоценимую услугу, изгнав из музея бывшего директора Фархора. Новое руководство сумеет вдохнуть жизнь в это умирающее учреждение.

— Но разве одновременно с этим музей не потерял аппетитный грант в миллион долларов?

Ламбрет покачал головой:

— Придёт время — будет очередной грант, к тому времени музей заслужит его.

Тут Квиллер в первый раз обратил внимание на руки Ламбрета и черную каемку под ногтями, что отнюдь не соответствовало его утонченной внешности. Корреспондент сказал:

— Я обратил внимание на то, что о работах миссис Ламбрет Маунтклеменс отзывается довольно хорошо.

— Он очень любезен. Многие полагают, что он покровительствует нашей галерее, но ведь мы сотрудничаем только с лучшими художниками.

— Этот парень, который пишет треугольники, он местный художник? Я, возможно, захочу взять у него интервью.

Ламбрет слегка побледнел:

— Достаточно широко известно, что Скрано европеец. В Италии много лет он жил затворником. Полагаю, по политическим мотивам.

— Как вообще вы узнали о нём?

— Маунтклеменс представил нашему вниманию его творчество и связал нас с его представителем в Америке, за что мы испытываем к нему огромную благодарность. На Среднем Западе мы единственные владельцы работ Скрано. — Кашлянув, он прочистил горло и гордо добавил: — Полотна Скрано обладают интеллектуальным мужеством, поразительной чистотой замысла.

— Больше не буду отнимать у вас время, — сказал Квиллер. — Уже почти полдень, а у меня назначена деловая встреча за ленчем.

Квиллер покинул галерею Ламбретов, задавая себе риторические вопросы: «Как можно отличить плохое искусство от хорошего? Почему треугольники заставляют критика одобрительно аплодировать, а парусники — нет? Если Маунтклеменс — такой замечательный критик, как сказал Ламбрет, и если атмосфера в городе в области искусства такая неблагополучная, почему Маунтклеменс продолжает оставаться в таком неблагодарном окружении? Неужели он настолько бескорыстен, как утверждает Ламбрет? Или Маунтклеменс — чудовище, как в этом уверены все остальные?»

И тут возник ещё один, ключевой вопрос, покачивающий своим изогнутым хвостом: «А существует ли на самом деле человек по имени Джордж Бонефилд Маунтклеменс Третий?»

В пресс-клубе, где должен был состояться ленч с Арчи Райкером, Квиллер поинтересовался у бармена:

— Приходил сюда когда-нибудь ведущий рубрики по искусству из «Дневного прибоя»?

Бруно замер, вытирая стакан:

— К сожалению, не приходил. Я бы спустил на него Микки.

— Почему?

— Только за то, — ответил Бруно, — что он настроен против всего человечества. — Бруно доверительно наклонился над стойкой бара: — Я говорю вам, он здесь для того, чтобы погубить всех художников города. Только посмотрите, что он сделал с этим несчастным стариком, дядюшкой Вальдо! А Франц Бахвайтер во вчерашней газете! Единственные художники, к которым он благоволит, связаны с галереей Ламбретов. Можно подумать, что он её владелец.

— Некоторые полагают, что он высококвалифицированный специалист в области искусства.

— Некоторые думают, что низ — это верх, — улыбнулся Бруно. — Вы только дождитесь момента, когда он начнет охоту на вас, мистер Квиллер. Как только он узнает, что вы позарились на его охотничьи угодья… — Бармен взвёл воображаемый курок.

— Кажется, вы неплохо осведомлены о ситуации в городе в области искусства?

— Конечно. Я и сам художник. Я делаю коллажи. Может, как-нибудь взглянете на них и дадите критический отзыв?

— Я получил эту работу всего два дня назад, — объяснил ему Квиллер. — Я даже не знаю, что такое коллаж.

Бруно одарил его покровительственной улыбкой:

— Это — целая область искусства. Я отмачиваю наклейки от бутылок из—под виски, режу их на маленькие кусочки, затем расклеиваю таким образом, чтобы получались портреты президентов. Сейчас я работаю над портретом Ван-Бюрена. У меня будет потрясающая персональная выставка. — Тут выражение лица Бруно изменилось. — Может, вы могли бы помочь мне в её организации? Как вы думаете, Смогли бы вы натянуть несколько верёвок?

Квиллер сказал:

— Не знаю, насколько благосклонным будет отношение к портретам президентов, сделанных из наклеек от бутылок из—под виски, но я попробую разузнать… А теперь как насчёт моего обычного, со льдом?..

— Скоро вы заработаете крапивницу от всех этих томатных соков, — пообещал бармен.

Когда Арчи Райкер появился в баре, он нашёл Квиллера жующим свои усы. Арчи спросил:

— Как прошло утро?

— Отлично, — ответил Квиллер. — Сначала я был слегка сбит с толку, отыскивая разницу между хорошим и плохим искусством, а теперь и вовсе перестал что—либо понимать. — Он сделал большой глоток томатного сока. — Тем не менее я пришел к определенному выводу относительно Джорджа Бонефилда Маунтклеменса Третьего.

— Ну и что же?

— Фикция.

— Что ты имеешь в виду?

— Его не существует. Это легенда, изобретение, концепция, корпорация, прищур издательского глаза.

Арчи сказал:

— Так кто же, по-твоему, пишет все эти заметки, которые мы публикуем?

— Комитет авторов-привидений. Комитет троих. Возможно, мистер Джордж, мистер Бонефилд и мистер Маунтклеменс. Один человек не может быть причиной стольких волнений.

— Просто ты совсем не знаешь, что такое критики, вот и всё. Ты привык иметь дело только с полицейскими и преступниками.

— У меня есть другая теория насчёт этого Маунтклеменса, если тебе не нравится первая.

— Ну и что же на этот раз?

— Это феномен века электроники. Рубрика по искусству ведется компьютером, находящимся в Рочестере, штат Нью-Йорк.

— Что Бруно подсыпал в твой томатный сок? — поинтересовался Арчи.

— Послушай, я хочу тебе кое-что сказать. Я не поверю в существование Джорджа Бонефилда Маунтклеменса Третьего, пока не увижу его собственными глазами.

— Хорошо. Как насчет завтрашнего дня или среды? Его нет в городе, но сегодня он возвращается. Мы договоримся с ним о встрече.

— Назначай на время ленча, и причём здесь. Мы устроимся наверху, там есть скатерти.

Арчи покачал головой:

— Он не придёт в пресс-клуб. Он никогда не появляется в центре города. Возможно, тебе придётся идти к нему домой.

— Ладно, давай так и сделаем, — сказал Квиллер. — Возможно, я последую совету Бруно и возьму напрокат пуленепробиваемый жилет.