Тихая гавань - Андрей Бармин
- Да, ты обещал быть сволочью и подонком, грязная нацистская свинья! - к удивлению лейтенанта Гюнтер позволил ей полностью высказаться, а гестаповец покачал головой.
- Я думал, что ты — необычная, особенная. Но ты, как все.
- Я не как все! - в ее голосе слышалась обида, перемешанная с гневом. - Это они были, как все! Насильники и грубияны!
- Гюнтер, будь добр, достань этот предмет.
Помощник достал из ящика стола прут, которым она убивала офицеров. Зайберт взял его и покрутил перед собой:
- Примитивное приспособление. Твой тупой мозг не смог придумать ничего оригинальнее?
- Я не тупица!
- Конечно, тупица. Вы, поляки, чуть лучше обезьян. Пользоваться предметами научились, а вот сами изготовить ничего не в состоянии.В лучшем случае вот такое дерьмо, - он положил штырь на стол, а Барт подумал, что и таким орудием у нее получалось убивать эффективно. Он находился в растерянности, не понимая, зачем Зайберт разыгрывает этот спектакль.
- Я никогда не поверю, что ты сама решилась на убийства. Кто тебе приказывал?
- Я не хочу в десятый раз повторять, что никто, - держалась она неплохо.
- Скажи, а ты хотела бы стать матерью? Родить ребенка, носить малыша на руках? - голос гестаповца даже стал мягче при упоминании детей. Она затрясла головой:
- Не знаю.
- А вот у троих из них, - рука Зайберта показала на фотографии, - остались дети. Дети. Которым нужны отцы, а отцов у них забрала ты.
- Они не думали про детей, когда хотели завалить меня в постель.
- У всех есть слабости, у всех людей, - уточнил он и подошел к столу. Зажег спиртовку и спросил у Барта. - Еще кофе, лейтенант?
Барт посмотрел на свою чашку и осознал, что сделал всего один глоток, что было просто невероятно для такого любителя.
- Пожалуй, немного позже.
- Гюнтер?
- Я тоже откажусь, герр Зайберт.
- Ну вот, - в его голосе прозвучала разочарование, - только зря старался. Но вскипячу воду, вдруг кто захочет. Кстати, Барт, вы делаете большую ошибку, когда варите кофе в кипятке. Вода не должна кипеть. Либо до кипения, либо чуть позже. Этот трюк делает вкус более насыщенным.
- Благодарю за совет. Я пойду пока к себе, сейчас приедет Шульц, и мы будем работать с рапортами.
- Успеете, теперь уже торопиться некуда. Составьте мне компанию. Гюнтер мой преданный друг, но мы с ним как родные братья, уже все знаем наперед, даже мыслим одинаково, а вы можете подкинуть какие-то новые вопросы, идеи.
По его тону лейтенант понял, что лучше не уходить. Хотя его нахождение здесь начало тяготить: Барт прекрасно понимал, что будет происходить дальше. Понимала это и Татьяна, решившая оскорблениями предотвратить грядущее:
- Сука , мразь, тварь, сын свиньи и шлюхи.
- И еще четыреста восемьдесят четыре эпитета, - усмехнулся гестаповец, - мы с Гюнтером как-то две недели записывали все ругательства в наш адрес на нескольких языках. Получилось почти полтысячи. Но только пара десятков оригинальные и небанальные.
- Чтоб ты сдох в мучениях.
- Всему свое время, - Зайберт кивнул Гюнтеру, и тот достал из чемоданчика молоток. Небольшой аккуратный инструмент казался крохотным в руках такого крупного мужчины как оберштурмбанфюрер.
- Иногда боль заставляет людей, подчеркиваю, людей переосмыслить свое поведение, - гестаповец присел на корточки перед Татьяной , взял ее ногу левой рукой. Она попыталась дернуться, но он ухватился крепко, да и веревки были примотаны как нужно. Резкий взмах, и молоток ударил ей по пальцам правой ноги. От пронзительного визга у Барта зазвенело в ушах. Это был отвратительный крик. Но Зайберт сделал еще два взмаха, и визг перешел на новый уровень. Гестаповец поднялся и подошел к патефону.
- Так будет лучше. У тебя не очень приятный голос.
Заиграла мелодия, но она не могла заглушить вопли Татьяны. Барт отвернулся. Он недоумевал, почему она оставалась в сознании. Или у женщин настолько высокий болевой порог, что они могут вытерпеть такую боль?
- Гюнтер, друг мой, заткни ее пока.
В рот визжащей польки гестаповец сунул тряпку, и визг превратился в невнятное шипение.
- Герр Зайберт, вам не кажется, что это лишнее?
- Лишнее? Почему же?
- Мы ведь все равно ее казним.
- Казним. Согласен, но она забрала жизни у стольких молодых парней, которые выжили на фронте. Ее путь к смерти не должен быть простым. Или вы считаете иначе?
- Нет, - внезапно даже для себя выпалил лейтенант. Хотя за секунду перед этим он хотел сказать совсем другое.
- Вот, я об этом и веду речь. Возмездие, мы творим возмездие. Мне доставляет мало удовольствия делать все эти вещи, но возмездие должно быть хоть немного сообразным совершенным преступлениям. Мы же не сможем казнить ее несколько раз.
В том, что Зайберт не испытывает удовольствия от пыток, Барт сильно сомневался, но на лице гестаповца не было и тени улыбки, даже красноватые глаза светились сожалением.
- Кто-то должен делать и такую работу. Она грязная, неприятная и мерзкая, но необходимая. Вам нравится эта увертюра? Это "Эгмонт" Бетховена.
- Не понял пока, - честно ответил Барт. Музыка сейчас была для него просто шумом.
- Значит, не нравится, - заключил гестаповец и повернулся к Татьяне. - А тебе?
Она молчала, но не сводила взгляда с его рук. Зайберт положил молоток рядом с прутом.
- И тебе не нравится. Жаль. Но это понятно: не самое популярное произведение. Если я вытащу кляп, то ты расскажешь мне, кто отдавал приказы? Если скажешь, то все закончится относительно быстро, если нет, то я буду продолжать.
Она помотала головой. Зайберт пожал плечами и поднес прут к пламени горелки. Барт облизнул пересохшие губы и перевел взгляд на окно. Гестаповец примерно с минуту подержал кончик штыря в огне и ткнул им в колено полячки. Запах горелой кожи тут же донесся до лейтенанта, и он проклял свой чувствительный нос. Сквозь кляп все равно раздался протяжный стон. Даже связанная и с разбитой правой ногой она как-то умудрилась оттолкнуться от пола и попыталась вскочить, но Гюнтер придавил ее шею и усадил на место, высказав даже некоторое восхищение:
- Крепкая сучка, еще ни разу в обморок не ушла.
- Это все твое зелье, мой друг.
Скорее всего ей
