Загадка двух жертв - Андрей Анатольевич Посняков
От Тянска до Озерска – около шестидесяти километров по грунтовой дороге. Женька проехала их за час, лихо обгоняя грузовики и лесовозы – не глотать же за ними пыль! Даже по грунтовке «Вятка» легко шла девяносто, тем более ее красотка-хозяйка большим весом не отличалась.
Дома колбасе обрадовались, сразу же и пожарили, тем более к вечеру дело шло, мама с работы пришла, а вот отец, как всегда, задерживался.
«Что такое Манже-ро-ок!» – задорно пела Эдита Пьеха с пластинки.
Все же не зря купила…
На место практики Колесникова явилась уже назавтра, с утра. Денек выдался хороший – погожий, солнечный. А вот платье пришлось замочить в тазу, потерев хозяйственным мылом, – вчерашняя езда по пыльной грунтовке даром не прошла! Что же оставалось надеть? А то, что было! Старенькая белая юбочка вполне впору пришлась, ну разве чуть-чуть тесновата, да и длина… Выросла за последнее время Женечка, вытянулась! А впрочем, что длина? Ну, мини и мини – в Ленинграде уже давнего так все ходят, что такого-то? Они вон с девчонками как-то по утрам бегать затеяли, между прочим в спортивных трусах-шортиках, так и то никто из прохожих и слова не сказал, хотя все мужчины оглядывались. Ну, тут вам не Ленинград, провинция – в шортах уж слишком… А вот в юбочке-то – отчего ж нет?
К юбочке Женька надела светло-голубую нейлоновую блузку с короткими рукавами. Подарок сестры, она и теперь выглядела как новая, все ж таки нейлон, не какой-нибудь вам ситец! Голубые гольфы, туфельки на низком каблуке… Собралась! Выкатила за калитку «Вятку»… Запустила двигатель, понеслась – только пыль позади закружилась!
А бабуси на углу, у колодца, глазастые! Сразу все приметили, заценили…
– От ить бесстыдница! В этакой юбке-то! Срам!
– Срам, срам, Егоровна! Вот в наши-то времена тятенька вожжами бы отстегал… Ужо бы попомнила!
– Ишо и волоса распустила! Ишь!
– Егоровна… Это ль не Колесникова ли Сашки дочка да-ак?
«Понаехавшие» из дальних деревень бабуси так вот и строили фразы – с ударением на последнее слово, так что было непонятно – то ли соглашаются, то ли спрашивают.
– Дак Колесникова и есть!
– Ой, Сашка, Сашка! Проглядел дочку-то.
– А неча в Ленинграды всякие отпускать! Шла бы на ферму.
– О-ой, на фермах-то нонче таки курвищи – ого-го!
– Много воли нынче молодежи дали, вот что! Ране-то так не ходили да-ак! Боялись!
– И правильно, Егоровна! Как еж без страха-то?
– Ой, бабы, что я вам скажу! Слыхали, на реке девку убили молодую? А допреж того – снасильничали да пытали! На спине звезду красную вырезали! Мне кума намедни рассказывала. Она, кума-то, в Погорельце живет. Говорит, милиция приезжала. По станции ходили, расспрашивали…
– И я что-то такое слышала! Ох, страсти-то какие! Неужто опять банды немецкие завелись? Это что же, теперича и за ягодами в лес не пойти?
– И куда только милиция смотрит?
– Э-э, в старые-то бы времена-а-а…
– Дак правда и есть! Сталина на них нету!
На произведенный ее проездом фурор Женька не обратила никакого внимания – просто не заметила, пролетела мимо. Свернув на центральную Советскую улицу, единственную асфальтированную, уже минут через пять подкатила к милиции, размещавшейся в приземистом одноэтажном здании барачного типа, обшитом досками и выкрашенном в веселенький ярко-зеленый цвет.
У милицейского крыльца стоял бирюзовый «газик», а вот мотоцикла что-то видно не было. Значит, не было и участкового – куда-то укатил.
Жаль. Участковый уполномоченный Дорожкин уже год как был женат на лучшей Женькиной подружке и бывшей однокласснице Мезенцевой Кате. Старший брат Катерины, Максим, с недавних пор тоже работал в милиции, только форму носил редко, потому что уголовному розыску не положено, это уж Женька знала.
Максим ей нравился аж с седьмого класса. Потом, правда, появился некий Тынис, симпатичный эстонец из этнографической экспедиции Тартуского университета. Они сюда приезжали частенько, почти каждое лето, – исследовали жизнь и быт местных угро-финнов – вепсов, в просторечии именуемых чухарями. Жившие в дальних деревнях, эти самые вепсы-чухари и русского языка-то толком не знали, говорили по-своему, по-фински, а еще в большинстве своем придерживались старообрядческой веры и сильно не жаловали чужих. Впрочем, то дальние. Ближние давно уже ассимилировались и язык свой почти не помнили, а их дети – так и вообще не знали. В паспортах – у кого таковые имелись – все значились русскими. Таково было указание властей…
В дежурке за оперативной стойкой с телефонами сидел Мезенцев в форменной голубой рубашке с погонами старшего сержанта и что-то писал в большой толстой книге. Позади него, у окна, два милиционера – усач и парень – играли в шахматы.
– А я вот – конем!
– А я – слоником! Шах, однако!
– Здрасте… Ой, Макс! – увидев старого знакомого, улыбнулась Женька. – Первый раз тебя в форме вижу!
– Дежурный у нас в отпуске, вот и замещаю, – захлопнув гроссбух, пробурчал Мезенцев. Впрочем, все же улыбнулся: – Рад видеть! Давно приехала?
– Вечером, вчера… Не знаешь, к Катерине когда можно зайти?
– Да когда хочешь. Светка, тьфу-тьфу, не болеет… Насколько знаю, Катька ее обычно часиков в десять в коляске выгуливает. Ты так и подходи – вместе и погуляете.
– Ага… если смогу… – Девушка хлопнула ресницами.
– А чего не сможешь-то? – удивился Макс. – У тебя ж каникулы – так?
– Так, да не так! – Колесникова со всей серьезностью сдвинула брови. – На практику я. К вам.
– К на-ам? Так тебе тогда к начальнику надо. Ревякин сейчас за него. Игнат Степанович.
– Знаю.
– Третий кабинет направо, – привстав, на всякий случай подсказал Максим.
Женька улыбнулась:
– Спасибо! Ну, я пойду тогда.
Глянув вслед девушке, Мезенцев испытал смешанные чувства. Они ведь дружили когда-то, переписывались, когда Макс служил в Венгрии, целых три года переписывались! А потом… потом все как-то не заладилось, что ли… Нет, они не поссорились, просто Максим, возвращаясь из армии, случайно встретил знакомую девушку из параллельного класса, с ней и закрутил – как-то само собой так вышло. И с Женькой тогда держался стеснительно-холодно, по-деловому. Вот ведь дурак… наверное… И с девчонкой той, Верой, тоже вышло как-то не очень… не по вине Максима, да, но они расстались…
– Макс, река на Восточно-Европейской равнине из пяти букв? – Дежурные милиционеры с шахмат перекинулись на кроссворды.
– Не знаю… Дунай, наверное… – Мезенцев все думал о Женьке…
Если она на практику – как с ней держаться-то? Все ж стеснялся, варнаком не был… Ведь выходит, тогда, с Веркой-то, он ей изменил… Так, а с Женей-то